— Это было недавно, это было давно! В то самое время, когда мы все были молоды, а наши друзья и родные живы и здоровы. Для кого-то это было вчера. А для кого-то − целую жизнь тому назад, — рассказывал Виталий Бобровский, запивая свои слова виноградным соком.
— А что делать — на работе без машины — никуда. А пьяный за рулем — преступник! А ты не знал? Вот так-то!
Кстати, А ты не слышал, как я пошел в море за отличной оценкой, а, в итоге, взял и купил мину? С несколькими коллегами. Так сказать, в складчину! Да что ты?
А дело было так: Севастополь, Черное море, и цветущий Крым. Вокруг − куча слегка одетых миловидных, загорелых женщин, а у причала покачивались на ленивой волне новенькие МПК, ухоженные и красивые, как игрушки. Они были лишь недавно приняты от промышленности. Сейчас же готовились к вводу в боевой строй и сдавали все положенные по «Курсам» задачи, с выходами в море и боевыми стрельбами всеми видами оружия.
Принимало же эти задачи и боевые упражнения местное командование, коренные, замшелые черноморцы. Эти офицеры считали командиров и других офицеров «кораблей-пришельцев» с Северного флота и Балтики … ну, несколько неподготвленными. Это если в мягкой, цензурной форме. И, конечно же, подготовленными классом ниже собственных местных кадров черноморской выучки.
А, посему, их считали, априори, виноватыми во всех срывах контрольных сроков, низких оценках и тому подобное. Потому, что с Севера! Варяжские гости, блин с вареньем! Об этом они не уставали докладывать вышележащему и высоко сидящему командованию.
А уж моральный облик всех северных экипажей, включая командиров, был всегда в перекрестье прицела строго наблюдения местного политотдела. Про все подвиги и приключения можно смело докладывать на самый-самый верх! Ибо за пришельцев там не ругали! И то, правда — воспитательным воздействием пропитать не успели, партполитработой охватить не сумели — сверх норм, штата и плана, так что … взятки с черноморских политрабочих гладки!
Но даже командирам новеньких МПК тогда было еще очень далеко до тридцати лет, а монстры-мичмана на новостройки не ходили — не царское это дело! Так что средний возраст офицеров и мичманов их экипажей явно не превышал 23-24 лет. Всем хотелось вкусить соблазнительные прелести жизни, которая только начиналась … А они были, их было много и они начинались прямо за КПП бригады противолодочных кораблей! Но, если хочется − значит, можно! А уж если очень хочется, то — тем более! В меру, и без рекламы! Виталий Бобровский был в этом искренне уверен… Кстати — до сих пор!
Кроме того, гражданский человек может откладывать свою жизнь «на потом». Но вся штука в том, что у военного моряка вот этого самого «потом» может и не быть! Вообще никогда! И это вполне объективно! Отсюда их кипящее жизнелюбие, лихость и решительность! Все надо успеть! А если есть соблазны − завсегда найдутся змеи-искусители! Закон такой!
В тот самый вечер завершающая часть музыкальной программы ресторана «Близнецы» в Севастополе подходила к концу. Аккорды неслись из динамиков с песнями, вызывающими слезу у посетителей: мужчинам хотелось защищать, а женщинам не обороняться.
Капитан-лейтенант Виталий Бобровский, одетый в шикарную тужурку, пошитую на заказ у частного модного на флоте портного Абрама Моисеевича из габардина для старших офицеров, небрежно откинулся на стуле и оглядывал разношерстную публику.
Конечно, это тужурка, к тайной гордости Виталия, была пошита … ну скажем так, с некоторыми нарушениями соответствующих «Правил …» и украшена широкими золотыми шевронами. А чего их точно мерить, эти самые миллиметры-то, золотистого галуна? На ней красовались тяжелые литые латунные пуговицы с якорями, Все это демонстрировало отличный вкус офицера и любовь к военно-морской форме. Под неказистой формой не могло быть яркого содержания! Испокон века так считалось у моряков! А бабочки-однодневки и одноночки, очертя голову, сами летели на её блеск! Давным-давно …
Командир новехонького мпк, еще не намотавшего на свой лаг даже свою первую тысячу миль, сидел и размышлял над своей нелегкой судьбой.
Местные начальники взяли да повесили ему на шею, вместо ярма, четыре мины РМ-1. Эти штучки были хитрые, новые и дорогие, пусть и практические Что немаловажно.
Эти самые мины его корабль должен был выставить в нужное время в нужном месте в ходе сдачи задачи С-1. Но запланированная минная постановка группой кораблей не могла осуществиться уже в течение недели. Попробуй раз перенести плановое мероприятие боевой подготовки вправо, и оно само так и покатится и дальше.
Черное море было взволновано «Ветром-2» и успокаиваться не собиралось. Ветер таскал по небу обрывки туч, тяжелые волны горами перекатывались уже сразу за Константиновским равелином.
Вечерний доклад дежурного по кораблю, минера Юрия Блясова, был снова неутешительным и безнадежным. На факсимильной карте погоды висел застаревший циклон, раскинув над Севастополем свои стрелы и овалы.
Вот уже неделю экипаж сидел на борту, так как готовность кораблей к походу была высока. А местное командование снижать ее никак не собиралось и все ждали, по поговорке, «у моря погоды»
− Вот только попробуйте куда-то смыться! Если зайду на ваши корабли и кого-то не найду − пеняйте на себя! Бить буду сильно и больно! − комдив пугал командиров на каждом вечернем докладе.
Перманентный режим ожидания уже поднадоел. Душе хотелось хоть маленького, но − праздника.
А еще и дивизионный минер Семен Рывкин, однокурсник по прозвищу Мина, сразу же после смены дежурных расслабил стальное сердце командира корабля фразой: — Слушай, кэп, пора в кабак заскочить. Сколько можно ветра бояться? — молвил он сладким тоном змея-искусителя.
«А в самом деле − доколе!» − возмутился Виталий и бесшабашно вымолвил: − А, плевать!
И махнул Бобровский рукой на комдива: − Пуганые уже! Кто не наглеет — тот и врага не топит! − заявил он фрондерским тоном.
− Но и сам не тонет! — резюмировал Мина бродящие в атмосфере сомнения.
− Угу! По правилу: «Оно не тонет!»
− Однако, и сравнения у вас, сэр капитан!
Курок потехи был спущен и время понеслось, как выплюнутая из трубы торпеда. Помывка, дежурный глоток шила перед выходом (для стабильности настроения), проверка бумажника (а вдруг там что-то выросло-приросло?), последние вводные дежурной службе и помощнику командира, несколько остановок троллейбуса и … симпатичные лица противоположного пола уже начинают волновать кровь.
Надежды и фантазии рождаются автоматически и одновременно. Уж если выбирать зло − так лучше бы на длинных стройных ногах из под короткой юбки… и со свободной квартирой − совсем замечтался Бобровский. «Уж нам бы шанс — так мы не оплошаем!»
Пустых столиков не было. Перспективный вариант: «Подсадка» к двум скучающим теткам тоже не сработал − таких не оказалось. Подсадили к мужскому столику − выбирать было не из нечего! Время было горячее, ресторанов было намного меньше, чем сейчас, а желающих − примерно столько же.
