Гляди-ка! Все же ходят в море моряки —
Правительства заботе вопреки
В. Жарский
Ребята на этом «пароходе», утыканном антеннами всех возможных и даже невозможных форм, дело свое знали. Приклеиться и таскаться за «Марьяттой» было ой, как не просто, и требовало постоянного внимания и даже — творческого подхода. Об этом знал весь флот, все кому приходилось сталкиваться с РЗК так или иначе. Вот и теперь, «топающий» было себе куда-то к северу, «разведчик» вдруг резко изменил курс вправо и явно увеличил обороты. От вброшенной в дизеля обогащенной смеси, не успевшей прогореть в его цилиндрах, над кораблем взвилась шапка дыма, быстро уносимого свежим ветром.
У Крутовского мелькнула одна догадка, и он дал команду БИПу рассчитать новые элементы движения «норвежца». Он подошел к карте, взял штурманскую параллельную линейку и циркуль, чего-то прикидывая, затем заглянул в свежий план боевой подготовки флота, который рассматривал командир. Андрей ткнул карандашом в один из пунктов плана и сказал — Вот сюда, товарищ командир!
— Ты думаешь? — быстро просчитывал командир варианты.
— Так по курсу и времени почти совпадает, миль за пять также резко до-вернет влево, ход — до полного или даже — на форсажный, и как раз выскочит на кромку полигона к моменту пуска.
— Хм-хм… — раздумчиво похмыкал себе под нос командир, и удовлетворенно резюмировал: — очень-очень даже похоже! Голова! — похвалил он своего минера.
И тут же возмутился: — Вот, ведь, гады! Да они, похоже, наш план БП раньше нас получают!
Он крикнул: — Штурман! Рассчитать курс на северную кромку квартиры 1434! Надо опередить эту … блондинку! А вообще — подводников ждет сюр-приз! От нашей знакомой …
«Действительно, блондинка!» — подумал Андрей. Корабль «соседей», на фоне горизонта сияя молочной эмалью в лучах солнца, вспенивая темно синие, почти ультрамариновые волны, отражающие редкую чистоту бездонных небес, выглядел очень привлекательно. Даже — красиво! «Все равно — с нашим не сравнить!» — ревниво подумал Крутовский. Все-таки есть у нас пока что-то от фрегата, архитектура летящая! Может, крамольная моя мысль, может новые материалы, кораблестроительные задачи в свете новых видов оружия и средств обнаружения требует и новых форм, вроде драконовидного, рубленной формы, новейшего самолета F-117. Андрей видел такие концептуальные проекты в морских журналах, но … корабль, все-таки, должен быть красивым даже в таких решениях! Иначе уйдет что-то, чего ни описать, ни объяснить нельзя. Но чего явно не будет хватать, если пропадет! А в море кому-то все равно ходить придется! И даже — воевать в нем!»
Турбины весело пели песню погони — так думалось Крутовскому на роман-тической ноте. Техника — работает, по крайней мере — никто об обратном не докладывал.
Видимость — сто на сто, легкий ветер и легкое же походное возбуждение. Хорошо — когда все хорошо! Ох, не сглазить бы! — Андрей вспомнил Егоркина и … незаметно постучал по деревянному покрытию прибора. На всякий случай! А вдруг?
Штурмана вдвоем бегали с крыла на крыло мостика. Командир что-то спросил у одного из них и ехидно улыбался, и качал головой, удовлетворенно наблюдая.
— Теперь в поте лица ты будешь добывать хлеб свой! — многозначительно процитировал Караев, глядя на их активность — Мне бы тоже давно надо было догадаться!
Оказалось, что в штурманскую рубку пришел заспанный и злой Тихов, молча шарахнул своей пилоткой по индикатору АДК , старательно завесив ею весь его дисплей, и сказал: — Считайте, что сломался! У вас и средств и способов определения места до … (он сказал, как много этих самых способов. А так же, о том, где он видал таких штурманов, которые кроме как заглянуть «в очко» АДК ничего не умеют и даже не хотят уметь! Что уже хуже …)
Жизнь для штурманов несколько полиняла и потеряла свои радужные цвета. К легкой-то жизни быстрее привыкаешь, но трудности надо преодолевать! Даже — искусственные, созданные родным начальством в учебных целях! И, самое-то главное, для твоего же блага, оказывается!
