Егоркин и Дед Мороз. Сказка для самых больших детей.

Город вовсю готовился к встрече Нового Года, до которого оставалась всего одна неделя, да и то — не полная. На площадях переливались волшебными огнями красавицы-елки, заботливо украшенные гирляндами и яркими игрушками. Бегущие разноцветные огни весело вспыхивали и переливались над улицами, витрины магазинов манили сказочными новогодними картинками и игрушками.
А кругом — веселые праздничные разноцветные рисунки и изображения — елки, Деды Морозы, Снегурочки, Санта Клаусы на оленях и без них. На главной городской площади маленький трудяга-трактор усердно нагребал высокую снежную горку для катания, на радость городской ребятне. Группки подростков со своими учителями, строили и лепили сказочные снежные фигуры. Городскую площадь оформляли к народному гулянию, ставили сцену, готовили торговые палатки. В воздухе витал непередаваемый запах праздника — хвои, апельсинов и еще чего-то неуловимого, но смутно узнаваемого, памятного с детства и волнующего.


В магазинах полно людей, занятых предпраздничными хлопотами. Люди несли жи-вые и пластиковые елки разных размеров, покупки, коробки с подарками для ближних. Детвора тащила на свои утренники маскарадные костюмы. Праздник! Самый любимый, самый человеческий, самый волшебный!
А наша северная природа тоже готовилась к празднику, причем, не менее усердно — с неба, не переставая, валил снег, да такой, что снежинки были величиной с кофейное блюдце. Северо-западный ветер из Северной Атлантики нес на маленький город на са-мом берегу знаменитого залива, заряд за зарядом, сотни тонн снежной массы. Метель заботливо укрывала все следы человеческой деятельности — пятна гари и грязи рядом с отчаянно дымящими котельными, неопрятные заплатки на снежном полотне из пластико-вых мешков и бумажного мусора, разметенных из контейнеров разбуянившимся ветром. Зима основательно припорошила все следы на белом снегу вокруг домов, закрасила следы масла из-под автомашин нерадивых хозяев. А дорожки серо-желтого песка на пешеходных тротуарах и улицах пурга вновь перекрасила по-своему, в праздничный белый цвет. Да и мало ли чего мы бездумно бросаем и оставляем после себя? Вот все это природа и пытается скрыть от наших же глаз. А может быть, еще чьих-то?
Праздник! Да еще такой особый! Но поступает эта природа тоже как мы — по образу и подобию. Не решает вот проблемы сразу, радикально, но убирает, как и мы часто, все не-приглядное — просто с глаз долой, оставляя борьбу с нерешенными проблемами, полной утилизацией отходов на какое-то неведомое и далекое «потом». А этого самого «потом» все никак не наступает. Пока какая-либо крайняя нужда не возьмет за горло…
Вот так, благодушно-философски размышляя, мысленно беседуя с собой о том, о сем, Егоркин неспешно шел к своему дому. В его коричневом безразмерном портфеле из отличной дорогой кожи (дань уже забытой морской моде-традиции) лежала привезен-ная отпускником-земляком передача от брата из далекой старинной казачьей станицы, что под Краснодаром.
В этой посылке, заботливо упакованный родственниками в картонную коробку, пере-вязанную старомодным шпагатом, был, несомненно, неизменный вот уже много лет новогодний набор. В него входили (Александр Павлович это точно знал, даже не вскрывая!): — увесистый кусок домашнего, отлично засоленного, с чесночком и перцем, розового сала. А кусок этот был толщиной с мужскую ладонь, поставленную на ребро. Надо сказать, ладонь у Егоркина была с совковую лопату. Вот не меньше! Здесь, на Севере такого сала просто не бывает! А еще (к Новому году — обязательно!) — обработанная, белая тушка не то здоровенной индоутки, не то среднего гуся. Вот из нее ненаглядная Светлана Сергеевна, его первая и единственная (пока — тут Егоркин хмыкнул про себя, ибо какой же женатый иногда не возмечтает стать холостяком?) супруга, приготовит к новогоднему столу такое блюдо, что пальчики оближешь. Он ярко, в красках, представил себе процесс и его результаты. Острый, пряный запах жареного мяса, существовавшего пока лишь в воображении, защекотал ноздри и густо повис прямо на улице. Егоркин тряхнул головой, как он всегда делал, отгоняя созданное им же наваждение.
Да, таких теперь не выпускают, гордо подумалось заслуженному мичману. В смыс-ле — таких жен, да и вообще — женщин. Так она дом держит, такая расчетливая да хозяй-ственная, мать заботливая, и так здорово и вкусно готовит — все завидуют, да рецепты у нее берут. И мужики знакомые, (на словах, во всяком случае!) завидуют, и особенно так, чтобы она сама это слышала. Или — те, кто ее не знают! Вот бы язык бы ей только покоро-че, да нрав бы не такой занудный — так и вообще цены бы ей не было. Но такое счастье еще никому не попадало, чтобы красавица, рукодельница, да еще бы без языка и без лю-бознательной и общественно-активной мамаши! Как правило, лишь что-то одно бывает, как выясняется по прошествии ряда лет после женитьбы … Сказка чем заканчивается? Ага, «честным пирком да за свадебку»! А дальше — грубая проза или драма, скучная, ру-тинная. Тут мысли Палыча обратно вернулись от философии к содержимому посылки.
А вот еще, чего, конечно же, не забыли положить родственники из родной станицы своему блудному брату, — так это — пару больших бутылок. И при подробном размышле-нии об их содержимом, живое воображение Егоркина нарисовало ему такие картины, прямо натюрморты из выпивки и закуски, что он сглотнул сладкую слюну, неожиданно заполнившую весь рот. «Ну, вот! Доигрался …» — недовольно упрекнул мичман сам себя.
Он свернул к своему микрорайону, названного когда-то в честь одного из героев минувшей войны, но со временем, из-за древности проекта домостроительства в допо-топно-«хрущевском» архитектурно-строительном стиле, и некоторой заброшенности и «отшибистости» от более-менее благоустроенного центра города, получившего народное прозвище, созвучное с официальным названием, но известное как «Кобрино».
И тут ему навстречу, из магазина, неожиданно буквально выкатилась его круглень-кая, пышная, но очень подвижная жена Светлана.
«Здрасьте! Легка на помине! Помяни черта — он уже тут как тут!» — проворчал Палыч, (мысленно, конечно). Заметив мужа, она, вместо этого самого «здрасьте», с ходу завалила его вопросами, с интенсивностью примерно сто двадцать слов в минуту и всучила ему в руку увесистую хозяйственную сумищу. (Килограмм двенадцать, точно определил Егор-кин).
«Ну что, получил от Николая посылку? Как там они? Как Олег доехал?…» И так да-лее, и тому подобное… Палыч выслушал еще с десяток вопросов, на которые и не соби-рался отвечать. Все равно жена это не даст сделать, просто в ее речь, когда она уже нача-та, вставить уже невозможно даже слово. Что-что, а вот это он уже точно знал! И вообще, женщины больше любят молчаливых мужчин — они почему-то считают, что те их дейст-вительно слушают. Егоркин взглянул сверху на эту тяжелую, ярко-желтую сумку с тор-чащим из ее темных недр семужьим хвостом и выпирающими оттуда какими-то цветными пакетами и недовольно поморщился. Сказалась закалка старого служаки — она просто морально не позволяла ему таскать всякие цветные штатские сумки при флотской форме. Но сейчас делать было нечего и он неспешно пошел рядом с боевой подругой. И так вот, под трескотню жены, о каких-то Таньках и Людках и их проблемах, (впопад и невпопад, Александр периодически поддакивал и говорил: «да-да», или: «конечно-конечно». А какая ей разница?), они дошли до их дома.
Из его окон открывался живописный вид на забитый каким-то военным имущест-вом овраг и на колючую проволоку по его склонам, бараки каких-то складов внутри не-го. Через овраг был перекинут деревянный Бесов мост, еще недавно тренировавший жителей города по альпинизму, а теперь вот уже и памятник старины глубокой. «Так проходит слава мира…»- вздохнул Егоркин. Ну, тянуло его сегодня на мысли о великом и вечном, хоть ты тресни!
А на самом склоне оврага, на скальном выходе, тесно притулились один к другому несколько рядов личных гаражей. Вот туда-то и направлялись замеченные им трое дру-зей-приятелей автомобилистов, чьи гаражи стояли в одном ряду с его же собственным. Они тоже заметили Егоркина и радостно-приветливо замахали ему руками.