Легко завязалось знакомство с двумя молодыми людьми с дипломатами под крокодиловую кожу. По тем временам, такие дипломаты были далеко не мелочным украшением, а, скорее, статусным аксессуаром. Тем более, что уже заказанный парнями коньяк и закуска, были уже на столе и как нельзя кстати.
Слово за слово – разговорились и познакомились. Получилось так: это были моряки торгового флота, их судно стоит на рейде, а они с «паспортами моряка» на всю команду здесь. Собрали документы для оформления виз, в одну латиноамериканскую страну, подвернулся шикарный рейс. Дело сделали, формальности утрясли быстро … И вот никак не могут добраться до «лайбы» и обрадовать экипаж. Опять пресловутый ветер путает карты, туды его маму во все карстовые пещеры под земную мантию!!!
Конечно, у приятелей не было предварительного расчета углубиться в случайное знакомство с дамой (как бы не хотелось, в командирском рюкзаке четыре реактивных мины, пусть и практические, но ночью кто их разберет…).
А вот эти парни спутали все карты, так как хлебосольный командир добра не забывает.
− И вечно черт его тянет за язык! − добавил вполголоса капитан-лейтенант Рывкин.
Последовало приглашение на корабль. И даже туманный, сумасшедший, намек на возможность при выходе в море втихаря швартануться к родному судну моряков для передачи на борт их посуды. Назавтра начинался очень выгодный рейс «за бугор». Твердо обещать Бобровский постеснялся − привык держать слово офицера, а тут бабка надвое сказала … Погода непредсказуема, как красивая блондинка!
Из ресторана до причалов добрались на такси. Четверо несколько подвыпивших человек прошли на корабль мимо рубки дежурного по дивизиону, отчаянно притворяясь трезвыми.
Дивизионный минер, командир и два гостя скользнули в коридор и прошли в крохотную каюту командира напротив кают-компании. Служба и ухом не повела — все-таки, курортное, блин, море! Душит его дух на корню останки бдительности, да! То ли дело на Севере: куда глаз ни кинь, всюду написано: «Североморец! Не щелкай клювом!». Тьфу, блин! В смысле — «Будь бдителен»! Или: «Помни войну!»
Баня, пар, маринованные патиссоны и яичница с тушенкой и луком под старое, доброе «шило» – нехитрый рацион флотского гостеприимства, приправленные четко отработанными движениями вышколенных вестовых- азербайджанцев. Бесконечные беседа о будущем флота, мира, и конечно о морской службе, завершилась топотом ног дежурного по низам. Он решительно шел по офицерскому коридору. Еще били каблуки о сталь палубы под линолеумом, а командиру уже была ясна картина: − Выход в море? Интересно, во сколько?
Раздался стук в дверь каюты.
− Всё! Угадал! − подумал Бобровский, и настроение резко дало негативный крен и увеличило дифферент на нос. Нос повис … временно.
− Товарищ командир! Объявлено экстренное приготовление к бою и походу для выхода на практическую минную постановку! — четко рапортовал дежурный по низам, как учили. Молодец, блин!
В голове командира еще клубились винные пары, некий туман от полного отсутствия сна в уходящую ночь. Перед светлыми очами − безмятежно лежащее на диване тело дивизионного минера. Вот гад, успел пару часов вздремнуть! Повезло человеку!
Впереди − неминуемый инструктаж командира дивизиона, потом − собственно, сам выход в море. Как не верти − продолжительное бодрствование! Такие перспективы сильно напрягли воображение командира. Он внутренне встряхнулся, освобождаясь от пустых слов, и всяких нелепых мыслей и мечтаний.
Лавровый листок уже автоматически жевался для отбития запаха, параллельно лузгались семечки, обязательно припасенные для подобных случаев. В ящике стола всегда был такой запасец…
Глянул в зеркало − ничего, вполне сойдет, бывало и хуже. Физиономия соответствует суровости момента. Щеки и сурово выпяченный подбородок гладко отполированы «Шиком». Схватил французскую туалетную воду и поставил ее ароматом устойчивую дымзавесу по всей физиономии и верхней части любимого походного кителя.
Шлейф аромата был призван отбить предательский запах ночных посиделок и отвлечь внимание бдительного комдива. Во всяком случае − отвлечь его чуткое обоняние, настроенное на строго определенный диапазон запахов.
Через пять минут вместе Бобровский вместе с Миной вошел в «пыточную». Так остроумцы местного разлива звали комнатку для совещаний в домике совсем не военного вида. Здесь иногда обитало управление дивизиона, и решались служебные вопросы. Эпизодически здесь же проводились разборки с проштрафившимися офицерами, а также прием всяких контрольных «летучек» и зачетов.
На обшарпанных стульях, банкетках и скамьях уже рассаживались командиры, замполиты и специалисты дивизиона.
Комдив начал с места в карьер: — Итак, уважаемые отцы — командиры, повторяю: сначала будет тренировочный галс, а потом будем реально ставить мины. По возможности − именно в расчетных позициях!
Работаем в полном радиомолчании, при полной светомаскировке, только фонари направленного действия для связи. Как на войне!
Предварительный сигнал – включенные красные клотики. Начало постановки в этих координатах после поворота «все вдруг» на курс … и выключение красных клотиков. Расчеты работают по своим назначенным нормативам и в результате получаем три линии мин с разносом по нашим траверзным дистанциям. Все!
Быстрым взглядом комдив обвел собравшихся офицеров, как будто стараясь угадать, насколько они поняли и «прониклись». Он остановился на Виталии:
— Бобровский, что-то мне не нравится твое настроение. Ты смотришь как-то сквозь меня! Здоров или как?
— Так точно, товарищ комдив! – бодро ответил сонный командир, расстегнул крючки на воротнике и выскользнул из комнаты. Спертый воздух тесной комнатенки действовал усыпляющее. Спать было нельзя, расслабляться — тоже! Только упади — потом самого себя в кучу не собрать!
Комдив, конечно же, заподозрил неладное. Учуял! Но 4 утра есть очень дурное время и многие (как и Бобровский) позволили себе выпить за неблагоприятный прогноз погоды. Выпитое спиртное и долгое время без сна давали о себе знать. Как-никак, самое волчье время! На Севере у МПК. видимо, не зря был групповой позывной «Волки» с легкой руки гвардейского комбрига.
Тяжко! Ну, кто, черт возьми, знал? Кроме комдива, наверное, да и то — сомнительно …
В эти самые минуты корабли готовились к выходу на минную постановку. Приготовление проходило в режиме полного радиомолчания и тишины. Не давались команды по верхней палубе, не проверялось световое и звуковое оборудование. Палубы были лишь чуть подсвечены загадочным синим светом маскировочных ламп.
Работали деловитые дизель-генераторы с выхлопом в воду, напоминая шум всплывающих китов. Главные машины были прогреты и готовы к запуску.
Бобровский сам изобретал тактическую летучку по этому вопросу. «Играть в войну» он любил, знал много и умел тоже не мало. Во всяком случае, читал он много специальной литературы и на командирских классах ВМФ не только по музеям и кабакам ходил, но и в секретной библиотеке сидел, как проклятый и преподавателей расспросами мучил. А экзаменационную работу там он не списывал, а сам набрал все данные, рассчитал все условия, сделал грамотный анализ, пролив бальзам на сердце своего куратора. Кстати, в свое время его, первого среди равных, назначили командиром корабля, еще старшим лейтенантом. Наверное, не зря!