С чувством исполненного долга Тихов присел на крошечный диванчик в штурманской рубке, завернулся в пальто, поднял уютный лохматый воротник, зарылся туда носом и … сделал вид, что задремал. Штурманенок делал замеры, лез в какие-то таблицы, и острым, заточенным до состояния иглы, штурманским карандашом писал в книжке столбцы цифр, смешно шевеля губами. Он не то диктовал, не то матерился себе под нос — тут начштаба не мог быть твердо уверенным. Подсматривая из-под опущенных ресниц, Константин Тихов все же решил, что этот эмбрион штурмана несет его во все корки. Почему-то стало обидно за себя, за свой возраст и … погоны.
Нанеся полученное в результате непривычных мучений место, сравнив его со счислимым, лейтенант с опаской оглядев якобы спящего капитана 1 ранга, протянул руку и попытался приподнять краешек пилотки.
Тут, ужасно довольный своей предусмотрительностью, Тихов ка-а-к рявкнул:
— Куда-а-а! А ну, положь в зад! Порву как Тузик грелку!
С этим парнем спортивного вида такая операция бы вряд ли вышла, но пугануть все равно было приятно! Штурманенок подпрыгнул на месте и испуганно оглянулся. К мстительной радости Тихова.
«Мелковато как-то вышло!» — грызанула было совесть, но … отпустило, как говорят врачи. Совесть, она, конечно — совесть, но — всё же, — своя! Чай, не обидит!
«Знай наших! А то вишь, дылда вымахал, на целую голову выше меня, все 190 сантиметров! А в штурмании-то — слабоват! Не так их учат, эх, не так!» — удовлетворенно подумал он, часто комплексовавший по поводу своего невеликого роста. «Да, в наше время дождь был мокрее, килограмм тяжелее!» … — процитировал он. И вот ведь, гад!» — неожиданно обозлился Константин Александрович на штурманенка. «Он-то сможет еще стать капитаном первого ранга, даже адмиралом! Запросто! Время будет! А двадцатидвухлетним лейтенантом я уже ни-ког-да не стану! Вот хоть тресни — не стану! И самое хреновое в молодых офицерах то, что мы сами уже никогда-никогда молодыми не будем!» — грустно покивал своим мыслям Тихов. Он почему-то расстроился и, уже в слух, в тридцать четыре этажа, прокомментировал свое состояние души. Это у него было вместо вздоха — рефлексировать, выдавая себя, Тихов считал делом недостойным офицера … правильно, надо сказать, считал!
Штурманцы шарахнулись от него в разные стороны — кто к прокладочному столу, кто на — крыло мостика. У маленького старшины-штурманского электрика, старательно возившегося с картой, отвалилась челюсть. Они-то думали … Они-то, в своей мании величия, считали, что это опять в их адрес! Размечтались!
— Рот закрой! Мух все равно нет — ловить не надо! Смотри, пропустишь какое важное оповещение! — по инерции прошелся Тихов и по безвинному пар-ню. «И чего это я, собственно?» — запоздало удивился он сам себе.
Вот, кстати, именно за такие моменты «нервной активности» и абсолютную непредсказуемость, молодые офицеры называли его, между собой, втихомолку, «пьяный с бритвой». А ведь, если по-человечески, Тихов вовсе не был ни злым, ни злопамятным, ни мстительным. Скорее, наоборот! Но, искренне считал, что сам вид морской командирской деятельности просто обязывает так поступать! Грубость это так — как свисток у вахтенного офицера, прилагается к командир-ской должности. И если бы он узнал о своем прозвище, то искренне бы расстроился, ибо, опять, тоже считал, что морские негласные прозвища — меткие, не в бровь, а в глаз! Он-то, безо всякой протекции, двигался вверх от командира электронно-навигационной группы! И всяких прозвищ навидался и наслышался за службу. А сравнивать уж было, с чем, можете поверить! Часто эти прозвища били в самую суть человеческого характера. Да, молодость где-то жестока!
