В одном северном морском городе, на самом-самом его краю, там, где у набережной морские волны сердито теребят камни у кромки осушки, старательно вылизывают крупный песок, стояла старая-старая подводная лодка.
Сквозь прищуренные бойницы иллюминаторов на ограждении рубки, она внимательно глядела вдаль у берега самого-самого длинного морского залива в Заполярье.
По правилам давно минувших лет, она окрашена в зеленовато серый, а моряки еще говорят – в шаровый, и не цвет, а колер. Это так у боцманов оттенки цвета называются. Помимо всех других своих важных обязанностей, они главные организаторы и режиссеры грамотной корабельной покраски.
А лодка-то была особенная. Она давно уже не была боевой и просто не могла ни выйти в море, ни, тем более, вступить в бой с врагом…
Но она, мало того, что действительно она была героическая! И в этой характеристике – ни грамма натяжки! На ней служили и сражались моряки-герои, североморцы, защищавшие нашу огромную страну – Советский Союз. И даже не просто памятник – каких много, но еще и лодка-музей, мемориал – то есть место живой памяти. Старая лодка действительно делала важную работу.
Подводная лодка стояла курсом на Север, как огромная стрелка компаса. Где-то там, за грядой сопок, за горизонтом, лежит Северный Ледовитый океан, а еще дальше — тот самый Северный полюс. Если подумать, то не так, собственно, до него далеко, но человек добрался до него всего каких-то сто лет назад.
Субмарина стояла на бетонном постаменте, а ее острый режущий нос, от самого форштевня и почти до ограждения рубки нависал над урезом воды.
И иногда, когда ветер гнал на берег короткие волны, под ним плескались морские воды с радужными разводами, в клочках белой пены, иногда до ее днища даже долетали брызги соленой, как кровь, морской воды.
Все господствующие в нашем беспокойном краю ветра дули с Арктики ей прямо в лицо – если бы оно, это самое лицо, у нее было. Но, как и у всех лодок, у нее было только ограждение рубки, его носовая часть. А там были хищные прорези-бойницы, иллюминаторы. Если чуть фантазии – как на личине богатырского шлема древнего могучего воина.
Впрочем, у нас, на Северах, говорят, что край наш такой, что куда бы ты не шел – ветер будет в лицо, и зовут его в шутку, часто не «Нордовый» а, насмешливо, «мордовый». Вот такие у нас словесно –климатические особенности!
К старой лодке часто приходили люди. Особенно – в праздники, да и просто так, в хорошую погоду к набережной шли жители морского города, и подходили к ней, заходили поглядеть на экспозицию в ее отсеках. Приходили и моряки кораблей. Они были совершенно другие, чем ее экипаж и в то же время очень похожие. Приходили морские кадеты, мальчишки влюбленные в море, школьники. Они вполне могли бы быть правнуками, а то и праправнуками ее краснофлотцев или моряков с ее лодок-соратников по войне, которые без вести сгинули в холодных зеленых глубинах.
Что ж, вот за этих людей, и за тех, кто еще и не родился, моряки ее экипажа, их боевые товарищи, сражались в ту Великую войну. Она чувствовала, что они на минуточку пытались представить себя на месте моряков ее экипажа, идущего на врага в кипящем от взрывов море. И она этим гордилась
Сейчас у старой подлодки были гости, которых она давно знала — пожилой отставной моряк и его маленький внук. Моряк постоянно вертел в руках дорогую, хорошо обкуренную пустую трубку. Повернувшись к заливу, зачем-то ее понюхал, поморщился, потом сунул в карман куртки. Он был моряком, а раз так – привык держать слово. Обещал бросить курить – значит, бросил! Ничего в этой привычке хорошего нет, но эта привычка всегда была с ним, помогала ему, поддерживала. Конечно, ерунда, что курение помогает думать. Просто в какой-то момент – это средство концентрации, позволяющее в нужный момент сосредоточиться на текущей проблеме, иногда даже быстро и хорошо ее решить, как ни странно…
О чем-то своем размышляя, пожилой моряк посмотрел на старую подводную лодку, на торпедный катер, на самолет-торпедоносец, замершие на бетонных пьедесталах, как будто готовясь к прыжку. Оглянулся на могучую каменную фигуру моряка, сжимающего автомат, и, как будто, загораживая собой мирные дома.
Моряк оглядел причалы, где стояли современные корабли, и боевые, и всякие вспомогательные. Вон, как тот белоснежный красавец плавучий военный госпиталь, с большими красными крестами на бортах.
А по заливу шли на север и на юг громадные танкера, лихтеровозы, грузовые суда, трудяги-рыбаки, с обшарпанными и засуреченными ярко-рыжей краской бортами, словно в лоскутных заплатках. Они несли с собой запах вольного ветра, пряный аромат морского йода.
Время шло к обеду, и они пошли домой, взявшись за руки – большой, уверенный, проживший непростую жизнь дед и маленький, щуплый, любопытно озирающийся по сторонам внук
Дома на книжных полках стояли модели, которые просто и уверенно собирали на себя пыль со всей комнаты, сединой лежавшей на гладких полированных корпусах лодок, на ограждениях рубок, на латунных выдвижных устройствах.
А это – по морским понятиям – был форменный беспорядок. Дед объявил на сегодня большую приборку. Для подростка дело было привычное.
— Все, дедушка! – сказал малыш, и с облегчением вздохнул. – Все модели я протер, и насосом сдул всю пыль с парусов и рангоута шлюпа и флейта!
— Молодец!- отметил дед, впрочем, не отрываясь взглядом от монитора —
— И что? Сказку рассказать?
— Сказку? Ты мне еще мультик поставь, как тогда, когда я был маленьким! — обиделся паренек.
— А что — мультики бывают толковые и полезные для нашего дела! – усмехнулся мужчина, — И сказки тоже бывают и для взрослых! Интересные, полезные и не всех в них ложь да выдумка! Хочешь?
— Давай! Все равно пока делать нечего! – хочет, пусть его, рассказывает! А то обидится. А уж это никак не входило в планы внука.
— Ну, что же … например, вот эту! Или лучше эту! – сказал он, и замолчал собираясь с мыслями. – Тогда — слушай!