Виталий с некоторым удовлетворением теперь воочию видел плоды своего творчества. Именно его летучка была одобрена командованием и рекомендована к внедрению на других южных кораблях. Лучшего варианта все равно никто придумать у них не мог! Они тут все давным-давно поросли своими шипастыми мидиями во всех самых интересных местах! Даже под фуражками выше извилины. И им уже ничего не надо, кроме мирного выхода на пенсию и должности по охране склада очень тяжелых железобетонных конструкций.
Да, братцы, молодость, увы, жестока и безапелляционна в суждениях! А Бобровский был еще чертовски молод!
Машины кораблей тихо урчали в полной темноте, словно довольные коты. Лишь изредка доносился стук кованных каблуков и грохот задраиваемых дверей и люков, да вырвется на мгновение свет из коридора. Вот–вот будет команда отдать швартовы и дать ход.
Командир пошел в кают-компанию, прислушиваясь к четким, заученным командам помощника, проводившего экстренное приготовление. Пока тот держался молодцом.
Перепуганные непривычным шумом и грохотом, визгом сервомоторов механизмов оружия, гости тихо-мирно сидели на диванчиках и ждали какого-то разрешения неоднозначности своей ситуации.
— После выхода из Стрелки будет 15 минут радиообмена – тогда и решу ваши проблемы, — ответил на немой вопрос гостей командир. Он напустил на себя видимую суровость, соответствующую моменту.
Не стал Бобровский рассказывать гостям, что не с руки ему было говорить с комдивом по причине алкогольного запаха. Сразу бы понял и озверел, как раненый носорог! И тогда уж точно: всем — хрен по усам!
«Надо держаться, держаться и держаться, как учил сам Вождь. И через 10…12 часов все будет нормально! Ос![1]» — про себя думал Бобровский и тихо завидовал дивизионному минеру, которому выпало выходить в море на его корабле, как на самом передовом. Он первый начнет выкладывать минную линию, медленно и без шума, как черепаха — яйца.
— Вызовите дивизионного минера наверх! – дал команду командир посыльному.
— Виталий, ты как? – участливо спросил командира дивмин, поднимаясь на мостик.
— Спасибо, Сёма, хреново! Хэлп ми, а то — хана! Но прихожу в себя и начинаю припоминать, на каком я свете … Завидую тебе, дружище! Ты ночью хоть немного поспал, теперь на переходе восстановишься — вздохнул командир и обратился к приятелю тоном приказа:
— Мина, если хочешь быть человеком, сделай первый шаг. Возьми на себя все вопросы по организации минной постановки с минерами на юте, потому что мне совершенно не по себе. К тому же надо позаботиться о гостях и решить проблему с комдивом по поводу их пересадки, а чувствую я себя не ахти. Договорились? — тоном, не терпящим возражений завершил беседу Бобровский.
— Лихо у тебя получается договориться, кэп! – усмехнулся дивмин, согласившись. Но в голове у него был совершенно другой план. Слаб человек!
Корабли поочередно отваливали от стенки и медленно вытягивались в кильватерную колонну. Помощник Сергей Первов уверенно распоряжался на ходовом и ГКП. Офицер был грамотный, учился, овладевал наукой, пользовался мозгами и на службе, лихо сдавал все положенные зачеты и уверенно рвался к ручкам телеграфа − это так! Но Виталий еще и сам бдительно отмечал ориентиры, сравнивал рекомендованные курсы, по командирской привычке и врожденному «чувству опасности»
Вышли!
Бобровский передал командование кораблем помощнику, заинструктировав того до полного безобразия. Чтобы, значит, проникся … Теперь он будет бояться даже вздохнуть не по инструкции и уставным нормам! Так он искренне считал.
Он слушал переговоры Мины с его родным комдивом, удивленно-возмущенные вопли последнего. Обещая всяческие кары и минеру и Бобровскому, «добро» подойти к «лайбе» на пять минут он всё же дал — раз командир обещал, подводить не надо! А то гражданские моряки о противолодочниках всю правду подумают! А потом перед ним Бобровский сам ответит, прибыв под светлые очи! Заодно — и по итогам минной постановки, которая и станет критерием итоговой оценки!
Бобровский встряхнулся и стал подходить к гражданскому сухогрузу сам, привычно отдавая команды на руль и телеграфы. Ничего себе — «лайба» — тысяч двадцать пять водоизмещения!
У Виталия на корабле были отличные кранцы, в свете последнего писка морской культуры. Он терпеть не мог старых, тертых шин, по-сиротски выброшенных за борт. Прямо драный портовый буксир, а не боевой корабль!
Старший боцман был хоть и молодой, но школу прошел хорошую, у достойных и уважаемых «мариманов».
Виталлий с первых дней взял воспитание боцмана под свое собственное начало.
− Рындин! — вещал он ему ежедневно: — Боцман − это не персонаж матерных анекдотов о флоте, он − хозяин верхней палубы и эксперт покрасочных работ! Боцман, оказывается, плетет маты не только языком, но и руками!
В итоге, кое-чего добился и за многие элементы содержания корабля мог быть спокоен.
Службу молодой мичман любил и своими знаниями гордился. Все-то на корабле было оплетено, оклетневано, окрашено, матики и кисточки всякие, обвесы с претензией на щегольство … Военный корабль! И перед крейсером нам не стыдно!
Поэтому, подошли и ткнулись к «лайбе» грамотно, но вот шкафутовые малость «зевнули», свой борт об их старую шину протерли. На память осталось грязное пятно на блестящем шаровом поле правого борта — к огорчению боцмана.
— Матерь вашу, серость гребаная! Спите под шапками, как пожарные лошади! Скиньте за борт вашего боцманюгу-бездельника! − орал он на всё Черное море.
— Молод еще — пожилым людям в глаза тыкать — послышался ответный возмущенный рев задетого в лучших чувствах гражданского боцмана: — Карасина хренова!
Молодой мичман в долгу не остался … А то! Короче, поговорили! Грудастая буфетчица, заступаясь за родного боцмана, возмущенно плеснула сверху компотом на шкафутовых швартовщиков. Те разбежались, бросились к кранцу с картошкой, желая достойно и прицельно ответить. Однако, Первов с крыла мостика восстановил статус-кво двумя-тремя убийственными фразами.
Гости и командир корабля перебрались на борт сухогруза, прошли в каюту капитана.
Тот сразу налил всем по полстакана «Белой лошади».
— Нет! Ни за что! — почти испуганно заорал Бобровский
— А в чем дело? — слегка удивился благодушный капитан, — Язва? Комбриг на борту? Триппер лечишь? — услужливо предложил он достойные варианты причин отказа.
— Нет, я это … на службе … вроде как мины ставлю … НАТО-вскую подлодку ждем! — сам не зная почему, ляпнул Бобровский
Капитан как-то удивленно икнул, заткнулся и стал усиленно соображать. Судя по приятному запаху коньяка и хороших сигар, у него тоже была не простая ночь.
