Девять дней капитан
сквозь шторма гнал меня
И я нес мятый борт свой и срезанный ют
Мои ванты мне пели, гитарно звеня …
М. Боярский «Влюбленный бриг»
Через некоторое время корабль резво бежал к выходу из залива, досадливо расталкивая недовольную волну, бурлящую седой пеной у форштевня. Весело пели его турбины, и горький соляровый дым стелился далеко за кормой, а встречный ветер распрямил на гафеле Андреевский флаг.
Согласно заданию, все было просто, как апельсин — надо было в течение неопределенного времени таскаться по нейтральным водам за этой самой «Машкой», по возможности затрудняя ей работу по сбору всевозможной информации. Надо было не давать ей влезать в запретные районы, которые-то и были ей интересны. Причем — делать это подчеркнуто корректно, но, при этом, всеми возможными средствами и способами фиксируя ее действия. Все-таки «новое мышление», «вероятные друзья». Как говаривал командир: «На елку влезть и рыбку съесть!» — выполнить задачу и не допустить международного скандала, всяких там «нот» и «заявлений» МИДа за грубости и провокации.
«Могут и холку изрядно намылить за излишнее усердие» — поучал ко-мандир старпома и других офицеров. Был у него в этом кое-какой собственный небогатый, но болезненно-памятный опыт …
Корабль несся вперед, развив полные обороты. Турбины тонко пели. Было в их голосах что-то от валькирий — это думал командир БЧ-5 Вячеслав Балаев, припоминая, конечно, «Полет валькирий» Вагнера, памятный с детства.
За «Бесшабашным» катился здоровенный вал-бурун, выше собственного юта. Командир торопил механика, постоянно требуя от него увеличивать ско-рость — надо занять район, пока РЗК «соседей» далеко не оторвался. «А вот возьмем «Машку за ляжку » — тогда и отдохнешь на средних и экономичных ходах!» — успокаивал его командир. Так оно и вышло…
Поколдовав со штурманом над картой, командир вывел корабль точно на цель. Довольный Караев, разглядывая «Марьятту» в визир, замурлыкал песню под нос, что-то наподобие: «Никуда не денешься, только обсере-нишься!». Злые языки говорили, что его поэтические способности никак не дают ему написать приличную балладу для самого себя, под свою собственную гитару. Зато, они вполне позволяют ему испохабить любую самую популярную песню, и даже — оперную арию. Тем более, что голос и слух у командира действительно были, и на гитаре Караев играл вполне прилично, а когда оставался один, то втихую терзал даже хорошее пианино в кают-компании . Что-то получалось, как вестовые «заложили»…
Экран индикатора кругового обзора радиолокатора был усеян точками-целями, подсвеченными нездешним изумрудно-мерцающим светом.
В полигонах было еще достаточно кораблей и лодок — спешили завершить все планы за полугодие, отстреляться, всем, чем можно, набрать контакты — каждому своё! Вы удивитесь, сколько всего должен успеть сделать в море экипаж приличного корабля по программе боевой подготовки, за выделенные ему ходовые сутки. И все равно — сколько бы на его долю этих самых суток ни выпало!
А «зевать» вахтенному офицеру вовсе было некогда — того и гляди — что-то как выпрыгнет, что-то как выскочит! Рыбакам-то что — у них деньги за бортом плавают, вот и носятся они, как броуновские молекулы, все в хаосе, собирают эту свою рыбу, нахалы! Приходилось мгновенно принимать решения на маневр, чтобы избегать «тесного общения», с этими «лайбами» и «корытами» , дергать вахтенных, добывая информацию
Но вот такую напряженную работу на ходовом Крутовский любил — это вам не бумажная рутина, составление каких-то отчетов, которые он часто составлял, интерполируя между пальцем, палубой и подволоком. Да и собственному самолюбию льстило сознание, что учился он морскому делу вовсе не плохо и уж совсем — не зря. Тут же суетился штурман, выбегая на крыло мостика к репитерам. Доклады БИПа и метриста, Андрей проверял мысленно, «развивая пространственное воображение», как сказал бы командир, требуя внимательности, точности и скорости, привычно отделяя «зерна от плевел» в докладах. Только «зевни», такую лапшу тебе на уши подвесят! Плавали — знаем!
Впрочем, командир сейчас отправился отдыхать в каюту, старпом занимался организацией службы где-то «в низах», а командирское кресло в левом углу ходового поста привычно занимал начальник штаба дивизии. Когда-то, еще до академии, он сам командовал точно таким же кораблем. Сейчас капитан 1 ранга Тихов совершенно справедливо решил, что несколько бессонных ночей подряд для командира — достаточная нагрузка, даже может быть, слишком, и сон ему сейчас никак не повредит. Офицер взгромоздился в высокое «самолетное» кресло, завернулся в уютное меховое пальто и принял на себя «ночное» командование.