— Жила-была подводная лодка.- сильная. современная. У нее все было – как надо. Ее построили еще до войны, в Ленинграде, так в то время назывался Санкт-Петербург. Когда фашисты напали на нашу страну, подводная лодка перешла на Север, через Беломорско-Балтийский канал, вместе с другими лодками и кораблями в Полярный. А здесь, в Екатерининской гавани базировался молодой Северный флот и весь славный его подплав
Так решило командование, и ей, вместе со своими стальными сестрами предстояло воевать на морях Северного ледовитого океана.
Лодка была молода, горда и самоуверенна, она часто гляделась в воды гавани, любуясь своим отражение в дни затишья. Моряки её тогда ласково звали Катюша. Это потому, что такой тип назывался: «Крейсерская», и обозначался буквой «К». Вот такие большие, хорошо вооруженные подлодки! У «Катюш» были морские орудия, их торпеды несли смертельную угрозу не только вражьему крейсеру, но и линкору! А на то время – линкор, линейный корабль, был самым большим и могучим кораблем на самых сильных флотах. Авианосцы – пока не в счет!
Она не была первой лодкой такого типа, потому, что сестер – крейсерских подлодок «Катюш» был целый дивизион! С военных судоверфей Ленинграда на Северный флот перешли 6 подлодок, и все они выходили в боевые походы, искали корабли врага.
«Катюшей» она и ее сестры слыли не только по своему классу. Когда эти красавицы, могучие крейсерские лодка были совсем юными и еще достраивалась на стапелях и у заводских причалов, была в стране популярная песня. В ней пелось про то, как выходила на берег девушка Катюша и пела своему парню, который защищал родную землю. Она исполнялась военными оркестрами, звенела на концертах, лилась с больших патефонных пластинок. Даже в походном строю, даже на парадах, ее лихо исполняли бойцы Красной Армии и краснофлотцы – молодые, красивые, сильные! И никто не знал, что война стоит у самого порога. С тех самых пор к сестрам-подлодкам прочно пристало это ласковое прозвище.
Соседки по причалам, лодки разных серий, «Малютки», «Щуки», поменьше, и другие, с которыми она вместе служила в прославленной бригаде Северного подплава, смотрели на нее с завистью, а многие старшины и офицеры мечтали служить именно в ее экипаже. И командиров для нее подбирали самых смелых, знающих, опытных да удачливых.
А что? Удачливость и везение – это настоящее командирское качество! И номер у нее был удачный – 21! Это число у игроков считалось выигрышным, в разных суеверных гаданиях и предсказаниях это число означало три семерки, что тоже сулило успех и везение, большую удачу. Моряки немного суеверны, у них есть масса примет и обычаев, о которых подводники хвастаться не будут, но и наперекор, без самой крайней необходимости, не пойдут! И они тоже были рады служить с удачливым командиром и ходить с ним в моря на бой с врагами!
Без удачи в морском деле – делать нечего – и себя погубишь, и корабль, и своих людей! Вот только удача должна в полной мере сочетаться с трезвым и точным командирским расчетом, быстрым решением, интуитивным предвидением – охотничьим чутьем, умением определить предельный разумный риск – так говорил ее командир.
«Погибнуть – дело не хитрое! Наше дело – победить врага, сохранить корабль и технику! Надо неустанно учиться делу подводника!»
На долю Катюши в мирное время выпало совсем мало учений – зато досталось вдоволь настоящей – жестокой и беспощадной войны, которую у нас звали Великой Отечественной, а на Западе и Тихом океане – Второй мировой. При этом ее экипажу, ее офицерам пришлось учиться прямо в боях.
Все лодки дивизиона ходили море на охоту за кораблями противника, скрытно выскальзывали из базы. Никто не знал, когда и куда они идут.
Они били врага везде, где встречали — артиллерийским огнем, торпедами. Они прокрадывались к немецким базам, ставили мины на фарватерах, по которым ходили немецкие корабли, транспорты, везущие оружие, боеприпасы . снаряжение немецким егерям, вывозившие руду особого металла.-никеля, без которого нельзя было делать броню для танков.
«Катюшу» искали разгневанные немцы, за ней гнались вражеские сторожевики и эсминцы конвоев. Она и теперь вспоминала злобные шумы винтов прямо над рубкой, отдаленные взрывы «глубинок», гулкие удары по корпусу.
Вспоминая те дни, она иногда вздрагивала. Тогда по корпусы проходила легкая дрожь, сбрасывая холодные капли конденсата на бетонные плиты под постаментом.
Настоящий воин не боится в бою – просто некогда. Он начинает бояться, когда бой давно закончен и он уже переживает его события. А они уходили, меня скорость, глубины, курсы. Командир был хорош, талантлив! А море – оно большое, очень большое! Всем места хватит! Ну-ка, вражина, попробуй-ка, найди!
«Пускай бомбят! Посмотрим, кто хитрей!» – так пелось в старой песне подводников – североморцев. И это было правдой!
В те давние времена, её моряки с любовью ухаживали за ней, бережно следили за ее стальным здоровьем. Офицеры и матросы всерьез и искренне гордились, что именно эта красавица стала их кораблем, их стальным домом, их подвижной крепостью в живом, чуждом и враждебном человеку море. Когда за своим заведованием ухаживаешь с душой и от души, техника тебе всегда отплатит сторицей, добром! Это вам не человек, который часто кусает кормящую его руку – говорил командир электромеханической боевой части., которого все уважительно –кто в глаза, а кто и за глаза – звали механиком. А уж он-то знал все о своих машинах, о всем другом лодочном «железе» и очень многое — о людях. Поэтому машины он, все- таки, любил больше. Как существа действительно благодарные.
Для настоящего моряка – его корабль всегда самый лучший! А уж если это его самый первый в жизни корабль, то ничего в этой жизни с ним не может сравниться! И то, что их лодка – самая красивая и сильная – они готовы были отстаивать перед другими моряками. Любыми средствами! Вот только удачей не рекомендовалось хвастаться – как бы не спугнуть капризную даму-Фортуну!
И Катюша была действительно благодарна им за это – иначе не могла! Бывало, спасала она свой экипаж от вражеских самолетов, хищно шныряющих под облаками и над самой волной, готовых сходу атаковать только что всплывшие субмарины. Да только лодка ускользала, раз за разом, вдруг ловко ныряя в серо-зеленые волны от грозной воздушной опасности. С ней было военное счастье, помогала магия номера 21, или мастерство и бдительность сигнальщика, вахтенного офицера, дар командира – кто точно скажет?