Прибыл старпом. Радостно поздоровался и уже готов был всех пообнимать и утопить в коньяке. Не дали!
Проверяя дипломаты, старпом обнаружил в одном из них «паспорта моряка» согласно прилагаемому списку, а в другом … А вот в другом дипломате были аккуратно, домиком, выложены пачки десятирублевок, перехваченные резинками и банковскими упаковками с подписью кассира.
Бобровский судорожно сглотнул — этот дипломат свободно и совершенно бесхозно валялся всю ночь на диванчике его каюты — рядом с мертвецки вырубившимся Миной.
— Да-а-а! А ежели бы мои вестовые порезвились? Открыть-то его — задачка для мальца из средней группы детсада. Стал бы знаменитым на весь ВМФ и должным по гроб жизни … Хрен бы чего доказал! — подумал вслух Виталий.
Тогда старпом в приступе русской благодарности предложил на выбор подарки за проявленное участие и помощь для командира военного корабля.
А вот выбор был не прост, и Виталий соображал целых две минуты, через силу мобилизовав дремлющие блоки мышления. Ну, судите сами — коньяк — ящик, водка — ящик, кубинский ром – опять же ящик. Кроме того, заикнулись о целой свиной туше, насмерть замороженной и средней жирности. Мясо — что надо! Не наша свинка-то была — те — сплошное безобразное сало! — отметил старпом.
О-о-о! Сработал командирский статус и вечная установка на заботу о родном «эльдробусе[2]», сиречь — личном составе![3]
— Вот именно! Подложили мне свинью! Запрещенный прием! Куда денешься!— думал он и о минной постановке, и о неминучей беседе с взъерошенным комдивом. Попросить хотя бы пару бутылок коньяка — совесть не позволила, опять же — гордость за военный флот. Сами-то не предложили в «довесок», хотя и могли! А то обзовут еще жадиной и хапугой …
С матюгами и воплями тушу перегрузили на палубу МПК. мерзлая свинья была скользкой, и норовила сбежать, прыгнув за борт из рук размандяев дежурного подразделения. Ловили дружно, всей шкафутовой командой, под вопли и убийственные пожелания дирижирующего этим цирком помощника.
Поклялись в вечной дружбе и Бобровский ловко спрыгнул на палубу своего корабля.
От борта отошли спокойно. При отходе в мареве гражданских огней и прожекторов судна Бобровский отметил, как на юте тренируется минная команда для постановки. Там был и дивмин с секундомером на шее. Прямо, как тренер приличной команды по легкой атлетике. Он, как мельница, размахивал руками и что- то рассказывал морякам.
— Ют – мостик! Дивмина на связь! – скомандовал в «Лиственницу» Бобровский.
— Дивмин на связи! – послышался флегматичный доклад из динамика.
— Как обстановка? – спросил Бобровский.
— Завидую я тебе, отец — командир! Экипаж отработан на совесть. Даже меня начали обучать вашим северным премудростям. Расчет отработан на отлично. Отличная оценка, кэп, у тебя в кармане! Минера надо поощрять! − подхалимничал Семен, рассчитывая на роскошный ужин со свиными отбивными.
— Отличная оценка, говоришь? Ага! Сейчас! Сниму, для начала, ранее наложенное взыскание — потом, когда мины поставим, там где надо, и как надо! — буркнул Виталий в «банан» микрофона. И, испытывая какое-то внутренне беспокойство, проникновенно сказал:
— Мина! Еще раз прошу: организуй инструктаж по постановке! Как следует!
— Кэп, это самая простая задача на свете! После поворота корабля на боевой галс и выключенным клотикам сбросить с заданным интервалом четыре мины и дело в шляпе! Тоже мне − теорема Ферма! С твоими бойцами такую задачу исполнить проще пареной репы! — не остался в долгу дивизионный минер. Если чего-то делать не хочется — можно всегда подогнать под это дело благородную базу, как учат нас отцы мировой и советской дипломатии.
Именно в этот момент он понял, что пора снова поспать. ихо растворившись в утреннем тумане он побрел в каюту. Дивмин сделал свое дело – дивмин может отдыхать… Восстановить подорванные силы и запастись энтузиазма на военные подвиги! − сказал сам себе Рывкин.
Слышавший эту беседу Юрий Блясов был полностью удовлетворен своей работой. «Наконец то командир отметит мою работу и подготовленность моей минной команды и расчета по минной постановке!» — свербило в мозгу старлея.
Блясову казалось, что командир его как-то недолюбливает. Он знал точно, что путь к сердцу командира лежит через четко отработанный экипаж, маневр, доклад и все такое прочее. Как раз наступил момент истины, чтобы отличиться.
И командир БЧ-3 Юрий Блясов подготовился на славу к этой минной постановке. Жаль, что не был на инструктаже, но дивмин и командир только что еще раз подтвердили порядок действий. Как в плане было, так и утверждено! – завершил мозговой штурм минер и занялся делом, проверяя на юте готовность людей и материальной части.
Хороший офицер должен знать всё, что ему требуется делать не хуже, а даже лучше командира. А кто считает себя плохим офицером в двадцать три года, а?
Между тем, после смены ветра море успокаивалось: еще не набрало новой силы для волн, но уже потеряло прежнюю. Качка была мерной, убаюкивающей. Виталий сидел в своем самолетном кресле в левом углу ходового поста, разглядывая море по курсу в большой телевизор, в смысле — иллюминатор.
Где-то далеко увидел огни большого судна, пересекающего курс. Вдруг прямо под форштевнем, в луче прожектора, вылетела белоснежная яхта с надутым пузом спинакера.
Бобровский взвился над креслом, заорал: — Право на борт! Стоп обе! Полный назад!
Он орал во весь голос, а ни вахтенный офицер, ни рулевой даже ухом не вели. Волосы вставили дыбом и он … проснулся. Ни тебе прожектора, ни тебе яхты, ни тебе парусов … Ф-фу. — отлегло от сердца, это всего лишь сон … кошмар! − поправился он. − Всё, больше никакого «шила» на ночь! А не то …
Впереди был виден чей-то кильватерный огонь, вахтенный офицер деловито управлял вахтой, штурман определял место по АДК. Все тихо, все нормально, даже привычная ругань механика и начальника РТС.
Вдруг РБУ на полубаке стало крениться. Сначала он подумал, что просто не застопорено, а тут увидел, что мощные болты, крепящие тумбу и фундамент барбета установки погнулись, и сама установка начинает выделывать па в такт качки …
Черт, так нельзя! Он опять понял что задремал, а усталое воображение тут же подсунуло очередной кошмар. Таким образом и мозги насовсем вывихнуться могут!
— Пом, сдается мне, что засыпаю. Что тебе не ясно, Сергей Владимирович?
— Товарищ командир, мне как бывшему минеру все ясно. Подтверждаю, что экипаж подготовлен на отлично. Даже дивмин удивился. У них в дивизионе моряки между собой уважают отработанность экипажа.
