Открытый кузов автомашины, которая привыкла доставлять солдат МВД в «горячие точки», на короткое время стала пассажирским салоном для пёстрой толпы будущих гардемаринов. Извилистые улицы Подола сменились просторным проспектом в районе окраинных новостроек. За будущими спальными кварталами последовало приличное шоссе, ведущее куда-то в сторону Житомира.
Минут через сорок возникла оригинально оформленная автобусная остановка с заметной издалека надписью «Водогон». Это сооружение, стилизованное под украинскую хату-мазанку с соломенной крышей, и стало тем самым приметным ориентиром для съезда с автострады на узкую асфальтированную дорогу. Замелькали стволы мачтовых сосен с высокими густыми кронами. По обонянию ударил вкусный, тёплый и густой хвойный аромат.
Общий вид хорошо ухоженной и обжитой территории ностальгически навеял воспоминания о любимом пионерлагере под Лебедином. Только и разница, что стоящие рядами большие армейские палатки вместо небольших уютных летних домиков. Спутников сержанта тоже потянуло на мысли о своём безоблачном детстве. А как ещё, извольте, толковать их реплики, посыпавшиеся, словно из рога изобилия.
— Ой, смотрите, столовка совсем как в моём пионерском лагере под Читой! Правда, там запахи были посимпатичнее.
— А умывальник, какой большой, человек на сорок! В этих корытах под кранами можно напоить целое стадо коров.
— Летняя эстрада могла бы быть и получше. И гримёрки нет, и скамейки какие-то убогие. Хуже деревенского клуба, совсем милиционеры себя не уважают.
— Глядите, какая странная улица из щитовых деревянных домиков. Надо полагать в них будут обитать местные феи, а гномы в матросских робах станут по ночам выползать из своих палаток и ходить к ним в гости.
— Какие необычные навесы над длинными столами! Такое ощущение, что это школьные классы без стен.
— Мужики, пойдёмте, я покажу вам большую и широкую аллею для построения пионерской линейки. А какая там шикарная трибуна!
— Во даёт! Где ты видишь пионерскую линейку, это же плац для общего построения.
— Слушайте, а где у них отхожее место, или нам придётся бегать в лес за кусты? – резвился Доронин. – Кстати, не мешало бы поскорее отыскать этот уголок задумчивости, а то организм напоминает о потребностях.
— Интересно, как мы будем спать, на голых нарах, что ли? В палатках только тумбочки и нет никаких матрасов, не говоря уже о постельном белье. Даже зэкам положены одеяла.
— Значит, нас уравняли в правах с заключёнными концлагерей.
Вдоволь насытившись ограниченными запасами остроумия, народ кучками и поодиночке разбрёлся по просторной территории. Неизвестность перестала угнетать. Навалилось безразличие и усталость от впечатлений прошедшего дня. Сержанта совершенно не волновало отсутствие простыней, наволочек и подушек. Хотелось только есть и спать. Словно в угоду его мыслям столовая начала издавать знакомую комбинацию казённых запахов жареной рыбы и гречневой каши.
Внезапно начал проявлять признаки жизни единственный на весь лагерь динамик, висящий на столбе около трибуны. Сначала он странно загудел, потом затрещал. Треск завершился резким щелчком и гнусаво произнесёнными словами: «один, два, три». Эта цифровая шарада, сопровождаемая французским прононсом, повторилась несколько раз. Само собой разумеется, к динамику потянулись все любопытствующие, желая узнать нечто новенькое. Рупор слегка удовлетворил информационный голод абитуриентов внятной и короткой командой на всеобщее построение.
Появившийся ниоткуда мичман без особого труда соорудил из будущих офицеров вполне сносное подобие строя. На трибуне появился человек с погонами капитана 2 ранга.
— Здравствуйте, товарищи абитуриенты!
Воинская масса, вышколенная предыдущей воинской службой, довольно прилично отреагировала на обращение старшего по званию.
— Неплохо для начала, но до идеала ещё очень далеко. Будем работать над качеством. А теперь позвольте представиться: «Я – начальник строевого отдела училища. Временно на период вашего нахождения на этой территории, буду исполнять обязанности коменданта лагеря. Мою фамилию запомнить несложно – Чайка. Станете лейтенантами, сможете называть меня Виктором Петровичем.