И никогда не подводили большие рули, оборотистые главные электродвигатели, послушно унося ее острое , могучее тело в темные глубины, изменяя курс, маневрируя на разных глубинах. Она знала – что делала!
А немецкие штурмовики охотились на нее, сбрасывали бомбы, обстреливали из скорострельных пушек. То есть не на нее, а туда где она была с полминуты назад! Гремели взрывы, вспенивая море! Ее уже несколько раз Катюшу считали уничтоженной.
Но – шалишь! Не так-то все вам легко и просто, не все коту масленица, бывает и постный день! И мы кое-что умеем! И тогда командиры немецких кораблей вместо наград получали очередную головомойку.
В базе порой заменяли вырванные заклепки и мятые листы легкого корпуса, а экипаж был цел, жив и здоров! И когда лодку встречали у родного причала с победой, моряки радостно улыбались, а встречающие радостно и приветливо размахивали руками! Это того стоило! А все остальное – досадная ерунда, не стоящая никакого внимания!
Война есть война! Это не хвастливый фильм, не сценарий игры. Это огонь, смерть, потери и утраты… Стали гибнуть в огне войне ее сестры, ее подруги и соседки по причалам подплава. Сначала, в мае 42 года вдруг перестала выходить на сеансы связи, не вернулась в назначенный срок первая из сестер-Катюша.
Она погибла вместе со всем экипажем под глубинными бомбами, вместе с удачливым и храбрым командиром дивизиона капитаном 2 ранга Магомедом Гаджиевым. Товарищи оплакали павших, поклялись отомстить врагу. И мстили ему, бесстрашно атаковали фашистские корабли и транспорты!
Лишь Катюша по голосам моря узнала, как страшные взрывы били в борта погибших, как вылетали заклепки, Со страшным хрустом рвались стальные листы, разлетались плафоны, лампочки, как становилось темно, стальная громадина со страшным дифферентом проваливалась за допустимые глубины, рыдали шпангоуты, скручивались змеями трубопроводы, лопался корпус под страшным давлением. А в прорвавшейся торжествующей воде гибли живые люди. И ничего никто поделать уже не мог …
Ей до сих пор кажется, что она слышит знакомый голос героического комдива:
Я всё ещё жду Победы,
Сквозь песню студёных вод,
Мы с лодкой нашли свой берег,
Не над водою, а под.
Поймав удар кожей стальною,
Привыкшей к тискам глубины,
Она сберегла наши души,
В копоти этой войны.
И не было в нас сомнений,
Сомкнув глаза, экипаж
Ушел из всех измерений,
Стихии на абордаж.
Мы взяли с собой лишь веру,
Что завтрашняя заря,
Приблизит собой Победу,
в кильватерном следе пенном
рождённую от меня… [1]
А ей и ее экипажу пока везло! Но везения подводников не бывает просто так, на пустом месте! Были случаи, когда на долгих милях боевых походов, она шестым или сам Подводный Бог знает, каким только чувством , замечала черные размытые тени стальных шаров, которые колыхались на своих минрепах. В них притаилась огненная смерть, способная разорвать сталь корпусов, вырвать заклепки, и отправить на дно даже большой корабль.
И тогда Катюша уклонялась от них, сама делая все необходимое, да так, что ничего не подозревавшие люди не успевали понять, что происходит.
Они виноватили отказы техники, которые – каждому подводнику известно – возникают «вдруг», да еще и в самое неподходящее время Скажете – не может этого сама лодка! Не бывает? Бывает! И не такое может быть в этом подлунном мире!
Случалось, после удачной торпедной атаки, рвавшиеся где-то торпеды сотрясали море, и гидроакустик слышал, как трещали и лопались переборки вражьего корабля, а из его трюмов вырывались большие пузыри воздуха. И тогда лодка радовалась –свершилась месть за погибших подруг!
Шумевшие где-то над головой вражеские корабли искали ее во мраке глубин и сбрасывали смертоносные глубинные бомбы. Да, немецкие сторожевики и эсминцы намного были быстрее, их шумопеленгаторы были сильнее и мощнее… Моряки фашистского военного флота, если по правде, были хороши – обучены, отважны и сильны, дело свое знали!
У крейсерской лодки экипаж был ничуть не хуже! И им гордилась не только она – гордился весь отважный Северный подплав!
И ее встречали на причалах по новой традиции. с жареными поросятами по числу потопленных врагов.
Подводников встречали жены и подруги из Полярного.
В своей любимой песне подводники пели:
Любимые, встречайте нас цветами!
И . хоть на свете вы нам всех милей –
Но нет нам тверже почвы под ногами,
Чем палубы подводных кораблей!
В этой задиристой песне была правда!
И лодке еще раз повезло – она атаковала флагманский корабль фашистов, но нанести ему серьезных повреждений ее торпеды не смогли, погиб эсминец сопровождения, может быть, прикрыв собой громадный линкор. Морские охотники и эсминцы конвоя потеряли Катюшу в волнах разыгравшегося шторма, она невредимой вернулась в родную базу.
И после Катюша возвращалась с живыми и здоровыми моряками, с новыми победами, по традиции салютуя родной базе холостыми выстрелами, оповещая всех о новых победах, о потопленных вражьих кораблях и судах..
За подвиги ее экипажа, за боевые успехи и победы, Катюша была награждена самым главным военным орденом – орденом Красного Знамени.
Но горе ее тоже не обошло стороной — стали пропадать без вести другие ее сестры и подруги. Лодки ждали, невзирая на все мыслимые и немыслимые сроки … Близкие и друзья, остававшиеся в Полярном. выходили на вершины сопок, вглядывались в морскую даль, утром смотрели на причалы – не стало ли больше узких, обтекаемых, словно ножи, корпусов. Но чудеса бывают редко, очень редко … Видно, вышел на них лимит на земле!
В нашем мудром народе говорят: хорошая смерть на миру, на людях! Тогда некогда бояться, и всегда найдется тот, кто расскажет твоим любимым, что ты не оробел в бою и сумел встретить смерть, как подобает воину и мужчине!
У подводника же совсем другая гибель – никто не видит там, в темной, зеленой, холодной глубине, кто встретил смерть с поднятой головой, а кто — иначе. Что стало причиной их гибели – коварная мина, авиационная бомба, таранный удар тяжелого вражеского форштевня в корпус …
И пропала без вести еще одна, гвардейская Катюша, вместе с одним из лучших экипажей…
И никто не может рассказать о том, как было на самом деле – закон такой –у подводников — или побеждают и выживают все, или гибнут – тоже все!