— Знаю я это. Но побаиваюсь я этой четкости иногда! Как бы не промахнуться где-нибудь? — поддержал командир, − Но вроде все в порядке: дивмин возьмет на себя работу на юте, тебе со штурманом и БИПом не привыкать выполнять эту задачу. Главное, когда начнется постановка — разбудить меня и проконтролировать дивмина, чтобы он распорядился согласно инструктажа, — зевнул Бобровский, поерзал, удобнее устроился в кресле и почил чутким командирским сном.
Сон этот, как главное богатство любого опытного командира. Спит командир, давая отдых своему мозгу и нервам, но стоит только какому-нибудь механизму заработать по-другому, остановиться дизелю или преобразователю… Да стоит любому моряку на мостике вздохнуть взволновано, стоит только прозвучать из динамиков УКВ любой команде – и сна как небывало! Мгновенная реакция командира на ситуацию будет враз адекватной, верной и своевременной. Иногда создавалось впечатление, что командир притворяется спящим, потому что любой нюанс морской службы мгновенно просчитывался. Но это действительно был такой сон. Точнее не сон, а состояние заторможенной психики.
Надо сказать, что сам Степан Осипович Макаров отмечал, что моряк должен уметь спать в любой обстановке, если она это позволяет. Ибо уставший и не выспавшийся офицер сам представляет опасность для корабля.
В голове спящего командира работал заведенный им же метроном вахтенной службы. Как у дельфина — у него никогда не спит весь мозг, а лишь одно полушарие — а то сразу капут. Или зверь задохнется, или утонет, ибо он не рыба и процессы дыхания, погружения и всплытия у него управляемы.
Вот и сейчас Виталию привиделись новогодние огни − белый, красный, зеленый … красиво! Вокруг стояла деловая тишина.
− Сигнальшик! Где твои глаза? В черном треугольнике? Вынь нос оттуда! Сигнал с флагмана «Белый, красный, зеленый» огни заметил? Что значит? Верно, «Дал малый ход»! Передать на мателот! Вахтенный офицер! Вперед малый! − выдал свою рассерженную арию командир и опять откинулся на кожаный подголовник кресла и погрузился в дрему.
«Досталось же кэпу последние два дня!»,− с сочувствием подумал старший лейтенант Первов.
«Гости с дипломатами, огромная туша свинины, которую спускали с борта лайбы и чуть не уронили за борт, бурные эмоции, а, главное, две ночи без сна любого уморят!» − помощник с сожалением глянул на командира, впавшего в свой чуткий сон.
Еще отметил для себя помощник такую особенность: командир мог позволить себе такое состояние на определенное время в зависимости от шкалы радиометриста и собственной скорости корабля.
«А что, если не будить кэпа? Ведь он не проснется, если все будет тихо и спокойно!» − светлая мысль посетила Первова, но не совсем, чтобы вовремя. «Действует режим полного радиомолчания – только сигнальщики стучат направленными фонарями, передавая команды флагмана. Если сигнальщик будет докладывать мне, то кэп не проснется. Представляю, как он удивится, когда все будет закончено. Молодцы, скажет! Думаю, что может и пропустить меня через собеседование. Уже три раза не сумел защититься от его нападок по штурмании, кораблевождению, противолодочной борьбе и другим вопросам» — Идея укреплялась в мозгу помощника, понравилась ему и начала обретать четкий смысл после команды сигнальщику:
— Докладывать голосом обстановку. Микрофон выключить! А то орешь — в Турции слышно!
— Есть! − ответил сигнальщик.
И история начала потихоньку-потихоньку выползать из-под контроля и набирать разбег, раздуваться и множиться на всякие непредсказуемые нюансы и события.
С чем черт не шутит, когда Бог спит! Эта фраза придумана не нами и, даже не нашими дедами!
Помощник командира изменил (всего-то на всего! И то − вовсе не надолго!) заведенную не им, и даже не его командиром систему докладов и …
Молодые и бравые, уже − (надо же!) целые старшие лейтенанты решили сделать доброе дело и услужить командиру, проявить морскую выучку. Но!!! Благими-то намерениями выложена дорога – мы знаем куда! А то! Сами иногда усердно мостили ее участки − в свое время!
Семен Рывкин в это время уже отдыхал в каюте, по-хозяйски устроившись на койке минера.
«Хороший специалист на дороге не валяется! Он уже валяется на диване в чужой каюте и умело руководит оттуда славным личным составом!» − оправдывал он свою нынешнюю слабость с некоторым удовлетворением жизнью.
Он прилег на минутку и … срубила его усталость и остатки алкогольных паров, как бандитской шашкой по голове! Проспал он всё на свете, убаюканный мирным шумом корабельных механизмов.
Снились ему знойные восточные дивы, целых четыре, в дразнящих газовых одеяниях, с надписями золотой мишурой «РМ-1» почему-то. Действо обещало быть захватывающим, и просыпаться не хотелось!
И спокойного бы ему сна, да вот он напрочь забыл заинструктировать корабельного минера до полного изумления, чтобы от зубов отскакивало!
Во сне явился к нему Дух Корабельного Устава, разогнал эротические видения прочь и упрекнул: − Эх, ты, Сёма. Сёма …
− Да знает он и без меня! − слабо отбивался Мина…
А старший лейтенант Юрий Блясов, в свою очередь, тоже решил сделать приятное своему начальнику по специальности, оберегая его священный сон!
Да, на МПК незаметно вступал в силу непреложный флотский закон − если кажется, что вокруг все тихо и спокойно − значит, назревает какая-то крупная неприятность. На флоте этот закон звучит, правда, не совсем так, гораздо понятней и даже красивее, но по смыслу [4]…
Поэтому в такое время офицеры, даже отдыхая, не расслабляются!
А вот если человеческий фактор организует экстрим так или иначе − тогда и именно тогда флотские офицеры готовы явить чудо! И даже совершать подвиги!
Наши беды − в сложной системе управления, смысл которой − заумное переплетение мероприятий типа: «Как бы чего не вышло!»
Причем, главное − сделать так, чтобы начальник сам не оказался виноватым и успел бы перенаказать подчиненных, пока до него доберется начальство …
А крайним оказывается матрос или старшина, до которого все инструкции доходят в форме очень непечатных выражений в трехэтажных конструкциях. Честно сказать, офицерам достается тоже чувствительно. И не всегда за личные подвиги. Это –да!
Если на корабле нарушается установленный и традиционный порядок, это вызовет следующее нарушение и даже целую цепочку. А вектор всех нечаянных ошибок стремится к большой неприятности.[5]
Но самое печальное, что в отлаженную корабельную схему вмешиваются другие силы. Силы и явления бывают разные − случайные, добрые и злые …
Роль запускающего триггера для этих сил невольно сыграл дивмин. Он вместо инструктажа командира минной команды, мирно лежал в каюте и радовался жизни: обалденный экипаж, мне бы таких моряков и офицеров, вот бы я…
− Сигнал с флагмана! Поворот влево на курс 135 градусов! – почти в ухо помощнику командира доложил сигнальщик. – Слева чисто! – также тихо добавил он.
− Сигнал с флагмана! Поворот влево на курс 135 градусов исполнить! − вновь прошипел помощнику прямо в ухо сигнальщик.
− Наблюдаю красные клотики на флагмане и мателотах! − звучит новый доклад.
— Лево руля, на курс 135 градусов. Включить красные клотики! – также тихо ответил помощник сигнальщику и рулевому.