Теперь о наших бренных дела. Нам отведено два дня на обустройство и организацию службы. Завтра и послезавтра прибывают все военнослужащие, вызванные из флотов для подготовки и сдачи экзаменов. Распорядок дня вам объявят на утреннем построении. После ужина получите на складе постельные принадлежности. По палаткам вас распределит мичман. Приятного аппетита!».
Усталость словно сняло рукой. Ужин показался ресторанным изыском. Возня с матрасами, подушками и простынями превратилась в увлекательную игру. Создание некого подобия бытового уюта сопровождалось весёлым гомоном, шутками и смехом.
После вечерней поверки и отбоя всеобщее возбуждение резко пошло на убыль. Отойдя ко сну, лагерь на некоторое время затих, затем начал постепенно оживлять местную тишину дружным посапыванием, перерастающим в неслабый хоровой храп.
Сержанту не спалось. Одолевали мысли. Прежде всего, страшили предстоящие экзамены. А учёба? Неизвестно, какие сюрпризы может принести изучение различных морских дисциплин. И вообще, всё происходящее казалось какой-то авантюрой, дурным сном. Зачем нужно было рушить привычный уклад поиском казавшейся несбыточной мечты? Ведь до дембеля оставалось всего четыре месяца. Друзья в письмах сообщали, что в Солигорске его ждала должность заместителя секретаря комитета комсомола Всесоюзной ударной комсомольской стройки. Продолжение учёбы на третьем курсе вечернего факультета Минского политехнического института также никто не отменял.
А разве можно забыть родную бригаду строителей-монтажников? Ребята постоянно помнили о своём товарище, проходящем службу в далёком заполярном Североморске. Это ведь они присылали ему премиальные за сданные объекты, продолжая считать его членом своего дружного коллектива. Никогда не забудется такая необычная забота, подкреплённая письмами бригадира и друзей-строителей. Разве можно променять всё это на неизвестность, на упрямое желание стать морским офицером?
С этим известным гамлетовским вопросом «быть или не быть…» сержант погрузился в глубокий сон.
Ароматы леса и утренняя прохлада затолкали ночные сомнения в дальние уголки памяти. Да и привычные для солдатского организма зарядка с водными процедурами заставили на время забыть возникшие терзания и воспоминания о гражданской жизни.
Утреннее построение было более выразительным по числу его участников. Комендант лагеря представил публике заместителя командира учебного батальона капитана 2 ранга Жукова и двух офицеров, которые будут командовать ротами. Были озвучены распорядок дня на ближайшие два дня и график учебных занятий по подготовке к сдаче вступительных экзаменов.
Сказал пару слов и замполит батальона. Он, как истинный комиссар, поинтересовался наличием коммунистов среди поступающих, объяснив последним порядок постановки на временный партучёт. Обладателем красных партийных книжечек был адресован и его призыв стать образцом дисциплины и порядка. Тем неожиданнее оказалось завершение его речи:
— Товарищ сержант, — обратился Жуков к зелёному пятну на фоне синих рабочих роб с гюйсами, — я попрошу вас после завтрака зайти ко мне в штабной домик.
То, что обращение касалось нашего знакомого, не подлежало сомнению. Других сержантов в строю не было. Ребята с удивлением и как-то подозрительно покосились на сотоварища. Виновник повышенного интереса к своей персоне со стороны высокого начальства, в отличие от коллег, догадался, в чём причина. По-видимому, и дежурный по училищу, и начмед успели уведомить замполита о наличии среди абитуры массовика-затейника.
Жуков приятно поразил насторожившегося от дурных предчувствий сержанта своей манерой неспешной речи. Минут через пять он уже казался своим человеком. Невольно захотелось открыть душу тому, кто так внимательно, по-отечески интересовался прошлой жизнью сидящего перед ним молодого человека. Вот тут и всплыли те самые ночные переживания.
— Если вы не будете возражать, я перейду на «ты». По возрасту я гожусь, Александр, тебе в отцы. – капитан 2 ранга постучал пальцами по столу, словно собираясь с мыслями. Глядя в окно, он какое-то время молчал. – Я тебя понимаю. Гражданская карьера может оказаться очень даже перспективной. Ты же, насколько мне известно, член партии.
— Да, приняли два месяца тому назад.