Но любая война заканчивается. Наша удачливая «Катюша» вместе с другими подлодками и кораблями флота приближала победу уж как могла – умело, смело и упорно.
Старые раны на стальном корпусе ныли и болели, фланцы и кингстоны явно подтекали и за год до окончания войны Катюшу поставили в завод. Вот там, среди заводских причалов, среди израненных и измотанных кораблей и лодок она и встретила День Победы! Из всех «Катюш», воевавших на Севере, она осталась совсем одна
Дождь смывает все следы горьких слез! Все смеялись и плакали! Плакала и она, давясь слезами конденсата, сбегающими с надстроек, вспоминая подлодки, которые навсегда остались в холодных морях! Она вспоминала и тех подводников, которые погибли в морях, не вернулись из боевых походов, Они погибли, но победили! Красивые слова, но они были правдой! И почему мы часто стыдимся красивые слова говорить живым людям? Они им нужнее, чем мертвым! Стыдимся, что ли?
Она еще несколько лет исправно служила в составе своего дивизиона, на своей бригаде. Однако боевых походов уже не было. Только боевая учеба, учились боям те, кто и не знал, что такое война. А командирами уже были те, к войну был еще лейтенантом, или, что чаще – курсантом.
А через десять лет после войны ее вообще исключили из боевого состава родного флота! не ожидала она от людей такого! Служила она всегда верой и правдой, а они …. Так думала она с обидой.
Давным-давно сошла с корпуса по сходням его последняя боевая команда… Даже вахты не оставили! Лодка испугалась – такого никогда не было! Все про нее словно забыли, бросив у старого, причала.
Старые трофейные корабли, с которых сняли всякое вооружение, работали теперь отопителями лодок. Они уже позабыли свое боевое опасное прошлое. Эти трудяги успокаивали Катюшу как могли: «И у героических лодок бывает тихая пенсия!» Такую участь могут избежать только те, кто упокоился на дне, среди вязкого ила и острых зубов подводных скал. За две минувших войны там собралось много рваного железа.
И вдруг Катюша яснее ясного поняла, что никогда уже ее винты не вспенят воду, горизонтальные рули не встанут на погружение, не загрохочут мощные дизеля, не слыхать старой лодке команд «Отдать кормовой! … Отдать носовой!»… И стало ей грустно.
Для нее нашли новую спокойную и простую работу. Ни тебе штормов, ни тебе обжимающего давления, ни тебе погружений в темную, мрачную глубину.
Служба продолжалась, старую героическую лодку переоборудовали в УТС для подготовки молодых подводников, для обучения их всяким подводным премудростям Ее перестроили, многое выбросили, многие устройства установили.
И в так любимое ей море она уже больше не ходила. И очень скучала по своему экипажу, который демобилизовался, был уволен в запас и разъехался по городам и весям огромной и могучей многонациональной страны.
В боевой строй флота стали приходить новые лодки, совершенно не знавшие войны. С их надстроек напрочь исчезли орудия – за ненадобностью. Их корпуса теперь окрашивались в черный цвет, над ними возвышались особые устройства, позволяющие дизелям работать и под водой. Ходили слухи о каких-то атомных младших сестрах – которые месяцами могли не всплывать под ясное небо или под прохладные манящие звезды.
Конечно, Катюша им втайне завидовала. Старые воины всегда ворчат на молодежь и всегда ей завидуют. Потому, что у них все впереди. Молодые воины еще могут стать героями, настоящими профессионалами, знаменитыми бойцами, офицерами и адмиралами, а вот старые воины уже никогда, ни за какие коврижки молодыми не станут! Она так думала, она знала – потому, что жила на этой Земле она давно! Просто очень давно!
К этому времени, все старые её товарищи, которые ходили вместе с ней в море на поиски врага – были давно списаны, отбуксированы под прощальные гудки к корабельным кладбищам, где еще долго возвышались на осушке и уреза воды их остовы. Они выглядели жалко и мрачно, словно забытые скелеты мертвецов. Они терпеливо ожидали разделки на металл, как говорили на флоте – на иголки.
Они грустно смотрели сквозь пустые глазницы выбитых стекол иллюминаторов ограждения боевых рубок. И втайне мечтали, чтобы их сталь стала частью хоть какого-то боевого корабля. Вот было бы здорово!
А иначе куда деваться душам когда-то славных кораблей?
Старая субмарина часто внимательно смотрела в небо – нет ли там вражьих самолетов, она прислушивалась к людям — не идет ли где война, не рвется ли к нам какой враг? А вдруг, и она понадобится? Не пора ли подремонтироваться, принять на борт экипаж, оружие, топливо, штурманские карты?
Ну не хотела она отправляться на старое корабельное кладбище, где мрачно и уныло, торчат остовы и пугающе воет заблудившийся в пустых палубах северный ветер. Там были крейсера, эсминцы, морские охотники – все старые знакомые. А потом их ждала встреча с газовым резаком или механическими ножницами.
На иголки! – так говорят на флоте. А, интересно, чего такое из нее понаделают? Не иголки же, в самом деле? Хорошо бы – хотя бы катерок! Чтобы опять – в море!
Как-то раз снимали в ее родной Екатерининской гавани кинофильм. Художественный фильм про минувшую войну. Откуда-то нашли и отремонтировали старую подлодку, ровесницу Катюши. Это была небольшая «Щучка», с низким, обтекаемым прижатым к поверхности силуэтом.
Катюша ей слегка завидовала – вот она бы показала, как тогда все было. Эх, если бы она могла бы поговорить с режиссером, то тогда …
Но киношники собрали жителей Полярного, показали свой фильм, рассказали, что хотели и что получилось. Были там и известные актеры, игравшие подводников, офицеров и матросов.
Они спрашивали у тех, кто пережил эту войну и видел все в «живую», во времени, не только в кино – как, они верно передали те события, все чувства ушедших героев?