Командир, не просыпаясь, заерзал в кресле, меняя положение. Он продолжал оставаться в счастливом неведении относительно самовольных новшеств, внедренных помощником. Он просто не мог догадаться, что его система докладов так пострадала. Кроме того, на него обрушилась вся тяжесть усталости, столкнула его во тьму сонного забытья. Он просто потерял счет времени, как любой молодой уставший человек.
— Может быть, толкнуть кэпа? – возникла правильная мысль у помощника.
Но … лишь мелькнула и угасла. Он ее стыдливо отогнал куда-то вглубь сознания.
— На юте ведь дивизионный минер находится, поэтому все будет в порядке,- оправдал себя Сергей Первов. Он искренне в это верил!
— Ют – мостик! Приготовиться к постановке мин. Начало постановки по выключенному сигналу красных клотиков на мачте без трансляции по ходовому мостику! − тихо скомандовал помощник на ют.
И добавил дружеским голосом: − Юра, у тебя все в порядке? Как по обстановке?
— Полный порядок у нас! Все как по нотам! Мы готовы и находимся на низком старте. И официально:
— К постановке готовы! Замечаний нет! – отрапортовал командир БЧ-3, но к сожалению его услышал только помощник командира.
— Как там дивмин? Доволен? – почему-то волнуясь, спросил помощник у минера. Его что-то волновало, но он не мог себе объяснить причину.
— Дивмин в порядке. Доволен! – ответили с той стороны. И это было чистой правдой. А чего это, интересно, ему не быть довольным? Самый главный минер на этом дивизионе в это время лежал в каюте, уткнувшись в тощую заслуженную подушку и видел продолжение сновидений яркой эротическо − приключенческой направленности.
— Сергей Владимирович, мы находимся не в точке постановки! – как-то уж очень обыденно прозвучал доклад штурмана.
— Да? Странно! Наверное, изменили что-то на инструктаже, штурман! Впереди ведь ухудшение погоды, сам говорил? Вот, видимо. и решили сделать постановку пораньше! – подогнал ситуацию под желаемую помощник. В воображении и аналитике он не знал себе равных!
— Но командир не говорил ничего о смене маневра! – продолжил штурман уже более взволнованно. Ему все это нравилось все меньше и меньше…
— Мне говорил! – спокойно отрезал помощник. В голове пронеслось: «Точно говорил, ведь, что дивмин все знает! А поскольку дивмин на юте – чего же нам волноваться! Режиссер-то он! Так сказать − в мировом масштабе!»
— На флагмане погасли красные клотики! – изрек сигнальщик, не отрываясь от бинокля
— Штурман! Выводи в точку постановки первой! – повторяя тренировочные упражнения и интонацию командира, но только тихо в штурманскую рубку и на ют.
— Товсь, первая! – мгновенно изменив кальку постановки на карте, доложил штурман. А про себя отметил успокоившись: — Решили ставить раньше на полчаса, но полигон прежний.
— Товсь выполнил! – донеслось с юта.
Выполнять сбросы по команде штурмана! – ушла команда минеру.
— Первая! Пошла!
— Есть, первая пошла!
— Вторая – товсь!
— Товсь выполнил!
— Вторая! Пошла!
Мины скатывались по рельсовым дорожкам и уходили в волны по минным скатам.
Дальше уже работали не люди, а автоматы.
То есть − те же люди, но уже не сознанием, а рефлексами! Их уже охватил азарт боевой работы! Долгие часы систематических тренировок давали о себе знать. Моряки работали, как черти, так принято говорить на Руси. Блясов проверял их действия по технологической карте − сбоев не было!
— Товарищ командир! Докладываю: расчеты отработали на твердую хорошую оценку. Три норматива выполнили на отлично, только четвертую задержали на 30 секунд. Все четыре чеки на месте![6]− доложил Блясов и пояснил: − Замешкались с отдачей стопоров минной тележки! Не пошло чего-то! Старшина переволновался! — с сожалением говорил Юрий Блясов, вытирая руки, которые были в тавоте.
Услышав последнюю фразу, Бобровский вздрогнув вошел в курс дела почти сразу, будто вовсе не спал.
— Если на тренировке ты за моряков мины и талрепа дергаешь, то как можно оценить на отлично работу расчетов?! – еще надеясь на собственную ошибку с надеждой произнес командир.
— Нет, товарищ командир, на тренировках расчет работал только на отлично, а вот на фактической постановке дали слабину! — отобрал последнюю надежду минер.
«Так, при постановке … приехали!». В душе Бобровского ударил зимний мороз. И сразу же скомандовал:
— Где этот хренов дивизионный минер? Достаньте его из-под земли и на мостик, срочно! Прыжками! − а вдруг что-то не так, как уже случилось. Бредовые мысли терзали голову командира. «Боже праведный, что же это такое делается! Позор на весь флот! Даже на два: на Черноморский и Северный!» − Бобровский уже живо вообразил, как его представление на очередное воинское звание капитана 3 ранга кладется кадровиками под проеденное мухами зеленое сукно и уже видел ехидные улыбки кабинетных крыс!
— Виталий, как дела? − благодушное сонное лицо дивмина вызвало непреодолимое желание врезать ему в челюсть
Бобровский вскочил на ноги и жестким напряжением воли сдержался, чтобы не ударить минера. Вместо этого он изо всех сил врезал по поручню кресла.
Тот, в свою очередь, зная крутой нрав командира, сразу понял, что лучше немедленно драпать через ГКП и скрыться в недрах корабельных коридоров.
Бобровский закурил, стараясь успокоиться и собраться.
Корабли находились в дрейфе после ТРЕНИРОВОЧНОГО галса. Минные команды на них готовились к фактической минной постановке. Помощник командира и командир БЧ-3 нервно переглядывались, еще не осознавая произошедшего до конца. Но явно что-то было не так! Это они почувствовали всем нутром…
Только Бобровскому была ситуация полностью ясна.
Надо было что-то делать, вот только − что?
— Дивизионного минера – наверх! – полетела команда в офицерский коридор. Голос был напряженный и уже сам по себе бил током. Мина услышал команду и вздрогнул. По спине забегали неприятные, холодные мурашки. Он судорожно сглотнул, и сказал:
— Давай спокойно, Виталий. Без эмоций, хорошо? – осторожно поглядывая в сторону ходового, спросил Рындин.
От Бобровского шел боевой пар, но ничего тяжелого у него в руках пока не было. Мина понял, что еще какое-то время поживет …
— Твои предложения, Мина! Шевели извилинами! Еще не все отоспал, а? Все по очереди высказывают свои соображения по ситуации и принимаем решение. Такого, ребята, я и представить не мог. Всем спасибо, все смеются… Я щас тоже с вами ржать начну − как в желтом доме, где ручек нету! Сначала нервно, потом — по-садистски … Вы меня, братцы, доведете!
— Дык мы это… думали, как лучше хотели![7]
— Думать надо головой! Считается, что там бывают мозги. Так делают умные люди! Рекомендую! Но некоторые, правда, используют в этих целях другие части тела! Вот поэтому мудрые командиры и не могут предсказать действий своих офицеров даже на час вперед! — рычал командир
Да уж, расслабился. А на флоте так: только расслабился, так сразу с садизмом весь дейдвуд раздерут!