«Переспал, наверное!» — решил про себя начальник штаба, и зевнул. Через минуту, встряхнувшись, он уже был на обдуваемом ветром крыле мостика, впе-рившись в окуляр пеленгатора на репитере гирокомпаса.
Вдруг тревожный доклад метриста: — Цель не наблюдаю!
Ходовой пост пришел в движение. Командир и Тихов подскочили к индикатору кругового обзора и … обомлели. Толстая, как мясная зеленая осенняя муха, радиолокационная отметка на индикаторе … пропала начисто. Только какие-то блеклые отметки, чёрти-где от ожидаемого места, да причудливая зеленая рябь там, где луч локатора «сшибал» гребни высоких волн.
— М-а-ать! — только и сказали хором Тихов и командир. Это было даже выше изумления! Сигнальщики, к общему ужасу, тоже потеряли «Машку». То, за чем они наблюдали, на поверку оказалось … рыболовецким траулером, возникшим невесть, откуда. «Выволочка» последовала им немедленно, но толку в этом было не много! Вот тебе и «Марь-Ванна»!
Начались поиски … Но командир, припомнив прикидки Крутовского, приказал курса не менять, а обороты — добавить! К неудовольствию Балаева, профессионально-привычно скопидомствующего командира БЧ-5.
Механик был умен, на грабли наступать дважды не любил, но … несо-гласие и свое мнение о командире держал при себе, иногда бормоча себе под нос — «Сказал тирану — есть, и делай так, как по канону надо! Он же потом тебе спасибо и скажет … ага, прямо щас, разбежится!» — возразил сам себе капитан 3 ранга Слава Балаев.
Пустельгов Иван, командир БЧ-7, обратив внимание на тахометры линий вала, прокомментировал его фрондерство: — У меня уже который год складывается впечатление, что механик наш лично платит из своего кошелька за каждый десяток оборотов сверх установленного им же самим допустимого уровня, или отрывает их от своего многодырчатого сердца!
Этот самый траулер оказался «соседским» , обычное дело, но вот антенн на нем и «колпаков» было уж точно многовато для «рыбака», и к «исчезновению» «Машки» он явно «приложил руку». Знать бы — как?
Жильцов предположил, обращаясь к начальникам: — Такое впечатление, что «Машка» специально раздувается, как рыба-шар! Ну, скажем, за счет каких-то уголковых отражателей и оставляет на экране изначально вот та-аку-ю отметищу — развел руки в стороны офицер, как будто пытаясь обнять всех трех девиц из группы «Шестнадцать тонн». А в нужный момент они как-то «схлопываются», отметка исчезает, вся радиоаппаратура вырубается. Наш оператор теряется, малую отметку он считает другой целью. А тут еще «коллега» какой подрулит в заданной точке, принимая на себя наши заботы и играя ее роль… где-то так!
Тихов и командир недоверчиво покрутили головами, что-то прикинули. — А что, почему бы и нет!? — резюмировал командир. Тихов промолчал: — если специалист говорит, значит, знает, что говорит. Тем более, (можно спорить!), эта мысль родилась у него не сегодня. А может быть — и не у него вовсе…а может, и не мысль? Разведка, все-таки!
В столовой команды Егоркин что-то рассказывал сгрудившимся около него матросам, ожидавшим построения на развод очередной вахты. Несмотря на северное лето, на корабле было довольно зябко. И вспомогательный котел иногда запускали на подогрев. Разогретые трубы паропровода щелкали, нагреваясь. Пахло паром, прорывавшимся сквозь старые рассохшиеся прокладки, из некоторых фланцев капала вода.