— Ну, вот видишь, я, видимо, правильно оцениваю твоё будущее на «гражданке». Но как быть с твоей мечтой о морской службе? Сам же говоришь о своём желании стать морским офицером. Буду откровенен, здесь я не смогу нарисовать таких радужных горизонтов. Служба сама по себе дело сложное, а уж корабельная… Тут тебе и личный состав, и техника, и различное вооружение. Да ещё неизвестно, как твой организм реагирует на качку? Знаешь, скольким способным офицерам пришлось списаться на берег по причине слабого вестибулярного аппарата?
Жуков снова задумался. Сержанту показалось, что заданный с какой-то особой грустью вопрос, имеет непосредственное отношение к сидящему перед ним «морскому волку».
— Мне кажется, у тебя есть приличные шансы стать отличным курсантом, а уж дальнейшая служба будет целиком зависеть только от тебя самого.
— Но для этого ещё нужно поступить в училище.
— Это уже не твоя забота. В учебном отделе учли результаты учёбы в политехническом институте. Безусловно, сыграла роль и медаль с пятёрочным аттестатом. Поэтому тебя приняли без сдачи экзаменов. Это им, — Жуков кивнул головой в сторону окна, — предстоит сначала восстановление знаний, а потом и проверка их усвоения. А ты уже зачислен и тебе волноваться нечего.
Передать словами чувства, испытанные сержантом после этих слов, наверняка не взялся бы ни один психолог. Комбинация получилась архисложной: от, наверное, удивления и даже разочарования, до невероятного восторга. Ну что же, значит, так тому и быть! Хотел стать моряком – получай! Что до прошлой жизни, то оставалась надежда на понимание, как со стороны родителей, так и друзей-строителей. Верилось, что они поймут своего романтика.
— Не знаю даже, как вас благодарить, товарищ капитан 2 ранга! Просто не могу поверить! Удивительно, без экзаменационной нервотрёпки!
— Я тут совершенно не при делах. Повторяю, это только твои личные заслуги: что школьная медаль, что оценки в институтской зачётке. Именно эти достижения и вселяют в меня уверенность в твоей успешной учёбе в училище. Меня заботят совсем другие дела. Скажу честно, ты, Александр, мне очень нужен как худрук для организации художественной самодеятельности. В училище уже завершают ремонт актового зала, есть и начальник клуба. Но капитан Ткаченко слишком далёк от личного состава. Он, если и сможет тебе помочь, так это только организацией репетиций.
— Товарищ капитан 2 ранга, но я ещё никого не знаю, да и полномочий у меня нет. И, самое главное, найду я, к примеру, хорошего музыканта или исполнителя, а он провалит вступительные экзамены.
— Ты сначала найди и сообщи о таком самородке мне. Не волнуйся, вопрос поступления мы как-нибудь уладим. Теперь о полномочиях. Мы тут с комендантом маленько помараковали и пришли к выводу, что лагерь без горниста – не лагерь. В наличии имеется хорошая труба, а роль её обладателя мы решили поручить тебе. Ты же сам рассказывал о своём участии в духовом оркестре, тебе и карты в руки. Горнист – единица штатная, освобождённая от всех дежурств и нарядов. Времени на знакомство с абитуриентами у тебя будет более чем достаточно.
— Простите, товарищ капитан 2 ранга, за назойливость, но что и когда я должен дудеть?
— Это тебе Чайка объяснит. Я так разумею, что сигналами обозначается побудка, отбой, все виды сборов и построений и, что само собой разумеется, завтрак, обед и ужин. Поди как просто. А теперь вернёмся к твоей фразе: «Я никого не знаю». Постыдился бы такие вещи говорить, а ещё бывший начальник клуба. Вот придёшь после училища на корабль заместителем командира по политчасти и, что там тоже будешь жаловаться на незнание личного состава. Иди и приступай к исполнению своих обязанностей.
Первый блин вышел комом. Услышать звуки трубы, приглашавшие абитуриентов на обед, удалось не многим. Скорее всего, помешала неразбериха по случаю прибытия очередной партии кандидатов в курсанты. Комендант тут же проанализировал неудачу и распорядился дудеть в микрофон в помещении радиорубки.
— Будете на первых порах и горнистом и диктором. Вот когда народ привыкнет к такой комбинации и станет разбираться в звуковых командах, тогда речёвки и уберём, — поучал сержанта Чайка. — И давайте условимся заранее: никакой самодеятельности, отлучаться из лагеря можете только после моего разрешения. Будете находиться всё время где-то поблизости. Одним словом, станете моим помощником.