Потребовался малый военный совет кают-компании, по старой традиции русского флота. Это вам не решение храброго командира знаменитого брига перед дракой с турецким линейным кораблем, там было все однозначно и понятно! А тут с этими минами дела покруче будут!
Начали с младшего, им оказался Блясов.
— А что, если доложить о полученной команде по УКВ? − выдал он идею.
— И признать себя клиническими идиотами с лопушистыми ушами? Кто еще принимает приказы полупьяных рыбаков по открытой связи? Дальше!
Штурман неуверенно сказал что-то о самопроизвольной постановке мин.корабль, мол, качнуло и мины взяли и съехали, так как они уже были подготовлены … Ответом ему было истерическое, убийственное ржание стоялых жеребцов.
− Чего ржем? − поддержал навигатора Бобровский: − Сейчас бы сам Мюнхгаузен прижал штурмана к груди и зарыдал от зависти! Версия хороша, но не пойдет! Дальше!
В ходе выступлений выяснилось, что не виноват лишь один командир БЧ-5, ныне стоявший в строю в комбинезоне с какой-то железякой в руках и маленьким штангель-циркулем в кармане. Он предложил доложить все как есть. Все равно кто-то проболтается или сами запутаемся … пропадай моя телега все четыре колеса!
— Да уж, точно сказано: механик − это тот офицер, которому легче думается с гаечным ключом в руках …
А тем временем корабли ложились на боевой галс и выходили в заданный район. Бобровскому ничего не оставалось, как занять свое место в строю…
Заняли. Вышли в точку постановки первой. Выполнили весь положенный ритуал. Да только ставить уже нечего …
Получили семафор с флагмана: «Не наблюдаю сброшенных изделий. Доложите ваши действия»
Значит, у комдива тоже сработало командирское чувство «Живете» …
Ответил словами чистой правды: «Минная линия уже выставлена!» А что, разве нет?
− Что-то у них все это получилось быстро! Однако мин действительно на борту нет − раздумчиво произнес комдив, разглядывая корабль с крыла мостика.
Виталий уже принял решение доложить все как было − младшие офицеры не причем, и сваливать на них вину − не разбудили, про тренировочный галс не знали, инструктаж не проводили … Смешно, да? Повинную голову меч не сечет, но административно-дисциплинарная дубина − тоже иногда бьет не слабо!
Но вот такие доклады и решения − одна их сторон нелегкой командирской стези. Конечно, Бобровский не считал себя ни трусом, ни непорядочным человеком и решение принял сразу. А куда денешься? А весь «военный совет» он придумал тоже не для того, чтобы блеснуть честностью и порядочностью, а чтобы молодые офицеры «прониклись» содеянным и извлекли для себя уроки.
Корабли выставили минные линии, как положено и легли в дрейф. Дело сделано, курсовое упражнение выполнено! Только офицеры Бобровского и дивизионный минер чувствовали себя не в своей тарелке. Сам Виталий прикидывал размеры клизмы с патефонными иголками для себя лично. Но уж лучше ужасный конец, чем ужас без конца! Урок неприятный, но хороший и памятный! Служба завтра не кончается!
Приближалось время всплытия мин, с северо-востока подходили тральщики, мерно покачиваясь на волне. Им еще предстояла работа − поднять практические мины на борт.
Раз так, ограничения по связи снималось. И в этот самый момент командира пригласили на командный пост связи. С ним очень хотел пообщаться комдив в закрытом режиме, отстроившись от рабочей частоты и уйдя на запасную, создавая себе возможность не выбирать вырахения. Иначе потом нарушение пришьют, хочешь − не хочешь, а пара-другая чистых русских слов сорвется и улетит в эфир, достигнув ушей тех, кому они вовсе не предназначались!
Подошло заданное время. Где-то в изумрудной глубине на минах сработали пиропатроны, и они отделились от якорей и рванулись к поверхности. Их красно-полосатые головы закачались на волнах. Их удерживали тонкие прочные тросы-минрепы вьюшек минных якорей.
Мины Бобровского всплыли первыми. Не там, где бы положено согласно плану боевого упражнения, зато прямо в точках, с координатами по карте штурмана.
Помощник выводил головной тральщик на первую мину. Но яркую «боевую раскраску» практических мин не разглядел бы только слепой.
Первую мину ютовая команда тральщика быстро выбрала на борт, захватили минреп, сорвали со дна якорь и стали выбирать его с глубины. Не спеша подошли ко второй, затем к третьей … а вот четвертая сорвалась при подъеме, плюхнулась обратно вводу. Погрузилась, всплыла. Снова погрузилась … и − с концами. Только большой светлый пузырь вырвался из глубины.
− Блин! − взревел Бобровский − тральцы поставили мину на заданную глубину! Надежно и насовсем, иху маман! И, надо же, именно нашу! Других им мин мало было! Теперь нам все припомнят!
Дивизионный минер аж застонал, наблюдая всю эту картину. Мина утонула!!! Буль-буль − и абзац! Кто виноват? А этот самый прибор стоил, наверное, не менее двух грузовиков водки! А вы как думали? Это вам не семечки и даже не бочка «шила»!
− Распротак твою разэтак! −вновь выругался Бобровский. Вот теперь никто никогда не докажет − кто виноват: минно − торпедная база, минный расчет мпк и дивизонный минер, или эта самая шайка деревянных тральщиков-«шифоньеров» с дубовой командой − злился Виталий:
− База − Севастопольская, тральщики − черноморские … отгадайте, кто будет признан виноватым при таком раскладе, тем более объективные причины скрыты на стометровой глубине?
Минер от таких же мыслей впал в полную прострацию.
− Ты, Мина, вчера весь день изображал черта: то, как змей искуситель вытащил меня из каюты и отволок в кабак, это раз! Я даже сопротивлялся! − врал Виталий. Полушутливо-полусерьезно, Бобровский разбирал дивмина на запчасти: − Что было дальше? Пал на мою койку, пока я агитировал моряков с лайбы за ВМФ и защищал его честь! Ты даже полчаса не дал мне поспать − это два! Полил мое раненое командирское сердце бальзамом насчет отработанности моего минного расчета и подготовки корабельного минера, чем усыпил мою бдительность − три. Наконец, не довел до конца свое дело, не проинструктировал, даже не ввел в курс дела минера по поводу тренировочного галса, подло обменяв высокую военную славу на низменный сон – четыре! На приличном корабле тебя бы спалили на костре, из жалости полив шилом!
Наконец, выбрав все выставленные практические минные линии, тральщики вытянулись в кильватерную колонну и двинулись в базу. Корабль с комдивом на борту двинулся за ними, мпк выстраивались в кильватерную колонну за ним. Раздосадованный и обиженный в лучших чувствах комдив даже не удостоил Бобровского своим вниманием.
Швартовался Виталий лихо и красиво, кормой. Причем вновь разгулявшийся ветер был отжимной. Однако он не хотел спасовать перед многочисленными зрителями. Спина под кителем взмокла, зато со сторожевиков один знакомый командир показал два больших пальца вверх, в смысле − класс!