Один из них, старый знакомец Николай Григорьевич Рюмин, военный врач, подполковник запаса, привыкающий уже пару месяцев после увольнения к гражданской жизни, тащил в одной руке новенький карбюратор, а в другой — потрепанный, плотно набитый чем-то существенным, пузатый портфель. «Этот портфель, по всему видно, ровесник лейтенантской юности нашего доктора» — хмыкнул про себя Егоркин. Он наблюдательно отметил, что эта железяка почему-то в руке Николая, а не лежит в вышеназванном раритете, как должна бы, по логике и по идее… Он также оценил пуза-тость портфеля, а также слегка блестящие в вожделении глаза его спутников, сложил в уме наблюдения и сделал верные, как два плюс два, выводы. Это было просто! Он еще раз хмыкнул и … ему до зубной боли захотелось к ним присоединиться.
— Здорово, Палыч! Ты мне сегодня карбюратор поставить не поможешь? — жизнера-достно поприветствовал его Рюмин. Остальные, давние сослуживцы и друзья-приятели Слава Коромыслин и Костя Курочкин, строили из-за спины загадочные рожи.
— Иди ты … себе с Богом, вон у тебя уже есть сегодня помощники, Рюмочкин — опе-режая супруга, огрызнулась дражайшая половина Егоркина, с прозрачным намеком пере-иначив фамилию доктора. Такой повод освобождения приятеля из-под очей жены — в фор-ме соседской взаимовыручки, был стар, как сам мир! То шкаф передвинуть, то железку какую подержать при ремонте машины. Ничего нового в этом мире придумать нельзя, просто про некоторые уловки, может быть, не все еще знают! Во всяком случае, они все-рьез полагают, что изобрели что-то новое. Но со Светланой это давно не проходило! Опыт — сын ошибок трудных, научил ее работать на опережение уловок заслуженного мичмана и его друзей. Она не поддавалась и на более оригинальные приемы… Егоркин с сожалением поглядел вслед удаляющейся троице…
Поднявшись вместе с женой в свою квартиру на втором этаже, Александр Павлович переоделся в домашнее, и стал подчеркнуто бесцельно слоняться по квартире. Жена, по-наблюдав, сжалилась над ним и отправила в гараж, якобы за хранящимися там домашни-ми соленьями-вареньями к надвигающемуся празднику. Иллюзии, что он не посетит «ка-фе на капоте» у Рюмина, она не питала. Умная, и практичная женщина! Поэтому она про-сто сказала:
— Да, вон, Саша, возьми и отлей себе из гостинцев-то, бутылочку. Приятелей своих угости, и, если меньше в тебя в Новогоднюю-то ночь этой самой чачи вольется, то ниче-го плохого в этом не будет, а даже и наоборот! Да там сала кусок тоже возьми, пусть по-пробуют, а то опять Рюмочкин водки, наверное, вволю запас, а на закуске — сэкономил! — беззлобно ворчала жена.
Повеселевший Егоркин провел необходимые приготовления к мероприятию, влез в теплую камуфляжную рабочую куртку, на которой балбес-сынуля, ныне капитан-лейтенант на атомоходе в соседнем гарнизоне, неисправимый юморист-террорист, набил краской через трафарет: «Ты за кого, такой пятнистый?».
«Это, кажется, из «одностиший» Вишневского. Действительно, сейчас в этих «жабьих шкурках» ходят все, кому не лень!» — улыбнулся Палыч. Он быстро собрал увесистый пакет с угощением для своих приятелей и вышел на улицу — пока не передумала жена. Когда же он добрался до места, на ходу определяя перспективы борьбы со снегом у ворот гаража, то у Рюмина процесс уже пошел. На звук его шагов, из соседних ворот выглянули сразу все трое.
— Давай-давай, старый, мы тебя уже ждем, — обрадовано замахал руками новоявлен-ный пенсионер: все-таки последняя суббота в этом году! Надо отметить, проводить, так сказать, старичка!
— Мы не сомневались, что ты пробьешься — старую гвардию в плен не возьмешь!
— По крайней мере, надолго! — уточнил трудящийся Коромыслин, нарезая жирную скумбрию толстыми ломтями.
— Рано ты за проводы старого года-то взялся, печень-то поберег бы, она в ЗИП не вхо-дит, да и порастряс ты уже за службу-то свой личный ЗИП! — пошутил старший мичман, обращаясь к Рюмину. Кстати, мичман он действительно был самый старший, ибо его ро-весников-годков на действительной службе уже не осталось — ну, может быть, только не-которые капитаны 1 ранга да адмиралы. А его все каждый раз уговаривали «продлиться» — польза от его службы была заметна, учил службе и консультировал он не только молодых мичманов, но и офицеров тоже немало, а его номинальная должность была столь незначительна, что не являлась предметом чьего — либо вожделения.
— Да, точно, с понедельника начнется марафон, плавно перетекающий от проводов Старого года до встречи Рождества и Дня Защитника Отечества вместе с 8 марта! — согла-сился Коромыслин.
— То на службе (надо своих навестить, на прежнем месте), опять же — жена к своей ве-черинке привлекает, да праздников — три дня подряд, друзей бы не обидеть. Какие там печень с почками — целый завод по очистке не поможет! Кошмар, кино и немцы, да все с собаками!- Рюмин жизнерадостно продемонстрировал понимание нарастающей про-блемы.
— Ага, раньше начнешь — позже закончишь — аксиома встречи Нового года! — под-твердил сосед, Андрей, тоже подтянувшийся «на огонек». Егоркин, наклонившись в дверном проеме, зашел в гараж к гостеприимному соседу. Там уже весело потрескивала в углу «буржуйка», жадно пожирая дрова и куски угля, на верстаке, застеленном пестрой добротной клеенкой, (досрочно уволенной из домашнего быта по замене), были расставлены стаканы и разовые тарелочки, бутылки и скромная, но обильная закуска. Вот тут жена была не права — народ подобрался такой, что ценил не выпивку, а сам про-цесс общения. А какой же может быть процесс, если под корочку хлеба? Карбюратор же тихо лежал на дальнем верстаке, рядом с другими запчастями, никого не трогая и не обижаясь на полное отсутствие внимания к себе. Он-то сразу понял, что до него сегодня очередь не дойдет.
Это только так говорится — «кафе» или там «кабак» на «капоте». Почти у всех в га-ражах есть и мебель и посуда, отслужившая свое в квартирах, но которую выбросить как-то жалко, и тогда ее отдают «в добрые руки» автомобилистов их жены или «безгаражные» друзья-товарищи. Некоторые умельцы, любящие комфорт и какой-то «шик», по флотской привычке, так вообще, отгородили в своих гаражах целые жилые уютные отсеки-гостиные, надстраивали жилые этажи-бунгало над крышами. Так туда даже от жены в эмиграцию иногда уйти можно — бытовые условия позволяют!
Дач тут у нас нет, гаражи же, особенно по субботам и выходным, часто исполняют роль закрытых, чисто мужских клубов по интересам, которые с удовольствием посещают-ся автомобилистами, когда, после работы над своим боевым конем, спонтанно образуют-ся такие маленькие компании — по поводу и без него. Суббота или завершенная работа — чем вам не повод? Пьют без фанатизма, и, в основном — «общения и здоровья для». Быва-ют, конечно, катаклизмы, но … Тут, как и в бане, все равны — погон нет и можно го-ворить откровенно, даже дружно поругивая «флотоводцев» и прочих больших начальником, коим, понятное дело, по гаражам ходить некогда, или некоторые из них считают, что им это «не по чину». Конечно, люди серьезные, могли бы посидеть с друзьями и дома, но не то…. Вот хочется иной раз чего-то такого… этакого.
В машине доктора передняя дверь была распахнута и включенный магнитофон бод-рыми голосами «Песняров» пел ностальгические песни из времен далекой молодости. Александр Павлович поставил на стол свой «вклад в общее дело». Сергей Васин, моло-дой офицер — подводник, (отца которого знали еще давным — давно и Рюмин и сам Егоркин), а также Андрей Курочкин, тридцатилетний майор из тыла, уже вели подготовку к пиршеству. Закуски были простые, но основательные: говяжья «тушенка» (настоящая!) и рыбные консервы во взрезанных банках с разноцветными наклейками, розовое сало с нежным мясным узором, толстые ломти копченной скумбрии со слезинками выступившего жира, соленые грибочки из кадушки, которая стояла в «трюме» гаража Рюмина, банка домашних солений, источавших аромат чеснока и специй, свежий пахучий черный хлеб из настоящей ржаной муки (такой пекут только в нашем городе!). Конечно же (а кто бы сомневался?!), была и пара бутылок водки, стекло которых сразу покрылось «слезой» в заметно согревающемся помещении.
Как полагается, выпили, закусили, (и третью — за тех, кто в море, вот это — свято!). Затем, дружно шикнули на Сергея, который, уже дослужившись до старшего лейтенанта, а еще не знал, что пустую бутылку нельзя ставить на стол. «Вот молодежь-то пошла! Прямо — варвары, совсем ни разу необразованные!» — прокомментировал возмущенный хранитель традиций Александр Павлович. Славная компания его дружно поддержала. Балбес лишь виновато развел руками.