— Вот это карьера, — съехидничал Крыгин, когда друзья собрались в палате после обеда. – Помощник коменданта лагеря, о таком можно только мечтать. Может тебя, Александр, уже и в музыканты приняли? Замолвил бы там наверху и за нас словечко.
Доронин и Новосёлов ехидно засмеялись.
— Курсантом, друзья мои, я стану только вместе с вами, когда сменяю своё хэбэ на форменку с гюйсом. А «хлебу» моему ты, Женя, не завидуй. Я ещё и сам не разобрался, в какой хомут меня запрягли. Чайка, дядька серьёзный, и, думаю, быть у него адъютантом – то ещё удовольствие.
Сержант решил пока не говорить товарищам о своём зачислении. Мешало чувство неловкости, да и не хотелось отделять себя от ребят, к которым успел привыкнуть за это короткое время.
— У меня, братцы, есть для вас приятная новость. Вам же интересно узнать, зачем меня вызывал к себе зам. комбата. Мне поручено организовать художественную самодеятельность.
— Ну, это по части Крыгина. Тебе, Саша, он подойдёт как никто другой. Оркестровый ударник всегда пригодится. А нам с Лёшкой в самодеятельности делать нечего, талантами не отмечены.
— Тут, товарищи абитуриенты, есть одно прелюбопытное обстоятельство, — хитро прищурился сержант. – Жуков меня заверил, что в случае обнаружения достойных молодых дарований, он будет персонально хлопотать за их зачисление, независимо от результатов экзаменов.
— Я в школьном хоре принимал участие. Учитель музыки сказал, что у меня есть слух, — с робкой надеждой выдал солидную порцию слов Новосёлов.
За ним последовали воспоминания Доронина.
— Меня больше тянуло на танцы, скорее всего из-за девочек. У нас в речном училище был какой-то танцевальный кружок, и я с удовольствием ходил на его занятия. Наша «Кадриль» на ярославском городском смотре даже грамоту получила.
— Ваши шансы на поступление растут на глазах, — заулыбался сержант. – Надеюсь на вашу помощь в поиске самородков.
Жизнь сержанта приобрела более глубокое напыление. Простые обязанности горниста серьёзно отягощали необходимостью широкого общения со всеми обитателями лагеря. Короткие ознакомительные беседы с абитуриентами и беглое анкетирование результатами не баловали. От него чаще всего отмахивались, как от назойливой мухи. На ум пришла проверенная опытом идея повесить объявление о проведении набора и прослушивания потенциальных участников художественной самодеятельности.
Понадобилась помощь Жукова. Тот, как старший по лагерю, попросил заведующего клубом организовать в свободные от учёбы и работы часы просмотр всех желающих продемонстрировать свои таланты.
Необычное для войскового летнего лагеря словосочетание «учёба и работа» требует пояснения. Дело в том, что подзабывших, а то и вовсе непомнящих свои школьные занятия служивых людей нужно было снова накачивать премудростями истории, математики и русского языка. Учебные классы под летними навесами эксплуатировались в две смены. Первая до обеда грызла гранит науки, а после сытного флотского пайка вгрызалась в горы мусора на территории училища. Вторая смена проходила всё это в обратном порядке. По причине физической и умственной усталости желающих резвиться после ужина оказалось ничтожно мало. Обнаружение нескольких способных исполнителей на хороший артистический улов никак не тянуло.
— Саша, у меня для тебя есть добрая новость. Я нашёл парня, который играет на контрабасе, — радостно заявил Доронин во время вечернего приёма пищи. – Я тебя с ним после ужина познакомлю.
Высокий, худощавый матрос сидел на скамейке около крайней в длинном ряду палаток и играл на гитаре какую-то знакомую мелодию из репертуара невероятно популярной английской группы «Битлз». При этом он с видимым наслаждением ощущал себя одним из солистов знаменитой группы. С английским сержант был знаком на уровне обычной средней школы. Но даже такая глубина познания языка великого Шекспира позволила усомниться в правильности произношения воспроизводимого текста песни.