Перенесли флаг. Делать нечего − пошел к комдиву. Дивмина сдуло с борта, как только борт корабля коснулся стенки. Понес куда-то свои растрепанные чувства. Ну да ладно, ему от начальства не меньше достанется.
Черноморский флот − флот славный. По сравнению с нашим − маленький и семейный, все всех знают!
Комбриг был уже вызван к замкомандующего флотом. Командир минно-трального дивизиона быстро-быстро доложил о случившемся. Я, мол, не я, и мина не моя!
Тут главное доложить первым и создать у начальника нужное мнение. Легче убедить, чем переубедить! Мнение создали и эта версия крепко заседа в мозгу адмирала. Поэтому, командир бригады противолодочных кораблей был немедленно вызван к нему с докладом.
Сказать, что заместитель командующего был зол − это погрешить против правды! Он с трудом подавлял тихое бешенство!! Он даже не предложил комбригу присесть, несмотря на давнее знакомство! Впрочем, сам он тоже не присел, почти бегая по кабинету от кипучего гнева.
— Это же надо! Утопить мину в таких санаторно-курортных условиях! Видимость − десять на десять, море − два балла, а вы …
− Так тральщики все мины обнаружили. А мина сорвалась и утопилась. стерва такая, уже в процессе подъема! Прямо с борта одного из них сиганула! Они сами растяпы безрукие! Наш минер говорит. Точно какой-то лючок сорвали на ней. А как иначе? − оправдывался седой комбриг
− Конечно, а куда вы их поставили? Где надо было? И почему сразу не доложили?
− Уже и это заложили!? − возмутился бывалый флотоводец. − Так мы эту линию выставили как контрольную, согласно легенде и плану летучки. Вот!
Он победно развернул кальку со всеми маневрами и показал адмиралу курсы, точки постановки. Выглядело красиво!
Но адмирал не купился на красоты — и не такие дали видали! Красота спасет мир — все-таки, классик сказал! Но, выкатив от злости глаза, он глянул в самую душу комбрига и заревел: — А-а-а!!! Подготовились! Кому очки втереть хотите! Мне? Да я этих мин за свою службу наставил больше, чем ваш командир корабля бутылок водки выпил! Оценки вам отличные нужны! А хрен вам! Вы у меня, матерь вашу в громы поднебесные и иадские сковородки, купите эту мину! Купите! Вы — это вы лично, комдив и командир! Все! Вас я лишаю вознаграждения по итогам года! Вы там расслабились все, забыли, как выглядит трехведерная клизма с патефонными иголками? И даже наш варяжский гость думает, что его экипаж на курорт попал! А свое стадо уж … да, да спускайтесь на корабли со всем своим штабом и … того этого … дерите сами все свое стадо − по честности и справедливости! Не царское это дело!
Я еще к вам сам спущусь на днях!— он с шумом подтянул свое кресло и плюхнулся в него и подтянул к себе папки с документами. Всем видом адмирал показывал, что аудиенция окончена и больше он не желает разговаривать со всякими двоечниками …
Административно-дисциплинарное бешенство — вещь заразная. Уже взбешенный насмерть командир бригады примчался на причалы бригады, разодрал − на всякий случай − оперативного дежурного, и предложил ему немедленно сдать повязку.
Флагманский минер был порван на тряпки за то, что административное расследование еще не было готово. Дивмина Рындина до сих пор не нашли − где-то сидел и писал отчет.
Тот вздохнул, и стал готовиться к сдаче. Дело обидное, но не новое и не редкое … Журналы, схемы, пакеты, печати, обстановки и всякие сводки и донесения надо было передавать кому-то их флагманских. Кому? Доложил НШ. Раздраженный начальник штаба выругался, и размашистым шагом заспешил к комбригу, через пару минут выскочил из его кабинета с пятнами на лице.
− Ну вот, я тоже отгреб! − сообщил он, − что-то где-то рвануло, а нас волной и осколками достало! Складывайте все свое хозяйство по местам. Повязку − до места! И тащите службу дальше!
Комбриг немного успокоился и собрал офицеров на подведение итогов.
Проехавшись — для затравки интереса, по итогам выполнения
Боевых упражнений, он рассказал, как добиваются высоких показателей в боевой и политической подготовке герои-черноморцы, и как им из чувства зависти гадят всякие варяжские гости, не умея выполнить даже элементарного упражнения.
— Так мины каждый год то теряют, то топят! Соседи, вон, торпеду утопили, а она ужасно дорогая, пару сотен тысяч стоит! Так еще и схема секретная! А вдруг кто из аквалангистов глянуть захочет? А тут еще неизвестно, кто мину-то угробил … — храбро возмутился Мина из-за чьей-то спины, но вовремя заткнулся, ибо комбриг уже метал взглядом молнии и в воздухе проскакивали электрические разряды
Бобровский возмутился — кроме досадного случая, который переживали все на корабле, оценки за боевые упражнения у него были не хуже, а где-то даже и повыше, чем у «хозяев»-аборигенов бригады.
Терять особо было нечего, и кое-что из этого, приправив сарказмом успел высказать комбригу при всех. Во время «песни варяжского гостя» за одну полу тужурки его тянул назад на стул комдив, за другую — дивизионный минер. Но он выстоял…
Все-таки они «купили мину». Приказом комбрига их лишили так называемого «денежного вознаграждения по итогам года». Было обидно, но ничего не поделаешь. Бобровский и дивизионный минер долго не знали, что к ним присоединился и комбриг, лишенный того же приказом комфлота. Естественно, его уязвленное самолюбие не позволило ему поделиться впечатлениями со своими офицерами. Одно радовало — мина стоила намного дороже, и офицеры «купили» только ее часть!
Про его представление к очередному званию забыли, и звезда с неба вовремя упала на Бобровского — как раз между двух просветов новеньких погон. Виталий щедро «накрыл поляну» для командиров и офицеров штаба, слушал хвалебные тосты в свой адрес, но холодок отчужденности он все-таки чувствовал.
Бобровский выводы сделал, и выводы правильные. Они ему пригодились в его долгой командирской службе. Ну а его экипаж с того времени отличался во всех вопросах боевой подготовки, будь то стрельбы изо всех видов оружия. Комплексные упражнение и поиск подводных лодок, стрельбы по воздушным мишеням. Выводы сделали и его корабельные офицеры, успешно продолжавшие морскую службу. Уже на Севере корабль не раз отмечался высоким командованием за отличные успехи.
Вот это и стало отличной оценкой за полученный урок в Черном море.
[1] Терпи! — японск. Термин в единоборствах, якобы помогающий переносить физические нагрузки
[2] Сленговое — от л/с, то есть — личный состав.
[3] Я напоминаю — речь идет о командирах восьмидесятых годов, а не …
[4] Закон «Чувства «Живете»
[5] Еще один «Закон «Малой и большой «Живете»
[6] Чека – механический предохранитель на одном из минных приборов. Эта чека освобождала гидростат мины, который потом выдавал сигнал на подрыв пиропатронов и отделение мины от якоря. Чеки были обязательны к предъявлению − как свидетельство того, что расчет ее правильно подготовил и установил
[7] Фраза «Хотели как лучше, а получилось как всегда!» в то время еще не имела широкого хождения.
Белько Виктор Юрьевич