Заметив, как из одного фланца на голову зазевавшемуся матросу струйкой стекла вода, Егоркин глубокомысленно сказал: — Если система не протекает — значит, в ней ничего не течет! Это один из законов Мэрфи. Был такой мудрый американский инженер. Тут ничего не поделаешь — успокоил он матроса, который до конца проснулся от такого «душа».
Он продолжал начатый рассказ: — Это — уже другая «Марьятта», вторая. Первая тоже кровушки нашей попила. А уж топлива из-за нее спалили — так просто жуть! Всех слонов в Африке выкупать можно.
— А на фига слонов в соляре купать? — удивленно и искренне поинтере-совался кто-то, но мичман не удостоил его своим вниманием.
— А назвали вторую точно так, чтобы русские, то есть — мы с вами, долго не думали и не гадали, что это за корабль, и для чего он — вещал Палыч.
— А что такое вообще — Марьятта? — поинтересовался кто-то из матросов. Не убить в нашем народе любознательности и стремления докопаться до первоисточника! Даже в четыре утра!
— Скажи-ка, дядя, ведь не даром … — весело пропел пробегавший по своим делам старпом Меркурьев.
— Да, товарищ капитан 3 ранга, ведь были схватки боевые, да говорят — еще какие …- подхватил Егоркин в тон офицеру. — Вот, вдохновляю на ратный труд подрастающее поколение — в тон ему ответствовал седеющий мичман, — чтобы, значит, знали — кто, что, зачем …!
— И почём! — добавил заместитель командира Кирилл Бердников, стоявший рядом. Матросы захихикали.
— Так вот, — продолжил Палыч, лишь укоризненно глянув на офицеров, может я прав — может — нет, но в эпосе «Калевала», финском, вообще-то, не норвежском, есть такая героиня, проходной персонаж, Марьятта, молоденькая девица. Эта дева как-то вдруг забеременела, съев, всего-то, одну брусничку!
— Слушай, как удачно! — восхитился Петрюк. — Другим для этого, как мини-мум, голодный мужик нужен! Да еще и куча врачей!
— И, надо сказать, ни с того, ни с сего, принесла сына! — продолжал Палыч, пропуская реплику мимо ушей. — Уметь надо! Свалила все свои подвиги на брусничку — и, ведь поверили! А с чего на кислую брусничку-то ее потянуло, спрашивается, а?? И кто с ней до этого по лесу да по тундре-то шлялся? Честный народ эти финские парни! — одобрил Егоркин. — Вот может быть, так, иносказательно, хватанув по одной «брусничке» из радиоперехватов и тому подобное, ребята с «Марьятты» могут «родить» что-то большое, и даже — великое? Отсюда — и название! Разведка — это тонкое дело!
Бердников про себя в который раз подивился эрудиции Егоркина. Сам он про «Калевалу» что-то слышал, и как-то даже читал.
Он тихо сказал Меркурьеву: — Знаю я эту «Калевалу»! Даже фильм был — помнишь? Герой Ильмариненн, кузнец, типа Гефеста, и Вяйнемайен, крутой во-ин, почти бог — были у финнов в войну такие броненосцы. Один такой «утюг» очень удачно на наши мины наехал в сорок первом году и утонул вместе со своим комфлота, а второй до конца войны так никуда и не выходил. И наши катерники, и летчики, и подводники — все его грохнуть мечтали — Героя даже обещали дать счастливчику! Да, еще ведьма Лоухи там злые чудеса творила — есть такая малюсенькая станция где-то рядом.- это как-то запомнилось. Но вот вспомнить такие детали с брусничкой…? Даже если бить меня будут — и то, ни за что!- сознался Кирилл.
— Утилитарная какая-то у тебя память! — покачал головой старпом. — Ну, два старых «утюга». Ну, занюханная станция, подумаешь! А это — поэзия из глубины веков! Вот про гайки и винты еще не знали, даже водку делать не умели — а стихи слагали, а стихи слушали! Да как! И, ведь, на трезвую голову, что еще более удивительно! — сам честно удивился Меркурьев.