Познакомились, разговорились, обнаружили ограниченное количество общих интересов, чем и понравились друг другу. Витя Степанов обучался игре на контрабасе в Ленинграде, что не мешало ему любить гитару. И вообще он воспринимал гитарные вокально-инструментальные ансамбли (ВИА) как вершину эстрадного искусства. Сержант имел на сей счёт абсолютно противоположное мнение, считая гитарную музыку архаичной. Сумасшедшая любовь Степанова к «Битлам» стала вполне понятной. Но и тут их разделило полное неприятие сержантом буржуазного гитарного бряцания ливерпульских пацанов из подворотни. Сблизили их только схожие житейские пути-дороги. Витя слесарил на Кировском заводе, обучаясь на вечернем факультете ленинградского политеха. Да и морским офицером Степанов мечтал стать ещё в детском садике.
— Есть у меня на примете нормальный трубач, — сообщил новоявленный приятель, среагировав на намерение сержанта создать небольшой эстрадный ансамбль. – Он, как и я, служил на Балтике. Не берусь судить, как он владеет инструментом, но из его рассказов я понял, что школа у него есть. Пойдём я тебе его покажу. Возьми на всякий случай свою трубу.
Местом для проверки способностей шустрого паренька с хитроватым прищуром непоседливых глаз послужила радиорубка с выключенным микрофоном. Неплохой звук, беглая работа пальцев и умение читать ноты укрепили уверенность сержанта в достойной находке.
— Я понял, Саня, что я тебе подхожу. Ты же сам сказал, что тебе нужен трубач. Итак, что мы имеем в активе. Ты, как я понял, пианист. Степанов — контрабас. Уже трио! Ещё бы ударника найти, и получится квартет.
— Ударник есть. Это Женя Крыгин из местной учебки.
— Вот и прекрасно. Меня тоже кличут Евгением, да и фамилия самая что ни на есть русская — Чичёв. Эх, добавить бы нам саксофончик, совсем получилось бы замечательно. Можем даже какую-нибудь джазовую вещицу разучить. Например, «Караван» Дюка Эленгтона, — и будущий трубач училищного ансамбля начал играть вступительное соло знаменитой на весь мир мелодии. Радиорубка затихла, словно расширяя пространство для мягких, нежных, напевных звуков трубы.
— Чёрт возьми, это же готовый номер! Я много раз играл эту пьесу со своим оркестром в Североморске и на выездных концертах. Витя, ты как, партию контрабаса потянешь?
— Потянуть-то я смогу, только где взять контрабас?
— У нас в клубе учебки стоит, на нём некому играть, подал голос приглашённый на знакомство с трубачом Доронин. Между прочим, там же находится и ударная установка. Она для Крыгина словно родная, он много раз на ней играл.
Николая бросились обнимать и хлопать по спине с таким энтузиазмом, словно он принёс весть об избавлении от вселенской катастрофы.
Распространённая друзьями сержанта информация о возможности стать курсантом даже в случае провала на вступительных экзаменах оказалась эффективнее призыва на лагерном щите для объявлений. Набор в самодеятельность превратился в приятное времяпровождение. Публика без всякого принуждения принялась демонстрировать скрытые от внешнего мира внутренние резервы. А они оказались очень даже прелюбопытными. Способностей было с избытком, желания ещё больше, а список нужных талантов расширялся очень слабо.
— Товарищ капитан 2 ранга, вот фамилии более или менее подходящих кандидатов для участия в нашей художественной самодеятельности.
— Зачем мне этот список? Ты, Александр, должен мыслить масштабнее. Организуй для начала концерт из отобранных артистов, вот мы и посмотрим, кто во что горазд. Говоришь нужно попросить в учебке контрабас и ударную установку? Считай, что они уже здесь. Я, кстати, дал команду, чтобы в лагерь привезли пианино из клуба училища. Нам обещали вместо него установить новый рояль. Будет тебе, на чём играть.
— Было бы неплохо определиться с датой концерта, товарищ капитан 2 ранга. Хотелось бы знать, какое время отведено на подготовку? Простите, у меня есть ещё одна просьба. Нельзя ли всех перечисленных в списке перевести в первую учебную смену и освободить от строительных работ в училище?
— С переводом и освобождением от работ ничего не получится. Строители и так срывают нам начало учебного года. Они только начали разбирать и перестраивать жилой дом, который находится на территории училища. Там будет спальный корпус. Как видишь, рабочие руки на вес золота. Что касается даты концерта, давай подумаем. Вступительные экзамены начинаются через три недели, вот накануне, в воскресенье мы и выдадим подбадривающие зрелища. Не всё же фильмы смотреть по выходным. Для репетиций в твоём распоряжении летняя эстрада, а на случай непогоды – самый дальний щитовой домик.