Потом потянулся неспешный мужской разговор, о том, о сем. Про «железо», разные автолюбительские «ноу-хау» обсудили, дружно ругали ГИБДД, как их там не называй — а все — гаишники и есть гаишники! Разговор вернулся к теме приближающегося праздни-ка. Сергей похвастался, что его хотели «выделить» в Деды-Морозы, но все же удалось от-вертеться.
Надо сказать, что в гарнизонах и военных городках Дед Мороз, который разносит подарки детям офицеров и мичманов экипажа — обычно сам офицер или мичман (сейчас может быть и «контрактник»), но ни в коем случае — старшина или матрос «срочник», и, тем более — без серьезного контроля.
В пояснении не нуждается — Дед Мороз часто «горит» на работе, а точнее, буквально тонет в гостеприимстве. Нет, жены-то всегда были строго предупреждены, и они, в благодарность, давали «Деду» из матросов что-то вкусненькое, но не спиртное. Зато соседи, из тех частей или предприятий, где до поздравлений Мороза не додумались, затаскивали парня к себе, тот обреченно выслушивал стишок от малыша, говорил свои дежурные «Морозовские» стишки, поздравлял, вручал тому «втихаря» приготовленный и сунутый ему в руки где-то в прихожей родителями, новогодний подарок. И все, скажете вы? Ну да, как же! Щас! Мы же русские люди, за доброе дело должны отблагодарить! Как? Совершенно дурацкий вопрос, особенно — в предпраздничный вечер! Деда и его сопровождающих (всяких там котов, волков и менее привычных русскому глазу пер-сонажей, обычно таскающих мешок с подарками и собирающих гостинцы туда же. Это все потому, что со Снегурками на кораблях — напряженка, по причине полного отсутствия представительниц женского пола — местный колорит, сказали бы умные люди. Гостей тащили за стол или на кухню и — наливали по рюмке. Но дом, даже в поселке, не один… А каждом доме — несколько подъездов, а в подъезде — несколько этажей… Это в большом городе существует денежная такса и Дед Мороз, как сезонный вид бизнеса, а у нас — нет! Пока, во всяком случае…
И некоторые матросы и старшины, переодетые в сказочные персонажи, к концу по-здравлений уже теряли боеготовность. Бывало… Ибо, как матроса не воспитывай, но он всегда хочет жить хорошо, когда улизнет из под бдительного ока приставленных к нему семерых нянек! А за всеми не углядишь! Мичмана и офицеры — тоже, бывало, злоупот-ребляли в ходе выполнения этого поручения, (злые языки говорили, что уже примерно с пятого ребенка дед работал «на автопилоте»). Но вот это явление особого ужаса и благо-родного гнева у командования справедливо не вызывало. Нет, ну конечно, были и такие начальники, предпочитавшие вовсе исключить «сомнительные» и «опасные» мероприя-тия, лишь бы ничего не делать, но главным образом…
Тут оказалось, что все присутствующие, кроме Сергея, так или иначе, когда-либо хо-тя бы раз выступали в качестве Деда Мороза. Все согласились, что работа трудная, и даже — где-то опасная. Когда Егоркин был секретарем комитета комсомола на одном из кораб-лей, то он так серьезно отнесся к поручению, что домой, до праздничного стола так и не дошел. На корабль — тоже.
И за это ему «намылил холку» замполит, а жена сначала устроила ему теплую встре-чу у порога (Палыч сильно обрадовался, что под рукой Светланы сковородка тогда ока-залась из легкого металла, а не «блинная», из литого чугуна), а потом — не пускала его в квартиру еще недели две. Но мичман — ветеран сказал, что он получил тогда такие впе-чатления, что до сих пор вспомнить приятно. А эти головомойки за них — так себе, как копеечный штраф за не пристегнутый ремень! Все посмеялись, опять подняли стакан-чики — за наступающий праздник, выпили и потянулись за закуской.
Только отсмеялись, оценив ситуацию, а тут Егоркин сказал, что он лично знаком с НАСТОЯШИМ Дедом Морозом. Сначала наступила тишина, а Курочкин от неожидан-ности уронил пайковую шпротину. Причем точно и аккуратно на штанину свежевысти-ранных камуфляжных брюк. Дима тут рассерженно зашипел. Все опять засмеялись, а Рю-мин, аппетитно хрустнув крепенькой соленой сыроежкой, подытожил ироничным тоном: «Завидую я тебе, Палыч! И с инопланетянами выпивал, и с самим Корабельным ты общался, а теперь — даже настоящего Деда Мороза лично знал! И везде-то ты был, и по-слать-то тебя некуда!».
— А расскажите, дядя Саша! — попросил смеющийся Сергей.
— Хорошо! — охотно согласился Егоркин: — но только — для тебя! Эти обормоты и ста-рые, заплесневелые скептики и циники оборжут даже святое!
А, собственно, почему нет настоящего Деда Мороза, если триста лет подряд мил-лионы, (а в сумме — так и миллиарды), детей последовательно и ежегодно думали об од-ном и том же образе, причем — почти одинаково, по существующему художественному образу, то почему он не может МАТЕРИЛИЗОВАТЬСЯ? А о том, что слово и мысль мо-гут иметь осязаемые формы, я лично несколько раз убеждался!
Андрей в это время уже разлил по стаканчикам принесенный мичманом южный на-питок. Заметив это, Палыч предупредил: «Вы, ребята, осторожнее, братан — он для себя гнал, на совесть, всегда боится качество не дать, так что вместо сорока-то, верных граду-сов 60 — 70 — гарантируется!»
— За здоровье славного старшего мичмана Егоркина и его брата! — громогласно про-ревел здоровяк Курочкин. Все выпили. Из глаз Сергея потекли слезы.
— Что это было? — шипящим голосом выдавил из себя старший лейтенант. Крепкий напиток блокировал дыхание и ожег голосовые связки.
— Чача, напиток такой, выгнанный из перебродившего виноградного жмыха. Слабый виноградный спирт, короче! Ты запей, закуси вот… — Андрей подложил закуски в тарелку молодому офицеру.
— Слабый? — прошипел обожженными связками молодой офицер. — Да на нем торпе-ды работать смогут запросто!
— А что? Надо попробовать!
— Ага, для книги рекордов Гиннеса — все из торпед домой шило тянут, а ты — из дома понесешь! Сколько народа от удивления в госпиталь попадет!
— Ну уж и прямо! Тебя послушать …
— Вот ты, Андрей, молодец, как настоящий тыловик взял на себя «процесс обеспече-ния процесса» — ехидно одобрил его Рюмин.
— А у меня просто совесть болит, на вас глядючи, Николай Григорьевич, как вы да-же банку открываете, или рыбу режете — и то, и другое — с риском для жизни окружаю-щих! Никакой техники исполнения. И безопасности — тоже!
— У тебя совесть болеть не может! — наставительно воздел палец к небу (или гараж-ному потолку?) врач-ветеран: У тех, кто прослужил больше 7 лет в структурах тыла, она атрофируется или удаляется непосредственными начальниками и ревизиями в ходе спе-цифической службы как рудиментарный орган! Так что это у вас, батенька, в лучшем слу-чае — фантомные боли , не обольщайся!
— А вот я, ежели кого и покалечу — так сам и заштопаю, или стерильно обработаю место после ампутации некоторых ваших органов! Особенно тем, кому, по возрасту, они нужны все меньше и меньше!
— Не трогай Андрея, он чистый технарь, и к флоту самое прямое касательство имеет, особенно в наших кошмарно-романтических условиях! Пусть он себе отдыхает — засту-пился Егоркин.
— Да, а вот некоторые продовольственники из их «фирмы» так трудятся, ну так уж трудятся, что даже работу на дом берут. Да еще в непосильных количествах! Помнишь, Палыч, да и ты, Андрей должен бы помнить, как вот несколько лет назад из соседнего га-ража цельный крытый «Урал» консервов вывезли, якобы кем-то якобы уже съеденных? Вот, трудился человек, не покладая рук и ног, пока все это натаскал! А у них на складах так и заведено — кто собаку съел на учете продовольствия — тот только красной икрой и закусывает. Не «кабачковой» же, как на кораблях, конечно! А нашивки, между прочим, на рукава им дают, как знак количества лет нераскрытых преступлений! Да, вот же, не оценили, суд ему что-то там «припаял»!
— Да-да, мне самому не попадались, но я тоже слышал, что в тылу бывают порядочные люди — с серьезной миной подковырнул Андрея ехидный Коромыслин .
-Ну, если бы хороших и плохих людей только по профессиям, или там — по нацио-нальностям, например, разделяли, так жить куда как проще было бы — примирительно за-метил молодой подводник.
А тем временем Егоркин начал свой рассказ, как всегда, предварительно добившись тишины и внимания.