А жители только глаза вытирали – уж больно живые воспоминания вызвал фильм. Говорили, все было так, как будто бы вчера! Старая лодка ревниво слушала отзывы о фильме и вдруг поняла – фильм действительно удался – решила она. Ибо чувства и правда должны быть выписаны красиво – Мастерами своего дела, чтобы молодым хотелось, если чего – повторить их подвиги, сохранить в сердцах их светлые образы красивыми и веселыми …
Она была права – этот фильм вскоре объявили лучшим фильмом о подводниках Великой Отечественной войны. И это решили не кто ни будь, а старые подводники отгремевшей войны!
А «Щука» так не разу и не погрузилась! – разочаровано подумала Катюша. За нее это делали другие, новые лодки, которые построены намного позже победы. А у «Щуки» корпус безжалостно съела злобная коррозия, он бы не выдержал даже небольшого давления. Время всевластно и безжалостно. Впрочем. жалость не причем – оно Время, и для него просто нет таких понятий!
Вдруг, за несколько лет до очередного юбилея Победы, вокруг старой лодки , уже перекрашенной в чернь и черный угольный лак «Катюши», стало что-то происходить. Она поняла, что она должна встать на новый пост во флотской столице …
Ее явно к чему-то готовили – проверяли все клинкеты и забортные отверстия. Как-то раз, ранним утром подошли буксиры, моряки набросили на кнехты некультурно разлохмаченные буксирные концы и, осторожно, но безо всякого почтения потащили из гавани. Их курс лежал на завод.
«Катюша» знала этот завод — он в годы войны был для кораблей вернувшихся из походов, словно госпиталь для бойцов. Там день и ночь сверкали огни сварок, стучали молоты, пели станки – шел ремонт кораблей и шла война.
На следующий день старую лодку поставили в док, окрашенный черным густым защитным лаком, с наглой надписью: «Не швартоваться!» , «Тише ход!». Докмейстер и его команда возрастных, спокойных мужиков, сноровисто, без лишней суеты, аккуратно установили старый корпус лодки точно на кильблоки. Изо всех отверстий, из обросшего зеленью днища корпуса на стапель–палубу обильно стекали ручейки холодной, пахнувшей гниющими водорослями, воды.
Стало холодно – на Севере часто воздух заметно холоднее воды.
А утром, не успел еще открытый небольшой плавдок и высохнуть, как следует, как вокруг ее корпуса забегали работяги и застучали молотками. Как по волшебству, вокруг выросли строительные леса.
«Катюша» решила было, что пришло ее время! Еще немного, и победно крикнув сиреной, она выйдет в бурное море, о котором мечтала!
Теперь — починят как следует, покрасят, всякое оборудование поменяют, новые пушки установят вместо снятых давным-давно и куда-то увезенных… И тогда — вперед, в море! «Впрочем,» – вздохнула лодка, — теперь на новые лодки орудия не ставят! Другие времена!
Инженеры работали с полным вниманием. Не так-то просто! Лодки-то теперь строят совсем по–иному. Например, давно уже никто не строил корабли на заклепках, только на сварных швах – с инертными газами, даже с плазмой. А у «раритета»? Совсем наоборот! Хотя сварочные технологии в военном кораблестроении давно уже применялись.
Раньше, как считали строители подводных лодок: вот рванет «глубинка» рядом, гидродинамический удар как врежет в борт гигантским молотом! Аж стальные листы прогибаются! Если шов заклепочный – вырвет пару-другую стальных стержней с расклепанными головками, полоснут они струями под давлением. А матросы течь заделают, отливной насос все откачает за борт! Их этому учили!. А если разорвет сварной шов, как старый застиранный тельник – в гости запросится все море в одну секунду. И тогда никакой насос не справится!
Но теперь так давно уже не делают, а на Катюше надо сделать так, как было. И были разработаны чертежи и технологии для восстановления Катюши. Но они были хорошие инженеры!
Тогда подумали – нашли и привлекли старых рабочих, которые тогда еще были в силе и помнили, как они чинили такие лодки под рев моторов юнкерсов. Тем более, что было строгое техзадание – сделать так, – как было! Не надо, чтобы было, как лучше – пусть будет просто — как было.
И вот, лодка пошла, док тащили сразу несколько буксиров. В отсеках старой Катюши заняли боевые посты не только рабочие, но и подводники с боевых лодок.
Она не на шутку забеспокоилась: Сейчас, наверное, будет принимать боезапас, топливо … А потом придет экипаж и в море, в боевой поход.
Но чего-то никто из заводского экипажа даже не вздрогнул: в корпусе – отверстия, да что там – огромные дыры! Фланцы, разъемы – никак не за герметизированы!
-Эй, ну кого там командиром назначили? Куда смотришь! Очнитесь!– хотела она закричать, да забылась – никто ведь ее и не слышит : Ко мне, на свои посты!
Вдруг откуда не возьмись, появился экипаж. На палубах, на ходовом мостике, в отсеках было спокойно, все деловито выполняли свои обязанности. Лодка перевела было дух, но…
— А как же мы погружаться будем? А пушки-то – засверленные, стволы для стрельбы не годны, затворы неисправны, одна имитация! Боевые баллоны торпедных аппаратов пустые, гидравлики вообще нет, топливные цистерны пусты! Воздуха высокого давления, ВВД – и того нет!
И в этот самый момент она поняла, что в ее отсеках матросы и офицеры – с тех времен, нисколько не изменились! Ни тебе – седин, ни тебе – морщин!
А ведь было это — без малого сорок лет назад! Так не бывает!
А механик из Центрального вдруг как-то грустно сказал – в первый раз обращаясь вслух к своей лодке – Да не переживай ты – ничего с нами не будет! С нами уже ничего не будет!
— Вы что – мертвые? – вздрогнула от испуга старая лодка
— Нет, мы просто теперь бесплотные тени, у нас только и есть, что души, а так — все нормально!
— Да уж, успокоил! – огрызнулась в ответ Катюша, и тяжело вздохнула, как живая. А что уж тут скажешь?
Когда ее свежевыкрашенный корпус осторожно установили на бетонный постамент, по военным праздникам к ней приезжали бывшие моряки –подводники того славного экипажа. Вспоминали друзей, войну, украдкой смахивая слезы. Это было главное дело всей их жизни, и сохранение памяти о своих друзьях и тех дня постепенно становилось и смыслом этой жизни!
Появились и у нее товарищи, ровесники – над заливом нависал со своего постамента атакующий торпедоносец, взлетал на редане на бетон постамента торпедный катер знаменитого героя-катерника. Иногда они даже могли беседовать, не слышно и незаметно для людей, по стариковски, о том, о сем.
