Третья попытка

Жизнь… Пролог

Сырой холодный ветер. Угрюмый, продутый ветрами Владивосток. Низкое небо, скребущее брюхами свинцовых облаков вершины рыже-серых осенних сопок. Мерный шум вечного прибоя в одной из бухточек Амурского залива. Крохотная яхточка-швертбот скрипя старым такелажем медленно галсировала по заливу, приближаясь к лодочным гаражам, разбросанным по берегу. Человек, сидевший в ней, в брезентовом дождевике, сутулясь под капюшоном, готовился к завершению своего похода. Небольшой полиэтиленовый мешок корюшки, наловленной около Песчаной бухты, позволял надеяться на еду еще в течение двух-трех дней. Еще один мешок этой вкусной, пахнущей огурцами рыбы, можно продать – и тогда – беспамятное алкогольное забытье. Человек сидел на корме, мрачно глядя вперед, он автоматически управлял баллером руля. Скоро берег. Землистое морщинистое лицо, мешки под глазами, нездоровая худоба – он уже давно старался не смотреть в зеркало. Брился на ощупь, да и то не каждую неделю. Все ближе береговая черта. И значит – снова мокнуть. А тело уже почти не греет. Одежда сохнет плохо…. Берег. Почти неподвижно сидевший долгое время, человек неожиданно ловко убрал грот и стаксель, перо руля и шверт, выскочил в прибой, протащил лодку по песку и, открыв гараж, выкатил из него некое подобие трейлера. Убрав паруса и завалив мачту – вновь загнал яхточку в воду, удерживая ее – подвел под нее трейлер – и, кряхтя – стал вытаскивать ее на берег. Сил на большой путь не хватало – и он, вытащив, насколько смог, свое сооружение, зашел в гараж, зацепил трейлер крюком на тросе и, работая ручной талью, закрепленной за стенку гаража, стал по сантиметру затаскивать яхту в помещение. Выполнив работу, и закрыв гараж на старенький замок, он с уловом в брезентовом рюкзаке двинулся к линии железной дороги.

От Седанки  электричкой доехал до Морвокзала, и, стараясь не глядеть на блестящие витрины и яркие окна домов, побрел в сторону Эгершельда. Он не искал адрес – квартиры у него не было. Не было и дома. Жильем для него служил колодец теплотрассы, в котором можно было вполне спокойно ночевать, даже зимой не особо замерзая. Но вот отопительный сезон пока не начался, и значит, еще почти неделю придется мерзнуть. А мокрый кашель давно уже стал привычным. Перед тем, как зайти по адресу на Станюковича, он задумался. Корюшку у него возьмут, но вот стоит ли брать в качестве оплаты дрянную самопальную самогонку, которую хозяева гордо именовали ворошиловкой?[1]. Ему нужен хлеб, лекарство, нужна новая зажигалка – иначе рыбу снова придется есть сырой. Однако без алкоголя вновь подступят ночные кошмары и сожаления о так бестолково прожитой жизни. Он поймал себя на мысли – «прожитой жизни»… Раньше он не считал жизнь прожитой. Всегда была надежда на то, что жизнь, как бы она его не била, сможет повернуться к нему не только филейной частью. Он даже остановился перед дверью, обдумывая эту мысль.

Но подумать ему особо не дали. Дверь открылась. В двери показался обтянутый майкой живот жующего что-то хозяина:

– Привет, Володька. А я слышу – шаги – понял что ты. Ну, как улов?

— Нормально. Килограмма три будет.

—  Тебе как обычно – поллитру?

— Извини Семен, деньжата нужны…

— Ну и ладно – держи триста

— Мне бы хоть пятихатку…

— Володь, ну ты же не на базаре. Сколько ты там выстоишь, а тут – сразу. Ну, все, пока… — дверь захлопнулась.

Помяв синенькие сотенки, Владимир вышел из обшарпанного подъезда на улицу. Обойдя дом, он спустился по склону и дошел до своего колодца. Вытащил из заначки припрятанную железку, зацепил и сдвинул крышку, спустился в колодец и аккуратно задвинул люк на место.