— Было это в Обзорново, куда я перевелся после Загрядья. Точно вот не скажу, но где-то в начале 90-х годов. Помню, тогда, 31 декабря, с утра, налетел сильный ветер, пур-га, снег засыпал все на свете. Заряд за зарядом ка-а-ак (тут он сказал, что делали эти са-мые заряды) по надстройкам кораблей и причалам. Те — ходуном ходят, аппарели скрипят, аж прямо-таки стонут, и оторваться грозят. Ветер в вантах и антеннах воет, как стая вол-ков, прямо эолова арфа, блин! Видимость — метров двадцать для орлиного глаза. Снег в два счета залепил все иллюминаторы! Конечно, объявили по базе «ветер», всем — сидеть, корабельные офицеры и мичманы заскучали — Новый Год — в опасности. Но к вечеру все стало стихать, и нас все же отправили по домам, кроме смены обеспечения, разумеется.
Комбриг у нас был с понятием, без причины на кораблях не задерживал по праздни-кам и выходным. Но тогда и серьезных причин для этого хватало! То КПУГ дежурный, то еще какое боевое дежурство — все строго было, да. Итак, мы не верим своему счастью, думаем — вот-вот все «взад» вернут. А что? Такое сколько раз бывало! Начальство — оно любит перестраховаться! («Ну вот, начались мемуары!» — проворчал Сергей.)
— А тебе можно бы их послушать — для пользы дела1 -ввернул Рюмин.
— Ну, вот, значит, дальше! Пошли мы уже по домам, а «ветер два» отменили пример-но в двадцать часов, пока — то, пока — се, пока грамм по двадцать выпили с офицерско-мичманским коллективом за проводы Старого и за встречу Нового года, потом еще на машине там от кораблей ехать минут десять-пятнадцать. И, пока вышли на открытый простор в «деревне», глядь на часы — а уже двадцать один час. И даже с «копейками». У меня было еще два попутчика — наш «доктор» старший лейтенант Мишечкин Дима (Знаю его, вставил Рюмин, он сейчас известный хирург в медакадемии) и баталер продовольст-венный, мой тезка, Саня Нетопырев. И вот, видим мы натурального Деда Мороза, уютно устроившегося в клумбе под деревом. Он завернулся в роскошную шубу с красной, как заря в мороз, подбивкой, расшитой золотыми узорами, шапку мохнатую с алым верхом на глаза надвинул, да и спал так, что усы и шикарная такая борода интенсивно шевелись в том месте, где должен был бы находиться рот. А поверх шубы уже лег снег, толщиной сантиметра два. Значит, давно тут «припухает»!
В докторе тут же проснулся профессиональный инстинкт: он тут же пощупал пульс где-то на шее, и расстегнул шубу. И тут же сел на свою собственную задницу от удивле-ния… Уверенно и плотно. Два раза подряд он грязно вспомнил чью-то маму, но не эмо-ционально, а как-то так, задумчиво.
— Дед Мороз холодный, как … в рефкамере ( а зачем рефкамере названный им не то — корнеплод, не то — орган, он не сказал). Но пульс — есть, и он сам интенсивно дышит! — заключил он, в конце-концов.
— Может, «Скорую» вызвать? — предложил Нетопырев: — Я сбегаю!
Но врач отмахнулся, открыл свой тощий дипломат, и стал там рыться, чего-то бормо-ча себе под нос, искал что-то, подходящее к случаю. Но озвучивал он явно не цитаты из медучебников или там рецепты по-латыни. Врач-то он, конечно, врач, причем, очень да-же очень не плохой, знающий, культурный и развивающийся. Но он еще и морской офи-цер, и тоже — не совсем так уж чтобы начинающий…. Характер деятельности, да и еще окружение очень сказываются, влияют сильно на лексикон и менталитет! Поэтому «швартовочным» словарным запасом доктор тоже вполне сносно владел без словаря.
То, что ему было нужно, он у себя все же не нашел и несколько расстроился. Я спросил: «Ну что, может быть, реаниматор включать?». Доктор согласно кивнул. И тогда я достал из нагрудного кармана шинели свою «северодвинскую» фляжку с водолазным «шилом», открутил крышечку и сунул Деду прямо в центр «харизмы», куда-то между бо-родой и усами. Док чуть приподнял ему голову, а я легонечко отвесил ему подзатыльник (Верный прием, когда нужно что-то влить в человека, который без сознания, только чтоб не захлебнулся). Он глотнул, потом вздрогнул, засучил ногами, икнул и сел прямо в ку-чу искристого снега. Потом взял горсть снежинок и сунул их в рот. Закусил, значит! Ну, наш это Дед, хоть ты стой, хоть падай! Ожил, как и положено! Все искренне обрадовались — тащить на плечах не надо!
-Ты откуда такой, отец? — насмешливо спросил его Нетопырев, и продолжил: — Тебя же дети ждут, подымайся! Да и командование твое, поди, тоже — ждет — не дождется!
— Ох, сынки, хорошо, что вы меня разбудили, время — то, оно ведь даже меня не ждет!
— Ты, Дед, что, не совсем проспался, или — как? — решительно поставил его на место Мишечкин. «Сынки», блин, понимаешь! Тебе-то лет сколько? Был бы в возрасте, так кто бы тебя заставил в Новогодний-то вечер с таким мешком по гарнизону-то крейсировать? Не ошибусь, наверное, если скажу, что ты еще по первому-второму году служишь. Это замполиты наши именно таких всегда этой самой общественной нагрузкой грузят, да. Плавали, знаем! — заключил свою тираду доктор с громадной высоты своих целых трех с половиной лет офицерской службы.
— Лет-то мне? Да, почитай лет триста, а может — больше, не знаю! Вот, решил я вас навестить в кои-то веки, а тут такое …
— Какое это такое? — подключился я к общему разговору и продолжил: Если спаива-ние Дед Морозов — так это у нас каждый год, с 25 декабря по 13 января, регулярно! Как зовут — то тебя?
— Хотите — Дед Мороз, хотите — Мороз Иванович!
— Иванович?
— А как же! Я — русский волшебный дух Зимы, рождества и Нового года! — здорово вошедший в образ Дед, и никак не хотевший из него выбираться. Не отошел от выпитого, бедолага! — дружно решили мы и продолжили «реанимационные» действия.
— А как же получилось, великий дух, твою за ногу, что ты, вот так вот, «отдыхаешь» в сугробе, один-одинешенек?
— Да, вот, случилось так, — начал свой рассказ Дед Мороз, — что мы пролетали на санях в вашем районе, а тут вдруг не то — Санта — Клаус, не то — финский Йелопукки (во имечко-то, чухна придумала, сразу и не выговоришь!), на санях с оленьей тягой, но без опознавательных знаках тоже спешит в свою Лапландию. Ну, вот, он нам поперек курса решил проскочить, а мой водитель Снеговик замечтался, и вот …
— Долетался, «Белый Орел»? — вставил я.
Но он упрямо продолжал, как по писаному: — Тому-то — хоть бы хны, габаритные огни справа только посыпались, он и удрал, пока инспекторы не подскочили, а у нас — правый полоз обломался! А «запаски» молодой Снеговик не взял. Молодой еще, беспечный. в ноябре-то только и слепили… Ну я, ужо, холки им намну, и — ему, и — завгару, что транспортное средство в такой ответственный рейс плохо подготовил!
— Постой — постой! — оживился Мишечкин, — вот ведь этот самый Санта и прочие евро-пейские ребята действительно летают по небу на оленях, а наш-то Дед на санях ездил по снегу на тройке белых коней в серебряных санках! У кого хочешь спроси! Вон, даже на ДОФе сейчас именно такой плакат висит!
— Так-то оно так, да дороги у вас уж больно техникой разбиты, в городах — песок и соль — скольжения совсем нет, а в «камазовскую» колею на проселке на санях не влезешь! Тут полетишь, если опоздать не захочешь! Вот и влетели… Сани-то — вездеход-везделет — по обстановке.Так что мы тут у вас и встали, они там вон, в леске, возятся, а я сюда — что-бы время даром не терять! А то задача генеральная у нас какая — чтобы радости в Новый год в каждом доме прибыло, чтобы смех детский звенел! И чтобы никого, кто верит в Новогоднюю сказку, не обойти!
Мы поняли. что Дед Мороз не то -шутит, не то — бредит, и засмеялись А Нетопырев и говорит:
-Ты, дед, заранее эту-то историю заготовил, что ли ?
— Что вы за люди, — возмутился Мороз в свою очередь, — ну никто ничему не верит!
— Извини, дорогой, но в наше время даже в старшей группе детского сада, верить в Деда Мороза со Снегурочкой уже считается неприличным, так сказать, признаком инфантильности и полным моветоном! — добавил Мишечкин, и продолжил:
— А мы из детсада, как ты мог заметить, уже подвыросли!