— Курсовой … один «Ил-38», угол места тридцать! Идет на нас! — послы-шался доклад сигнальщика.
Тихов лишь на секунду скосил взгляд по этому курсовому, не вставая с места, и сразу заорал: — Какой там «Ил», едрена вошь! Клизму тебе с патефонными иголками!!! Куда там все смотрят? Это «Орион » норвежский! Давайте сюда валенок, я им в вашего сигнальщика кину!
Впрочем, вокруг никаких валенок не наблюдалось, да и добросить его на сигнальный — вообще проблематично, из серии рекордов Гиннеса — подумал Крутовский. Начштаба, разумеется, ничем ни в кого бросаться не собирался, это он показывал народу свое суровое руководящее начало. Зато тут же пристал к Крутовскому и потребовал доложить ТТД этого давно намозолившего глаза самолета. Что тот и сделал легко и свободно. «Подумаешь, теорема Ферма! » — презрительно фыркнул (про себя) Андрей, но решил, что сигнальщики вполне честно заслуживают выволочки.
Досталось от Тихова и командиру встречного малого противолодочного корабля, закрывавшего район стрельб, куда нагло лез «рыбак», а корабль проявлял пассивность и спокойствие, как сторож склада крупных железобетонных конструкций. Начштаба тут же ему «помог», обматерив «с садизмом» капитана траулера по УКВ. Тот изумленно промолчал, но судно отвернуло на 90 градусов и скоро скрылось.
— Вот как надо! А вы там сопли жуете, похабную демократию развели! Дети нерусского бога! — удовлетворенно подвел он итог радио переговорам с дозорным МПК.
«Марьятта» вела себя вполне прилично, и «Бесшабашный» ходил за ней, как привязанный. Все желающие фотографировали ее вдоволь. А на корабле разместилась еще и группа специалистов радиоразведки откуда-то из центра. Эти делали свое дело тихо и грамотно — одно слово, разведка! Вот только жаль — своими навыками и результатами — опять же, по понятным причинам, с корабельными радиоспециалистами они не делились. Офицеры БЧ-7, обиженно ворча, готовили свой собственный отчет, который будет явно бледнее уже заведомо.
Время на вахте быстро бежало от напряженного ритма. На ходовой мостик поднялся родной отец-командир, проснувшийся от того, что корабль вдруг застопорил ход вслед за задрейфовавшим вдруг «норгом» , и стало заметно тише. Ничего удивительного — как было уже давно отмечено, приличного корабельного офицера скорее разбудит остановка корабельного механизма, чем его невыносимый, для уха гражданского человека, грохот!
Выспавшийся командир (много ли надо времени опытному моряку для этого?) источал благодушие, прихлебывая напиток, щедро налитый в персо-нальный командирский стакан в великолепном антикварном серебряном подстаканнике. Он распространял аромат свежезаваренного собственноручно командиром хорошего молотого кофе.
Этот подстаканник — подарок тайной подруги командира. Между прочим, просто шикарной внешности, как свидетельствовали знающие люди. Именно поэтому подстаканник постоянно «жил» на корабле и жене «папа» его не показывал. А вот кофе особого сорта, обязательно — в зернах, поставляла ему только жена. Это тоже все знали, и вот такое сочетание забавляло всех… кроме самого командира. Да и не знал он того, что всем-всем вокруг было давно известно …
«Итак, за наших жен и возлюбленных, господа офицеры! И чтобы они ни-когда между собой не встречались!» — припомнил ритуальный английский офи-церский тост Крутовский и хмыкнул.
За Караевым шел вестовой и нес в руке большую тарелку с бутербродами, балансируя в такт легкой качке. Это означало, что командир сейчас займет свое кресло всерьез и надолго. Он уже облачался в тулуп — в нем было намного уютнее на бесконечной командирской вахте.
— Андрей Алексеевич! — обратился он к вахтенному офицеру, оглядываясь в иллюминаторы на море и обстановку, заглядывая в индикаторы кругового обзора РЛС , — ну, и где эта бл… (блондинка)?
— Пеленг 350, дистанция 12 кабельтовых — уверенно доложил капитан-лейтенант Крутовский, ни секунды не сомневаясь, что других этих самых, что на «б», тут просто быть не может.
— Так, вахтенный офицер, ложимся на курс … — перешел он на командный тон: — вперед средний! Сейчас мы эту братву разбудим!
Корабль стал сближаться с «Марьяттой». «Ну вот! Начались «кошки-мышки»! — оценил ситуацию Андрей Крутовский. «А ведь там, на «Машке»-то, всерьез думают, что «братва» — это как раз мы! Диалектика в жизни!» — опять хмыкнул он.
Ф. Илин (В.Белько).