Время шло, вновь неумолимо отмеривая месяцы. годы, десятилетия. Их, подводников экипажа, таких родных, понятных и близких, в живых становилось с каждым годом все меньше.
И наступил такой год, когда к старой лодки не пришел никто из своих. Как ни старалась Катюша разглядеть из иллюминаторов своего «лимузина» хоть кого-то из своих – никого не было. Даже юнги. Нет, приходило много людей – и молодых, и – не очень, дети, матросы в новых форменках и бушлатах, остро пахнувших новым сукном, заслуженных ветеранов с рядами планок на старых мундирах или пиджаках
Но тех кого ждала она не было …
В заливе вновь весело бежали высокие волны, украшенные снежно-белыми барашками. Свинцовые горбы разбивались о причалы, выплескивались на осушку, выкатывались на полосу прибоя, откатывались, оставляя клочья пены, которой играл ими, как радостный мальчишка мыльными пузырями на теплом пляже.
Временами, за порывами ветра, на причалы, на хмурые стальные корабли прилетали большие клочья тумана, порой – целые облака. Они частью осаживались на надстройках, мачтах и антеннах кораблей, частью, не найдя достойного пристанища, уносились в дремлющий, зябко ёжившейся на холодном сыром ветру, северный город.
Мудрый маленький деревянный торпедный катер долго молчал. А потом сказал: Катюше и торпедоносцу: — А вы заметили – наших все меньше и меньше. Догоняют ребят военные пули и осколки! Не выдерживают изношенные раньше времени сердца наших бойцов! Тем больше теперь на нас ложится ответственность – мы будем скоро последними участниками тех уже далеких грозных событий! И мы теперь сами будем бороться с Временем за память павших и живых героев, уходящих от нас в Вечность!
Светлая полярная ночь. Даже тени сейчас светлые, легко прячутся под клочья тумана, гонимого ветром ч моря. Старая «Катюша» вглядывалась в клочья тумана. Если подумать, эти клочья были не такие уж и бесформенные. Может быть, это к ней к ней прилетают души погибших в подводников, покидающих в непогоду свои стальные братские склепы?
Лодка знала, что она здесь, словно крепость на страже памяти погибших моряков, всех моряков, погибших в море. Ее-то экипаж вернулся домой живым, но сколько подводников осталось там, в глубинах, в остовах подлодок, покрытых толстым слоем ила, водорослей, изъеденных коррозией. Эти стальные, покореженные взрывчаткой, останки некогда красивых и сильных кораблей, давно стали пристанищем придонных рыб, крабов и прочей живности океана. И она успокаивала своих бестелесных гостей, как могла. А что еще она теперь умела?
Шла хорошая современная лодка, протискиваясь среди холодных масс воды, почти бесшумно разрезая воду. И даже форма корпуса у нее была совсем другая , чем у Катюши, винты другие.
В Центральном посту несли вахту офицеры и матросы. вглядываясь в панели приборов. Глубина – штука серьезная!
Любой подводник, еще с начала прошлого века, слышал загадочные стуки по корпусу, как будто кто сигналил. Говорят, что это объясняется просто и естественно – стальные конструкции под давлением сжимаются, потрескивают, вот получаются, мол, такие звуки. Но уж больно какой-то код похоже … неприятно как-то. Но со временем люди привыкают и уже не обращают внимания.
Но есть легенда, что павшие воины иной раз постукивали в борта проходящих на глубине субмарин, будто ждали ответа от живых собратьев. Подводники слышали осторожные стуки, кряхтение напряженных шпангоутов, потрескивание стальных швов.
Ходили слухи, что это какие-то злые духи и такие стуки сулят беду и гибель!
И вот теперь появились эти звуки вновь. Об этом докладывали из отсеков в Центральный. А мало ли чего такого? Но другие думают, что это просто предупреждения – будь внимателен, будь бдителен!
И, бывало, командир спокойно говорил своим офицерам — осмотреться в отсеках! Штурман еще раз определял свое место, не вкралась ли ошибка – под водой нет ни звезд, никаких других верных ориентиров, механик взбадривал своих вахтенных. И бывало, что-то находили, и устраняли, а бывало – вдруг удавалось стряхнуть с себя усталость и вероятная ошибка так и оставалось просто вероятной … в прошлом, и ничего такого плохого не происходило. В тот день не происходило… Это же наши павшие, старшие братья! Они нам гадости делать не будут, они нас хранят! И оказалось, что удачно разошлись, почти в притирочку, с чужой подводной лодкой , тоже шныряющей здесь, на глубине.
— А что это было, товарищ командир? – спрашивал, осмелев, молодой вахтенный офицер.
— Да так, ничего! Железо хрустит под давлением на стыках, а может, шпангоуты – вон, весь океан на себе держат! Работа такая! Океан, он знаешь, какой большой! А что и кто в нем прячется – кто скажет уверенно? – пожимал он плечами, и вдруг начал мурлыкать себе под нос когда-то известную песню великого русского поэта:
— Наши мертвые нас не оставят в беде,
Наши мертвые – как часовые…
-Да, правда, правда — сказал он сам себе, но вслух и вдруг испуганно глянул на рулевого и вахтенного офицера. еще чего несусветного надумают подумают!
Боцман, опытный рулевой, старший мичман в возрасте где-то за тридцать, понимающе кивнул, не отрывая глаз от приборов, покосился на глубиномер, дифферентометр … да нет, пока все нормально. Незаметно тряхнул головой, избавляясь от внезапного волнения, и, чего-то стыдясь, вытер вдруг вспотевшие ладони о брючины комбинезона.
Вахтенный офицер собирался что-то спросить у отца-командира, уже открыл было рот, но вовремя передумал. Ему показалось, что он и так что-то понял… А глаза у командира – как у тигра на охоте – сейчас вот ляпни чего сомнительное,, а он сразу спросит: » А каким документом определяется порядок всплытия в полигоне БП?» И еще пару уточняющих вопросов из его личной практики и … «я пошел на дно, пуская пузыри! Уже бывало –с! – хмыкнул вахтенный офицер, — А потом еще один подход – с совершенно новыми уточняющими «вопросиками», а потом – еще, но уже с новыми! У Кэпа их в запасе – цельный мешок, сшитый из парашюта!»»