С учетом моего былого опыта я все же серьезно уточняю:
— А чего же запаски не взял?
— Да место, понимаешь ли, для подарков приберег!
— Ну, ясно, плохому танцору тоже всегда что-то на поворотах мешает!
Мы подняли Деда на ноги, но он чувствовал себя еще плоховато, и мы решили идти ко мне — до моего подъезда оставалось всего-то шагов двадцать-тридцать. Вокруг шли лю-ди в своих предпраздничных хлопотах, и на нас особого внимания не обращали, только поздравляли «с наступающим». Дед Мороз еще не до конца осознал, на каком он свете, и бросить его на радость комендатуре — это просто не по-флотски. Дед пошел почти ровно, а по пути довольно внятно рассказал вот что:
После высадки на пустующем по случаю предпраздничного вечера поселковом катке, он встряхнул свой тяжелый мешок с новогодними подарками, и, опираясь на посох, двинулся в сторону домов, которые маняще светили своими окнами сквозь падающий снег. И только вышел наш Дед Мороз на свет, тут к нему на полном форсажном ходу подлетает нарядная женщина, и, улыбаясь говорит: «Вы от подводников? Не пятый ли дом ищете? А то мы заждались! Муж звонил, говорил, что задержится по «Ветру», но Дед Морозов мол, на «апельсине» уже в поселок отправили!». Ответы ее не очень интересовали, согласие или несогласие — тоже. (По всей видимости, часть обязанностей мужа по командованию подводным крейсером или даже целым соединением таких крейсеров, она тоже добровольно и привычно брала на себя, — ввернул Егоркин). «Какой у вас шикарный костюм! Где вы брали, а то в прошлом году в детсадике договаривались, так там — одна видимость! А тут — шелк, и парча, а узор-то какой, вышитый золотой нитью, не нарисованный! А борода тоже дорогая — точно, из натурального волоса!» — со знанием дела заключила она.
Тут они поднялись на второй этаж, открыли дверь квартиры и к ним навстречу выбе-жали детки — мальчик лет шести, и девочка — лет четырех. «Здравствуй, Дедушка Мороз!» — отрепетировано, хором закричали малыши. А мальчишка, смело глядя в глаза Морозу, по-тянулся к бороде — дернуть. Но девчонка резво стукнула брата по руке и сказала, что она первая будет читать стихотворение. Брат не возражал. Выслушав стишок о добром Дед Морозе, растроганный дед засунул руку в мешок и достал большую, нарядную куклу. Де-вочка взвизгнула от радости, вежливо полуприсела, как учили, и сказала «спасибо», еще раз посмотрела на новогоднего гостя горящими от неописуемого счастья зелеными гла-зенками (как у мамы), и помчалась в комнату показывать куклу кому-то еще. А гость внимательно выслушал доклад мальчишки насчет зеленой елочки, внимательно посмот-рел на него, сунул руку в мешок, и совершенно не глядя вытащил оттуда… новенькое спортивное кимоно, с белым, как снег поясом. Ничего кроме «Ой!» малыш вымолвить не смог, но мама его поняла — он больше всего в жизни мечтал об этом подарке за секунду до этого. «Настоящий!» — прошептал малыш. «Ну, вот — теперь будешь как «Малыш Каратэ», а то всех уже замучил!» — сказала мама. И она потащила Деда на кухню, где за накрытым столом сидели еще две женщины
«Вот, дедушка Мороз из нашей дивизии!» — гордо отрекомендовала его подругам, с видом личной причастности к созданию образа Деда как такового: «А подарки вам мой Виталий дал? А то они у меня в прихожей, под одеждой припрятаны, я и достать — то не успела. А ведь как угодил-то! Любит мой Оленьев детей,. хоть и редко с ними видится, но все запросы и чаяния молодежи знает!» — обращаясь к подругам, похвастала она.
— Ну, дедушка, с наступающим вас Новым годом! — и Деду сунули в руку «непроли-вашку» богемского стекла с коньяком, грамм на 150.
— Не можно нам, на работе мы — степенно отказался Дед. Тут все засмеялись, думали — шутка.
— Да вы бы хоть усы с бородой сняли-то на время, мы уже большие детки, и про Дед-Морозов все-все знаем, — сказала одна из женщин, черноволосая, с игривым, огненно-пронзительным взглядом. В Морозе шевельнулись давние сладкие воспоминания об од-ной прекрасной горной ведьме, и какие-то кусачие мурашки пробежали по загривку. «И-э-х, были когда-то и мы рысаками!» — ностальгически прищурился и сказал про себя дед. А вслух рек так :
— Чтоб вам. доченьки, в Новом годе удачу встретить, да от себя не отпускать, за мужьями ходить, детей пестовать, а тебе, глазастая, придется сразу двух богатырей ро-дить! — И с этими словами Дед выпил залпом армянского коньяка. Понравилось! Картинно занюхав выпитое (дорогой коньяк!!! О. ужас!) кусочком хлебушка, решительно отказался от закуски. Он распрощался, отвергнув все уговоры. Выходя из подъезда он подумал сам про себя: «Вот хвост распушил, павлин хренов!», осуждающе покачал головой и заспешил на улицу. Собирался идти к елке, но какое там! Недалеко ушел!
В другой квартире все повторилось, отличаясь лишь в деталях. И оттуда он вышел, дойдя до соседнего дома. Определенного маршрута не было, он шел к площади, на кото-рой стояла и сверкала всеми огнями, даже сквозь слабеющую метель, высокая красавица-елка — как ориентир для Снеговика-водителя.
И вот тут к нему подбежал мужичок в кремовой рубашке без погон, и попросил зай-ти к нему, так как из-за дурацкой простуды на садиковскую елку его сын не попал, а и костюм они с мамой заранее сшили, и стихи выучили. А вот в части снарядить кого-то с поздравлениями не получилось — костюм Морозовский годки — обормоты на ДМБ-овые альбомы пустили! Найдем — устроим им всем Варфоломеевский утренник! Вовек не забу-дут! «Второй день обиженный ходит, празднику не рад! А я тебя, мужик, извини, не знаю как по званию, уж и так отблагодарю!» — клятвенно пообещал мужичок.
Ну и как тут было не пойти?! И не из-за зряшных посулов, конечно, а ради дитя больного! Пошел! Все прошло отлично, от слез умиления родителей и радости малыша, который искренне верил в волшебную новогоднюю сказку, Деда тоже пробила слеза! А малыш получил железную дорогу, с большим, весело свистящим на поворотах красным паровозом и ярко расписанными вагончиками. Вот чему родители изумились, и обрадова-лись не меньше сынишки! Чуть позже на кухне (Опять!!! Да что у них — это самое святое место?- удивился Дед), к нему наперебой приставали родители, сколько, мол, мы вам за это должны, (искали ведь по всем магазинам, в Мурманске даже, но найти не могли), а сами ему костюм и сапожки купили. Дед только отмахивался рукавицей, но фужер ледя-ной водки принял и даже снизошел до закуски — заел водку приличным куском отличного холодца, похвалив хозяйку. А хозяин, труженик тыла на бербазе подводников, незаметно напихал ему в мешок деликатесных консервов и какую-то бутылку.
«Запомните! — вещал Дед внемлющим довольным родителям, — всякие тряпки для ре-бенка — это вам дарят, или — вы сами себе, а не ему! Дитю — ему игрушка потребна, пусть и практической цены у нее нет — но душу его маленькую греет! Не умеет он еще счастье количеством тряпок-то и их ценой мерить!»
Раздобревший Дед Мороз распрощался, важно кивнул и вскинув посох, пошел даль-ше. Пришлось, может быть, посетить и еще пару- другую квартир, но они как-то не за-помнились ничем особым.
Тут он вышел на улицу, настроение у него было хорошее, он был или веселым, или очень навеселе, сам не мог точно определить. Да ладно, праздник! Вокруг все чаще стали появляться деды Морозы со сказочной свитой, он смотрел на них, снисходительно улы-баясь — дилетанты!
А тут вдруг, контрактник в расстегнутой яркой пуховой куртке ему навстречу, с бу-тылкой шампанского в руках, и уже — очень «подогретый изнутри». Увидев одинокого Деда Мороза контрактник дурашливо заорал на всю улицу: «Ах. ты, Дедушка Мороз, бо-рола из ваты! Ты подарки…» . Дальше Дед знал. Ну, старая, ну заезженная до тошноты, ну глупость! Обычно он снисходительно сдерживался (ну чего с дурака взять?), а тут под воздействием «молотовского коктейля» из коньяка и водки, да плюс — шампанское в по-вышенной дозе, которое все внутри смешалось, не выдержал. Гнев ударил Деду в голову (или куда там еще?). Он рявкнул: «А ну, изыди от меня на три версты!» — и стукнул три-жды посохом. Бедный контрактник, в одной курточке, очнулся на пустынной дороге, у столба с цифрой 7 . Сверху падал густой снег, не было видно ни черта (верно, все черти уже тоже собрались под праздничными столами, ожидая свободного падения туда своих «клиентов»), а где-то далеко впереди чуть просвечивали огни поселка Еры-Губа. На ду-ше стало страшно, и как-то гадко. Между прочим — в первый раз в жизни, стыдно за собст-венную глупость и пошлость. Он искренне считал, что это должно веселить людей. А тут, как бы услышал себя со стороны, плюнул с отвращением, и … заплакал, да не от страха, а оттого, что стало как-то обидно за себя. Он что-то понял и завыл о себе в голос: «Вот де-би-и-л!». Тут он как-то понял, что Дед Мороз этот — совсем не из Дофа, а …
А Дед, словно прочитав его мысли, вдруг остыл: «И чего это я, собственно?».