Тут из недр машинного отделения вытащили на ют здоровенный кусок рельса, который турбинисты где-то стянули во время прошлогодней стоянки «в заводе» на ремонте. Тогда не знали — зачем, а вот гляди ты — пригодился! — удивился Крутовский. Как было давно известно, если в кусок железа тыкать раскаленным электродом сварочного аппарата, то создаются широкополосные радиочастотные помехи, которые «глушат» чувствительную аппаратуру и мешают кропотливой работе средств электронной разведки. Вот этим и занимались бойцы из БЧ-5, гордые важностью задания. Да и на свежем воздухе, опять же …
«Интересно, сколько рельсов извели уже на обеих «Машек»? Километров пять будет?» — прикинул офицер. Были, конечно, особые спецтехнологии, и гра-мотные действия и применения разной новой аппаратуры по соответствующим «наставлениям» и директивам, но старый верный способ, как и старый конь, борозды не портит! Вот и продолжали «наводить рельсовые помехи». А уж как он «пашет» — так это только на «Машке» скажут, если спросить!
«Машка» обнаружилась так же неожиданно, как и исчезла. Она двигалась к кромке полигона. Сигнальщики разглядели там малиновое пятно. Командир в визире ясно увидел ярко раскрашенную флуоресцентной краской «голову» практической торпеды, на которой изредка вспыхивала сигнальная галогенная лампочка.
Торпеду эту явно упустили из виду подводники, она зарулила куда-то не туда. «Марьятта», под шумок, решила ее прихватить себе — ценный и желанный приз для морского разведчика. Она рассчитывала именно вот на такое «везенье» и, наверное, ей бы удалось, но …
— А тут минер со своей убийственной логикой не вовремя оказался вахтен-ным офицером — весело заключил командир.
«Бесшабашный» понесся к торпеде, отсекая от нее «разведчик». Тихов на-стойчиво вызывал по радио торпедолов, который крутился где-то рядом, разы-скивая пропажу. Было ясно, что к малиновому пятну корабль все же успеет первым. Пытаться захватить желанный трофей на виду у российского корабля — это уж верх нахальства, и «Марьятта», как ни в чем ни бывало, отвернула и пошла к северу, к видневшемуся на горизонте артиллерийскому щиту.
— Вот тебе, сучка, хрен, не суйся за чужой костью! — прорычал вслед «Марьятте» Караев. Его домашний пес Марс, здоровенный ротвейлер, был добрейшим и милейшим кобелем, способным насмерть умильно зализать незнакомца, но вот если дело касалось прикопанных им костей … куда девалась доброта и воспитание! Даже хозяину лучше бы и не пытаться отобрать их! Реплика командира была явно к месту и со знанием дела!
— Наверное, и там что-то намечается — надо в план БП глянуть! — сказал на-чальник штаба, кивая в сторону «разведчика».
— Третья часть марлезонского балета! Опять — всё с начала! — зло сплюнул с крыла мостика командир: — Вахтенный офицер, найдите, где хрен носит этот торпедолов! Волдырь на конец его командиру! Чтобы болел и дремать в море не давал! Похоже, что он за эту ночь спал больше, чем я за всю последнюю неделю — в сумме! — высказался Караев с искренним чувством зависти. — Пока ему «изделие» не сдадим, за Машкой не пойдем. А эта «мадам» может тут чудес еще наворотить!
— Хорошо, что обошлось! — удовлетворенно сказал Тихов, — а был случай, как один МРК чуть на абордаж с баграми да лопатами не пошел на «Машку», еще ту, первую! Она тогда вообще заарканила торпеду и тащила к себе, как загарпуненного кита! И командир решился! Объявил тревогу и готовность к абордажу! Кому бы досталось за такой подвиг — это, конечно, вопрос! — усмехнулся Константин Александрович. — Норвежцы сообразили, что дело пахнет керосином. В смысле — скандалом, и сбросили удавку. Так вот и обошлось! А мы сегодня вовремя успели! Молодец твой минер, просчитал! — сдержанно похвалил начальник штаба.
Ф. Илин (В.Белько).