Катюша много узнала за свою долгую жизнь – и об этой вселенной, и об иной реальности! И о духах неприкаянных, и о привидениях… Разные они были, совсем не как в легендах. И некоторых Катюша жалела, а других терпела …
Но КТО-ТО так устроил этот мир, что никто из живых не может попасть в тот мир, что бы что-то узнать по своему любопытству, а никто из того мира не может поделиться никакими знаниями с живыми. Никто никого из владеющих этими тайнами не пугал никакими карами! Кто-то просто сделал так, что поделиться этими тайными знаниями было нельзя, как бы не чесался язык хоть с кем-то поделиться. Это у людей можно было любую тайну выманить, выкупить, обмануть, так или иначе – выболтать. Но здесь все было просто и навсегда!
Но она сама стояла на грани миров, как говорили знающие, и те с кем она общалась – были такими же! Что делать!
Лодке не спалось на своем бетонном холодном ложе.. Казалось, что ее легкий корпус зябко подрагивал, а ее кости-шпангоуты противно и пронзительно ныли, словно ревматические суставы и старого охотника или рыбака. И тогда ее, понемногу, одолевали старые воспоминания.
Ветер взвыл в шпигатах низким голосом, как будто вздохнул. Она вздрогнула всем корпусом и как будто проснулась. Темноты не было, над северным краем стоял полярный день. Но тучи уверенно затянули далекий восток, за ближними зеленеющими сопками и алые лучи молодой зари не могли пробиться сквозь плотное резное покрывало пролетавших туч. Но тени прошлого уже прятались в только им ведомые сокровенные места.
На песке ходили здоровенные белые чайки и самозабвенно орали, как вожди оппозиции на митинге, не слушая других.
Кое-как согревшись и даже придремав, подлодка увидела дивный сон. Как будто вдруг внутри нее заревели мощные дизеля, напитывая ее живительным теплом разогретого масла и металла, а в аккумуляторные батареи хлынула энергии, накапливаясь в них, давая им необходимую для похода плотность.
Ей показалось, что в центральном посту, у машин и механизмов деловито хозяйничали моряки, делая свою привычную, не забытую за время работу. И не просто какие-то случайные матросы и старшины, а моряки ЕЁ экипажа. Те самые, родные и такие близкие …
Но это был только сон. Она слышала, что бывалые подводники, давным-давно уволившись в запас, часто видели темными ночами свои подводные лодки, и себя — молодых, сильных, здоровых на своих боевых постах, давно покинутых и вроде бы забытых …
Ветра летом щедро приносили с собой угрюмые свинцовые тучи, словно полные мешки серого брезента, под завязку залитые холодными дождями. Да и снег часто срывался с небес – назло людям. Но все северянам нипочем! А бесконечной зимой с морей приносило черные косматые тучи, набитые до отказа колючим снегом… И всякие дожди, снег, град, часто хлестали рубку и корпус лодки зло и безжалостно, наотмашь. Но гордой старой Катюше тоже все было нипочем! Ной, не ной — исход такой –терпи.
По скулам старого стального корпуса сбегали чистые слезы. соленые волны уже никак не тревожили ее. Давно! Старая лодка терпела, сжимая скулы. Да-да, на кораблях и старых лодках тоже бывают скулы. Они обычно плотно сжаты – не пристало подлодкам кораблям нюниться.
Она смотрела, как под ударами штормового ветра, большие корабли важно раскачивались на волнах, гулявших по всему покрытыми пенными «барашками» большому заливу. Привычное дело, им-то что!
Эти корабли-мастодонты, на фоне прочих, с аккуратно закрытыми брезентом орудийными башнями и торпедными аппаратами, надежно ошвартованные у плавучих причалов, с важностью гигантов на спортивной арене, неторопливо раскачивались, поскрипывая большими черными пневмокранцами. Теперь нипочем им этот шторм! Не такие видали!
Они снисходительно посматривали на Катюшу. Эти бродяги приходили и уходили, а она все время стояла на своем месте, провожая и встречая их, со скрытой завистью смотрела на залив. Там по фарватеру кто только не ходил! Но сама она уже и забыла – как вращаются ее винты, как вскипает волна под форштевнем, как шумит воздух, вырываясь из клапанов вентиляции при погружении…
Катюша услышала их неторопливый разговор – так, от нечего делать.
— Смотри-ка, стоит старушенция, красуется, как на подиуме! — насмешливо сказал мускулистый плотный БПК
— Рисуется на несведущую штатскую публику, будто море и вправду стережет! А по сути – простой памятник, каких много! – ехидно вторил товарищу громадный, самоуверенный крейсер, набитый до отказа мощным оружием, — Уж без неё как-то справимся! У кого где чешется – пущай подходят! – хорохорился он, глядя свысока своих антенн и надстроек на остальные корабли, как-то даже робевшие перед ним где-то внизу.
— Справлялись же раньше! –поддакнул новый корабль, недавно пришедший с другого моря на испытания своего нового, неотразимого ракетного оружия, стараясь поддержать степенный разговор старых товарищей.
Новенькие, мало кому известные ракеты на его борту, спокойно могли перелететь древнее море, откуда он недавно пришел, и вдоль, и поперек. Запросто переплюнуть можно такое море – говорили бывалые корабли. Они, наверное, знали!
А вдруг чего? Кто знает? Всего не усмотреть, всех соседей тогда перепугаем! В гениальных головках боевых частей этих ракет вдруг чего не так? Вдруг залепят в какой-то замок-музей на берегу? И так голосят на весь мир – мол, караул, притесняем их, бедолажек!
Подумало большое командование, подумало – да отправило корабль к нам. От греха – подальше. А вот у нас просторы северные, бескрайние – стреляй – не хочу. Не дострелишь ни до какого соседского берега! Хотя … Да морей здесь – всем хватит, Северный Ледовитый океан почти под рукой!
— Тише, тише! Эй, молодежь! – вступились за ровесницу старый самолет-торпедоносец с постамента и деревянный торпедный катер известного каждому приличному моряку катерника-дважды Героя Советского Союза Александра Шабалина.
— Это катер единственного корабельного офицера среди дважды Героев могучей армии и флота! – для ликбеза напомнил кораблям торпедоносец, гордый за своего товарища.
Деревянный легкий катер опирался свои реданом о бетонный постамент. Только и брони в нем было – что скорость, ум командира да мастерство и бесшабашная лихость русских моряков!