Да, добрым духам надо иногда тоже напоминать, что они — добрые. А то возьмут вон посох волшебный, из «лесной гущи, древней, всемогущей», да на перевес, и давай добро творить — да по подвернувшимся дурным головам. Пусть и не очень умным, не шибко воспитанным и образованным. И не только духам бы об этом помнить, но и всем, силой и властью облеченным!
И в это же самое время незадачливого контрактника подобрала машина, вывернув-шаяся неизвестно откуда. А засветившийся в свете ее фар дорожный знак ехидно ухмыль-нулся ему, как живой… Когда же доставили к дому, он достал завалившийся с прошло-го года колпак Санты, усы и бороду. Встряхнул, расчесал и пошел поздравлять свою ком-панию, благо было — чем. А когда один из его друзей-товарищей, тоже затянул про де-душку Мороза, он взбеленился, и рванулся к нему с самыми серьезными намерениями. На нем повисли сразу все девчонки. «Придурок!» — вырывался и кричал он: «Совсем уже ни-чего святого не осталось! Даже в этот праздник! Я вот сейчас все эти слова по одному, вот этой табуреткой-то, в тебя обратно позабиваю! Я тебе организую бледный вид и редкие зубы, как только дотянусь до тебя!». И так далее, и так далее… «Придурок» побледнел и жалел, что не укусил себя за язык чуть-чуть раньше. Дотянуться, конечно, не дали, но еле успокоили.
— А вечер этот у них дальше пошел хорошо, как никогда. Весело, интересно, и почти все загаданные желания посбывались — мне как-то потом рассказывали — сделав лириче-ское отступление, отвлекся Егоркин от хронологии рассказа.
— Кстати, — продолжал он, когда точь-в-точь такой стишок прочли Деду при мне два полупьяных юноши — я их просто рассовал головами в ближайшие сугробы кверху … этими самыми. У них хватило ума не вылезать оттуда сразу и не кидаться на меня с кула-ками, так что воспитательный момент у меня все же был. Но куда мне, до самого Деда Мороза-то? Они меня-то, вполне обоснованно забоялись, как и должно, кое-какие мозги-то остались у обормотов, но вот что-то осознать…
Дальше было вот что: Деда облепила еще одна молодежная компания, сунули в руку стакан, налили до краев чего-то сладкого и крепкого, проорали : пей до дна, а то мешок отберем!. Он уже послушно выпил, поздравил с Новым годом и посмотрел им, убегаю-щим в сторону ДОФа, вслед, вдруг почувствовал себя усталым да и рухнул под дерево. Так сказать, чуток отдохнуть. Где мы его потом и подобрали. Все, что рассказал нам Дед Мороз о своих приключениях, очень натурально, надо сказать!
-Эх, не легкая эта работа — поздравлять гарнизон с Новым Годом! — перефразируя Чуковского, срифмовал свой вывод Нетопырев, издеваясь над Дедом.
-Да уж, мне тоже вот, бывалоча-то, досталось — вспомнил Егоркин грехи молодости, не теряя нити рассказа, как бы успокаивая и защищая Мороза — не один ты такой, да и со-всем не первый!
Дед, тем временем сказал, что в голове у него шарики передвигаются с ужасным гро-хотом и скрипом, и он не может сейчас вспомнить кое-какие волшебные формулы и вы-звать Снеговика к себе, которому он точно сегодня же от всей души начистит морковку, что у него торчит вместо носа. Но! Для этого надо сосредоточить свою мозговую энергию, а пока никак в таком состоянии не получается. «Да и развелось тут «иностранцев», проводил он взглядом парня в характерном костюме Санта-Клауса. Космополиты, тьфу! Ну, разве может у нас Новогодний или Рождественский там дух ходить в такой короткой куртке или в сапожках? Фи-гу-шки! Он себе враз все подвески ниже пояса отморозит и будет кое-чем в штанах звенеть, почище колокольчиков на его оленях! А уши у него в таком колпаке и сами отвалятся! — мстительно предрек наш Дед. «Да, а ведь еще Петр Первый в своем указе об объявлении Нового Года с 1 января 1700, глаголил: «В этот день пьянства и мордобою не чинить, на то и других дней в году хватает!». А у вас всегда к указам положительно относятся! На любой хороший Указ высокой власти кладут: чиновники — так сукно с чернильным прибором, или там, допустим, пресс-папье, а народ тоже кладет, но чего попроще! Эх, что говорить!» — расстраивался и сокрушался Дед. Видно, совесть мучила. Бывает! Кто из нас не проходил через этот этап отрезвления?
Тем временем мы поднялись ко мне, дома — никого, жена, очевидно, вышла к сосе-дям. А детки-то наши по институтам в столицах, и Новый год там встречать, конечно, ве-селее! А нам Деда надо было срочно реанимировать — до Нового года, полтора часа! Для этого я решил использовать горячий хаш — испытанное радикальное средство. Кавказцы раньше славян с вином, а — следовательно, и с похмельем познакомились, но и гнать его прочь тоже раньше научились — и ели его исключительно ранним утрам после пиров. Во всяком случае — до принятия ислама.
Но вот как-то на Деде это скажется? Я, почему-то на самом деле поверил в его мо-розно-снеговую сущность! А вдруг растает? Но ему самому — видней! Быстро расплавил на плите тарелку холодца и заставил его все это съесть! Не совсем, конечно, «хаш», но, если принципиально, то — сойдет! Кто захочет попробовать — сделайте лучше по настоя-щему рецепту, в любой «Кулинарии» возьмите, а то вкус испортите!
Тут Рюмин встрял в рассказ Егоркина и авторитетно заявил: — Темнота пещерная! Надо было ему (Деду) дать две таблетки пирацетама, и уже через 15 минут он бы у вас решал в голове уравнения третьей степени! Сколько раз проверял на своем командире лодки еще в молодости!
— За что я вас люблю, врачей, так это за то, что вы диагнозы ставите, и лечения назна-чаете вовремя! По результатам вскрытия, как правило! — ехидно парировал Александр Павлович. Ну, слушайте дальше.
Дед поел хаша, и ничего с ним не случилось, похвалил только. Да и заметно стало по нему — на пользу пошло, зарозовел лицом, потом покрылся, а это первый признак избав-ления от похмелья!
Вдруг, открывается дверь, и входит моя супруга, правда, еще не в боевой раскраске, но вся в кулинарном полете. А тут нас четверо… Подозрительно оглядев компанию, она со всеми поздоровалась, а я тут вспомнил, что Новогодний подарок для нее остался на корабле, запертый в сейфе! Ужас! Капут! Абзац!
Я весь похолодел, как наш Дед, а на лбу даже почувствовал иней! Ведь хотел же из старшинской кают-компании вернуться в каюту, но кто-то отвлек! Я мысленно застонал и стал прокручивать варианты выхода из этого положения — но в результате получался только второй вход в эту … самую…
А этот самый Дед вдруг говорит: «Мир тебе, добрая женщина, да будет в Новом Году твой дом счастьем полон, да любовью отмечен. А от зависти людской оберег тебе такой!» — лезет в мешок и достает … серебряное украшение с камнями в старорусском стиле, как мы когда-то в музее видели. Моя ненаглядная сразу дар речи потеряла и к зеркалу прямо запорхала, чистый мотылек, блин, — да скорей примерять. Чмокнула меня в щеку, к вечеру уже колючую от щетины, и говорит нежным голосом: «Спасибо, родной! И подарок нашел, сразу видно — авторская работа хорошего мастера, не «ширпотреб» турецкий, мне такой наборчик уже года два снится. И Деда Мороза даже привел!». А потом и говорит, а кто дед Мороз? Я весь ваш экипаж знаю, но вот узнать не могу».
— От подводников он,- отвечаю, — у нашего только на детей-то времени с трудом хватит! А что еще сказать и не знаю. Стыдно мне стало как-то. Моей выдумки с трудом на флакон духов хватило. Хотя мог бы и до серебра додуматься самостоятельно, при некото-ром напряжении мысли. Особенно, если от фуражки извилины освободить…
Я договорить еще не успеваю, а она нас в зал тащит (знай наших — а то- кухня, кух-ня!)- а там стол, а на столе — лукуллов пир на восемь персон (на всякий случай) накрыт. Ну и весь новогодний антураж — елка, гирлянды, блестки, свечи, апельсины в вазе. Но вот тут Дед пищи отведал, а рюмку — наотрез. «Вот!» — он удовлетворенно сказал, столу семейному место самое в светлице! А то еще Шарль Перро, великий сказочник, писал: «мачеха настолько ненавидела Золушку, что даже кормила ее на КУХНЕ» А у вас, куда не войди…
А мы выпили, и честь хозяйкиным трудам отдали, да. Нетопырев, тот сразу домой за-торопился, а мы с Мишечкиным пошли Деда провожать. Дед спросил у Нетопырева, что он хочет от него хочет под елочкой, а тот дурашливо ответил, что хорошей водки. У две-рей мы распрощались с Сашей, а сами двинулись к городской елке.
Доктор сказал, что жена у него в Питере доучивается, они уже созванивались и по-здравлялись, а в компанию к своему однокашнику по академии он всегда успеет. И вот что еще удивительно — Светлана моя меня, да в новогодний вечер, да без конвоя из двери выпустила! Чудеса!
Вышли мы, бредем значит, между домов, к самой большой поселковой елке у ДОФА, а тут наш комбриг у своего подъезда стоит, а нас увидел и кричит: «Сюда, мужики ! Я уже тут околел весь, вас дожидаючись!». Подходим, а он сходу забрал полные паруса и говорит Деду: «Штурман! Где тебя носит! Моя жена специально для вашего корабля в детсаду костюм выпросила, чтобы и моего Мишку не забыли! А вы где-то тащитесь! Вот в отпуске ваш зам, и все у вас нюх совсем потеряли! Я же сказал — дед -морозовскую компанию всю отправить на «Камазе» в поселок сразу после ужина! Как сам не проконтролируешь — так у вас анархия в браке с демократией!» Могли бы и с меня начать — и не потому что я — комбриг, а хотя бы потому, что мой дом — рядом с остановкой!». Это — лишь выжимки из его пламенной речи, остальное печати и переводу не поддается! Моряк — отменный, мужик — правильный, но по этому делу — виртуоз. Короче, как говорят: берегите, девки уши, моряку — бальзам послушать! Да и как без этого?
А тут наш Дед Мороз вздохнул и сказал:
— Ну, пошли! — и пошел, помахивая посохом.
А мы у подъезда остались — нас никто не приглашал, понятно, мы в свиту волшебника не подходили и в Новогодний антураж не вписывались. Дед Мороз скоро вышел, за ним вышел комбриг в небрежно наброшенной на плечи дубленке.
— Дед Мороз — молодец! А организаторы — гады! — громко резюмировал капитан пер-вого ранга.
А Деду сказал: «Все было здорово, молодец! Но опять с подарками напутали! Я ведь, кажется, советовал вам — скотчем бумажку с именем и адресом приклеить к подар-ку, а перед самым вручением — раз — и оторвать. А то мой так в эту чужую пожарную ма-шину вцепился, что уже без слез не оторвать … Ты узнай, пожалуйста, чья она, а мою го-ночную с радиуправлением взамен отдашь, потом мы сами разберемся с папашей, не проблема.. . С наступающим Новым годом, мужики! Отдыхайте! Но — в пределах личной нормы!» — напутствовал он нас.
А я про себя подумал — этот Дед работает без организаторов, но вот ошибок не делает, это точно!
Непонятно почему, но мы пошли с Дедом Морозом дальше. Из крайнего освещенного люстрой окна первого этажа на нас глядели улыбающиеся лица старика и старушки.
Новый Год пусть входит в дом,
Пусть он светится добром!
Пусть счастливый свой вы век
Вместе проживете
Сядут с вами за столом все, кого вы ждете! —
примерно как- то так, (не совсем складно может, я не запомнил?) сказал Дед Мороз и ударил посохом оземь. Мишечкин пожал плечами, а я подумал, что мы Деда все же не долечили, и шарики у него, может, уже и без грохота, но вращаются не в ту сторону. Про-ходя мимо заснеженных деревьев, наш спутник что-то углядел в снежной кутерьме и грозно крикнул: «А ну мигом все сюда, не то ждет сейчас беда!». Тут раздался шум, под-нялась было снежная пыль в сторону от нас, но после еще одного грозного оклика повер-нула к нам, превратившись вначале в три вихревых столбика, а потом — в полупрозрачные сказочные фигуры. «Ага!» — победно загрохотал басом Мороз Иванович, как старпом, на которого напоролись в городе самоходчики с родного корабля. «Стоит мне только отлу-читься, как вы немедленно — пошалить, гадости поделать? И опять — те же: Леший да Ки-кимора, да Путаник? Бедокуры! На кварки распылю, поганцы! Сгиньте сей момент, а завтра — ко мне, со своим старши’м! Ужо по душам-то побеседую!»
— Шеф, шеф, поняли мы, нас уже тута и нет — откуда-то донеслись испуганные, про-никновенно-раскаявшиеся голоса. Перепуганная нечисть бросилась наутек, в точь-в-точь, как нашкодившие и прихваченные за … некоторые чувствительные места матросы. «Го-ворил ведь, не фига в город соваться! А все ты — Дед уже проехал, Дед уже проехал! Все ты, провокатор! Погуляли, блин!» — донеслось уже издалека. А вот мне всю дорогу не да-вала покою завистливая мысль — откуда у Деда Мороза неиссякаемый запас самых нуж-ных в каждом конкретном случае подарков. Когда я его спросил об этом, Дед смутился и промямлил что-то о каком-то там молекулярно-полевом синтезе на основе высоких эмо-ций. А потом вздохнул, и сказал, что когда-то ему это объясняли, но он ничего не понял, переспросить постеснялся, а теперь уже и забыл, а спрашивать еще раз — как-то стыдно-вато. «Знакомое дело!» — мысленно согласился я.
Меж тем мы вышли к главной поселковой елке, и вдруг, как по заказу, над ней очи-стилось небо, заблестели ясные и такие близкие звезды. А из этой полыньи в небе к нам спускались роскошные сани, запряженные здоровенными, белыми-белыми конями. Ими правил живой Снеговик, а рядом с ним была тоненькая девушка. «Снегурочка!» — хором сказали мы с Мишечкиным. «Вот и починились, Дед Мороз, твои сани!»- сам не веря то-му, что вижу, пробормотал я. «Ох, и задаст она мне сейчас!» — забеспокоился Дед.
— А что, она тоже скандалит? — хором искренне удивились мы с Мишечкиным. — Персонаж — то ведь — добрый, сказочный!
— Да, сказочный, сказочный! А насчет «добрый», так это — для кого как! А как ты ду-маешь, сынок, откуда берутся всякие бабки- Ёжки? В тех же сказках? Вот именно! Из Снегурочек…. на пенсии! Ездят они, года на два-три хватает, на людей насмотрятся, веру в них теряют, от пьяных мужиков — так вообще тошнит, да! Вот и списываем, по профне-пригодности на досрочную пенсию — как балерин из театров! А в лесную чащу они сами от вас просятся! Людей — их любить надо, не все они потерянные! Но — тише, это — страш-ный производственный секрет! — доверительно склонился ко мне дед Мороз.
Снегурочка тут же подтвердила опасения Деда, нимало не стесняясь нашим присутст-вием:
— Где тебя носит, Дед Мороз? Опять — за старое? Компанию подходящую нашел? Са-дись скорей, время уже поджимает!
Дед ловко влез в сани. Сани сразу же пошли на старт. Откуда-то сверху донеслось: «С Новым годом! С новым счастьем! Все будет хорошо!».

Как — то грустно стало. Я-то все-таки почему-то поверил раньше — но признаться боял-ся. А теперь… А Мишечкин вообще остолбенел. Наконец, он задумчиво сказал: «Я уже очень, очень большой мальчик, но, наверное, попросить у Деда Мороза все же кое-чего бы смог!».
Мы увидели нашего комбрига, уже одетого в полную форму и готовящегося, видно, ехать в Противосолнечную поздравлять экипажи с Новым годом, и нетерпеливо погляды-вающего на часы, то и дело поддергивая рукав шинели.
В этот самый момент к дому лихо подкатила комбриговская «Уазка», а из нее высы-пался оповеститель с «Быстрого» и радостно кинулся к доктору. «А вам жена звонила, старпом вам записку со мной срочно послал!».
Комбриг заинтересованно обернулся, ожидая объяснений. Доктор сказал, что жена его, оказывается, уже на Обзорновском КПП, но ее не пускают без пропуска, и надо что-то делать! «Седлай, Алиев!» — скомандовал капитан первого ранга своему шоферу:
-Доктор, садись, едем за твоей женой! Новый год тебе есть где встречать? — он глянул на часы и сам себя успокоил: — Успеем!