Заслуженные ветераны, смотрели сверху за морем зорко. Только легкая грусть тихой нотой была слышна в их голосах.
— Вот повоюете – не дай вам Бог! – со старушкино-то — вот тогда уже и критикуйте! – жестко одернул ворчунов торпедоносец. Его было слышно даже сквозь свист ветра, обтекавшего его старые рули, кокпит и крылья.
— А мы – чего? Да мы ничего! – смутились «мастодонты» – мы по-доброму.
И тут же дружно, наперебой «наехали » на новичка в их солидной компании: — А тебе кто разрешал на ветеранов рот открывать? Ты сначала курсовые задачи сдай, оружие отстреляй! Да хоть куда-то попади, но не в наши борта, а уж потом…
В ответ тот обиженно зашипел, стравливая пар из вспомогательного котла.
— Годковщина! – обличающее вякнул было своей визгливой сиреной разъездной катер высокого начальства. Моряки между собой звали его «адмиральский», чем он ужасно гордился, заносился и даже позволял себе иной раз покрикивать на корабли первого ранга, делать им высокомерные замечания. А вдруг пройдет? Вдруг старые бойцы смолчат, да и послушаются. Не смолчали! На этот раз …
Он был красивым и щегольски ухоженным. А краску, всякое шкиперское и запчасти получал вне всяких норм и очередей. Его командир знал волшебное слово, открывающее перед ним любые склады но и даже личные кладовки тыловского начальства.
— Молчал бы лучше! – хором рявкнули заслуженные боевые корабли: — Ты бы у себя в кубрике порядок навел! А то все туда же … Вон, концы на кранце все излохмачены! Не видишь? Пользуешься тем, что наш флотоводец улетел в Москву по делам! Не до вас ему пока! дела серьезные творятся … А ты расслабился и хвост распушил? Петух гамбургский!
— Возле каждого Шер-хана всегда найдется свой персональный шакалТабаки – усмехнулся возрастной эсминец, вернувшийся из очередного докового ремонта..
— Мы-то по южным морям да океанам много раз хаживали, пиратов от мирных караванов отваживали… — подключился проснувшийся собрат, БПК с дальнего причала. С него чего-то сгружали, чего-то загружали. Словом, корабль готовился к дальнему походу, а куда – секрет! На нем урчали прогреваемые маршевые турбины, шла рабочая суета.
— Ну, а ты что такое военное сотворил? – откровенно насмехался корабль.
— Будет вам, недотепы! – повысил голос Торпедный катер, — у каждого на флоте своя работа, ни у кого не бывает ни легкого хлеба, ни дармового топлива!
Но лодку эта ленивая ругань нимало не волновала. Она стояла, не шелохнувшись, только слышно было как в ее борта бьют заряды дождя пополам с ледяной крупой, а с ограждения рубки стекают ручьями слезы. Потому, что она стояла на постаменте, и всегда чувствовала себя как будто бы только что всплывшей из гранита, базальта, прорвавшись к небу и солнцу сквозь светлый, тяжелый, как сама планета, и прочный бетон. И о на знала о том, что есть еще лодки, всплывшие из гранита и базальта, с силой отбросив камни Забвенья. Значит, время пришло!
И, уж точно, никакой ветер, даже ураган, никакая волна даже не покачнет лодку на ее последнем причале. Все крепления и опоры были рассчитаны грамотными опытными инженерами, на любой, даже маловероятный случай!
Она, конечно, была просто старой подводной лодкой, бережно сохраненной людьми в память о подвигах моряков в той далекой, страшной войне. Но она еще не столько знала, сколько чувствовала всем своим стальным нутром, что у нее – живая душа. В этой душе содержались частички души каждого из ее моряков, со всеми страстями – отвагой, с ненавистью к врагам, нежностью и любовью к близким, оставленными ими дома, в городах и весях всей необъятной родной страны. За эту страну, за своих близких, за будущих друзей каждый из моряков был готов умереть, преграждая путь беспощадному врагу. Но настоящий воин должен сначала победить врага – а уж там дальше – как получится!
И это не для красного словца – так оно и было! А как раз душа у нее, у старой лодки – «Катюши» действительно была живая!
И многие моряки ее боевого экипажа военных времен были бы с ней согласны – если бы только были живы и могли говорить. Она знала, что всплывающие из гранита ли, базальта ли, бетона подлодки, или их легкие корпуса, ограждения рубок напоминали о героях и подвигах, не давали нам заболеть грибковой плесенью забвения! К ним прилетали ночами павшие подводники, неосязаемо лаская старую сталь своими бестелесными пальцами.
Но люди помнили! Увидевший как будто всплывшую лодку, люди хотели узнать о ней больше, об ее истории, о судьбах моряков.
А подводники гибли не только на той далекой, но и на недавно завершившейся Холодной войне. Так люди стали называть тихое противостояние, в ходе которого люди гибли по-настоящему! Они стали обелиски павшим героям, и они помогали подводным лодкам всплывать из глубин забвения, которые были куда как страшнее сверхпрочного гранита и тяжелого базальта! И они не давали распадаться связи времен и связи поколений! Значит, жизнь продолжается! И всплывали подлодки по всему миру! Целых лодок, конечно было мало! Но были и другие! Но у них видно было только их рубки, часть легкого корпуса. а вокруг них в памятные дни собирались подводники, уже не военных, а более поздних времен, вспоминали своих товарищей. Кроме той, Великой Отечественной, была еще и Холодная война – без стрельбы, без взрывов – но спавшими героями! И они тоже оставались с нами, ибо подводники – это не просто работа, не просто служба… Это есть такая национальность, это – братство! И память будет – пока есть на планете хоть один….
Дед замолчал. Его кофе в большой кружке, с тельником и якорем на полосатом фарфоре, явно остывал.
Парнишка какое-то время молчал, переваривая.
— Дед, ты откуда это все взял? Придумал?
— Да нет, мне рассказали. Давно живу!
— Твоя лодка. что ли?
— Сейчас дошутишься – пообещал мрачно дед, — может, мнедействительно это рассказала подлодка, или может еще какой корабельный дух. Они-то, лодки и их живые духи общаются…
«Тоже мне, Андерсены нашлись… стальные, ага!» — но вслух ничего не сказал. Как –то потом … а вообще- здорово! Правильно, что всплывают, так и есть — сам видел!
[1] Стихи офицера А. Друзьяк