— Да везите их ко мне, товарищ комбриг! Моя Светлана и без предварительного опо-вещения, с сокращенной подготовкой целое отделение накормит, а уж в праздник… так и до взвода! Да и у доктора дома — колотун, сами знаете, чтоб этому ОМИСу ни дна и ни покрышки и длинный кактус всем им в самый дейдвуд! А у нас дома — целая теплая ком-ната свободна, по причине отъезда детей!
— Так это, товарищ комбриг, ее без пропуска не пропустят!
— Д-а-а-а? — иронически протянул комбриг:.- Посмотрим!
Я бы тоже хотел на это посмотреть! То есть, на того дежурного по КПП, который вос-станет против нашего комбрига. Ибо, если комбриг считал себя правым, то у него на до-роге лучше было бы не стоять. Даже тяжелым танкам! Я с ним как-то давно был в Север-ной Африке, так мароканцы друг друга в засос от счастья целовали, когда наша «боевая» кончилась и он от их побережья домой со своим кораблем ушел!
В этот момент капитан 1 ранга развернул записку от замкомбрига, которую ему вру-чил рассыльный, и прочел вслух: «Штурмана с «Прыткого» взял в плен патруль, он был одет Дедом Морозом, но в состоянии полной потери ориентации и слабом ощущении то-го, на каком таком он свете находится. Хорошо еще, что нигде не упал, и не замерз! На-чальник гарнизона, по прозвищу Рыжий Ганс с утра дал мудрую команду: Дедов в комен-датуру не свозить, развозить по домам или кораблям, а все возможные разборки оставить на потом! Он велел считать такое неудифферентованное состояние Дедов Морозов про-фессиональным травматизмом при выполнении служебного задания или общественных нагрузок». Так что, с подарками детям придется разбираться позднее».
— Стоп, стоп, стоп! — проговорил комбриг, явно теряя ощущение контроля обстановки — Егоркин, ты что ни будь понимаешь? А это кто с вами был? Где вы его взяли?
-Он был настоящий!
-Да, — согласился комбриг, — Дед Мороз был классный! Наверное, из ДОФа! Только, вот где он такую дорогую пожарную машину взял? Фонды, может, какие? Да и откуда бы, ДОФ — еще беднее нас, как бомж вокзальный!
— Да и слабо ДОФ-овскому-то Морозику, мы видели, как он работает, подумаешь, профессионал, талант маринованный! — презрительно вставили мы с доктором, опять хо-ром. Разъяснять истинную ситуацию комбригу было бы бесполезно и небезопасно.
Комбриг с Мишечкиным влезли в машину, за ними нехотя полез и оповеститель, яв-но рассчитывавший остаться на какое-то время в предпраздничном поселке. Но делать это на виду у Самого!? «Русский джип» сорвался с места, лихо разворачиваясь.
— Егоркин, жди гостей! — крикнул мне из машины комбриг и она скрылась в пелене легкой метели.
Меж тем, ветер совсем стих, и крупный, пушистый новогодний снег тихо падал и ло-жился на крыши домов, улицы, на прохожих, которые весело шли в разные стороны, с сумками, пакетами, народ двигался по гостям, вовсю поспешая.
Проходя мимо окна стариков, я увидел как у них на кухне появились их дети, уже среднего возраста. А мы вот решили с вами Новый год встретить, говорила красивая женщина, выкладывая на стол свертки и кастрюльки. А у нас пусть молодежь бесится!
— Мы свое-то уже отбесились!- вторил ей басом лысоватый крупный мужчина, а праздник это добрый, семейный! Нас буквально, что толкнуло — Давай. в кои-то веки вме-сте с родителями встретим — на радость нашим недорослям — квартира -то на всю ночь в их распоряжении.
— Как бы чего не сотворили — забеспокоилась старушка.

Я поднялся домой, а жена уже не чаяла увидеть меня трезвым, чему и громко удиви-лась. Пришлось даже обидеться. Вот такой он, настоящий дед Мороз! — закончил свой рассказ Егоркин.
— А вот Сашка Нетопырев обнаружил у себя в дипломате на следующий день боль-шую бутылку настоящей «Кристалловской» и серебряную флягу «Гданьской» водки, и не мог вспомнить, откуда она взялась. Набрался, паразит, и всю память отшибло! Алкоголь-ная амнезия, как доктор про себя говорит!
-Самокритика мне не чужда — ввернул Рюмин.
-А нам — так и не поверил! Деду Морозу — тоже! И дальше бутылки его мечты и не простирались!
-Д-а-а, — протянул Рюмин.- Бывает!
Андрей снарядил уже рюмки к новому «залпу». — А ты, Палыч-Сан, что загадал!
— Загадал и получил, но это — личное, вам знать не обязательно! И все было у меня нормально!
— А ведь мог бы …
— Мог бы — перебил его Егоркин: — Даже мир во всем мире, как эти свиристелки пус-тоголовые на конкурсах красоты, да… Но вот получил кое-что нужнее и в рамках мощно-сти Деда Мороза.
— Ну, народ, с наступающим! (наш типовой тост, который можно провозглашать дней двести в году!)
«Народ» степенно выпил и плотно закусил. Пока Егоркин рассказывал, компания молча слушала и даже не жевала.
А Сергей сказал: «Вот, оказывается, и не только в детстве можно ждать от Нового го-да чего-то особенного!».
-Ты-то от детства еще недалеко ушел! — буркнул Рюмин, и добавил: — а к нашему воз-расту понимаешь, что не надо ждать, что тебе дадут, а если попробовать что-то давать, какую-то радость тем, кто вокруг тебя? Если подумать, то можно и угадать, как твой Дед Мороз, Александр Павлович, самую сокровенную мечту, или новогоднее желание у близкого человека! А то вот все ждем, что вот с мешком к нам придут… за подарками, наши дети и родственники!
— А вот у казахов, мне рассказывали, есть поверье — если к тебе в Новый Год (у тюр-ков это — день весеннего равноденствия) никто из гостей не зайдет — значит, живешь ты как-то не так, и, наверное, как-то зря, на этом нашем шарике!
— Мудрый народ! — одобрил Егоркин.
— А если все сидят и ждут по своим домам и юртам, то кто же тогда приходит в гос-ти? Тут утвержденный график нужен!
— Ты — провокатор! Но, поскольку никто из них от депрессии не умирал, то этот во-прос они как-то решили!
— Удивительная история, Палыч! — сказал Андрей. И вот, хотите — смейтесь, хотите — нет, готов поверить! Все-таки, особый праздник, хоть и сколько раз был он уже, а все же, где-то глубоко, ждешь чего-то, нового, необычного!
— Одно слово — Новый Год!
-Везет вам, дядя Саша! — завистливо сказал Сергей. Я вот тут знаю, где Дед Морозов-ский инвентарь достать, да и мысли кое-какие появились — уже загорелся он какой-то иде-ей, «А если удастся — то появится новый рассказ о НАСТОЯЩЕМ деде Морозе!» И вооб-ще — столько у вас воспоминаний о службе, о флоте!
— А вот при вашем поколении одни воспоминания останутся …. от флота!
— Ну, вот, совсем весело пошутил!
— Только на флоте могут случаться такие истории! Ну и только на Северном флоте смогут затащить с улицы и вовлечь в свой коллектив даже Деда Мороза! Это им не Мо-сква, куда его под конвоем милиции возят из Устюга, сам видел! Он там и шелохнуться боится! А у нас …
— Да уж. У этих москвичей — что с собой принесешь — то и поешь, а иначе — чай … без сахара. Да!
— Слушай, а чего бы ему сейчас, к нам прямо в гараж не завернуть!
— Ну, это перебор! Да и елки в гараже нет…
— Обижаешь! Вон она, маленькая, на книжной полке стоит!
Так, подшучивая, они прервали застолье, и взялись за предпраздничную приборку своих гаражей, а потом засобирались домой.
-Доктор, давай хороший крайний тост «на стремя»! — попросил Александр Павлович. Пошептав что-то себе в усы, Николай Григорьевич поднял свой стаканчик и начал:

Пусть в море обойдут вас штормы, минуют на земле метели!
Пусть дарит жизнь любовь и дружбу!

А тут Васин немедленно вставил свое:

А если женщину раздели —
Пусть вас не вызовут на службу!

— Да, — крякнул Курочкин, это у Васина — крик души! К большому сожалению, для ос-тальных это уже не актуально!
Пожелали друг другу всего хорошего в наступающем году, выпили «на стремя» — по предложению казака Егоркина, а не «на посошок», как это водится.
Предстояли хлопоты в ожидании праздника. И все-таки, все ожидали от наступающего праздника чего-то такого… особого. А вдруг?

Добавить комментарий