На улице быстро темнело, и идти в магазин за зажигалкой не хотелось. У него еще были целы спрятанные в коробке две спички. Пока хватит, а завтра будет видно – решил он. Сняв непросохший плащ, он на ощупь – научился ориентироваться в темноте – достал из-за холодной трубы отопления коробок и коптилку, сделанную из снарядной гильзы 30 мм, аккуратно зажег ее, поставил на выступ кирпичной стенки, сел на забросанную тряпьем лежанку – несколько досок, уложенных на трубы – и огляделся. К тесноте ему было не привыкать – в корабельных каютах бывало и потеснее – порядок и чистоту тут не наведешь, но откровенной грязи он все же не допускал. Стоит ли вылезать и разводить костерчик для приготовления корюшки – обычно он ее поджаривал, а скорее — варил на имевшейся небольшой сковороде – или съесть корюшку сырой? Выбираться наверх не хотелось, да и спичек нет… Что ж, опять сырая рыба. Как у Бомбара или Каллахэна в океане.

Он опять взглянул на деньги – а может – все-таки сходить за самогонкой? Три сотни, учитывая, что новая власть быстренько сделала все население миллионерами – было маловато, но может, Семен согласится на поллитру? Приближение снов, а значит и кошмаров, его пугало. Очень уж живо вставали перед ним сцены прошлого, заставляя вновь переживать минувшее, сожалеть об утраченных возможностях, нереализованных шансах, переживать совершенные ошибки. После таких ночей он просыпался усталый, разбитый, иногда в слезах, и не отдохнувший. Алкоголь отключал видения, хотя, честно сказать, пристрастился Владимир к нему еще до всяких снов.

Поколебавшись, он все же решил никуда не ходить. Пережевывая сырых рыбешек, резко пахнувших огурцами – интересная рыба – складывал кости и внутренности на обрывок газеты – завтра покормит забредающего к нему за угощением кошана – Владимир вновь вернулся к мысли о своей жизни. Что дальше? И есть ли оно — это  дальше? Жизнь в колодце теплотрассы – это разве жизнь? Хотя и колодец можно считать своим жильем, особенно после того, как ему пришлось перезимовать в милиции – бывшие сослуживцы из жалости устроили его в камеру для административно арестованных – там хоть раз в день, но кормили – куда еще ниже можно было падать? В голове бродили воспоминания о жизни, о школе, поступлении в военное училище, образы друзей, и острое, всегда живущее в нем восхищение морскими просторами. Это еще не был сон. Эти воспоминания не ранили его. Но впереди была ночь…

Повздыхав, насытившись, Владимир стал устраиваться спать. Раздеваться, конечно, не стал. Умываться? Ни к чему. Снял лишь тяжелые резиновые сапоги, накинул портянки сверху на плащ в районе ног – теплее, да и подсохнут за ночь хоть немного – набросал тряпья на лежанку, задул огонь, укрылся сырым еще плащом и, закрыв глаза, стал пытаться согреться.

Осторожное поскребывание и тихий мяв подняли его. Сдвинув крышку люка, запустил кота, закрылся. На ощупь покормил его – хотя кот и без помощи мог бы слопать все, добытое в море. Сожрав приготовленное угощение и выпросив еще, кот недовольно пофыркал на сырую одежду, но все-таки согласился залезть под плащ. Он согревал Владимира, да и сам грелся около человека. Скоро довольное урчание кота стало убаюкивать бомжа-морехода. И пришли яркие, фрагментами, словно в красочном кино, видения…

Жизнь. Первая попытка.

…Теплое полузабытье, яркий свет, перед глазами – что-то шевелится. После нескольких попыток вглядеться в это, шевелящееся нечто превращается вдруг в несколько коротких отростков на ладошке и приходит понимание – это мои пальцы…

…По изумрудно-зеленой траве усыпанной ярко-желтыми одуванчиками, в сияюще-белой одежде идет, опираясь на палочку, добрый бородатый человек и нарочито-испуганно говорит: «И кудой же мой унучек сховався?» Заливаясь счастливым смехом, мальчик, спрятавшийся за огромным колесом грузовика, выскакивает навстречу прадеду, подхватывается на руки и – счастье – взлетает к ослепительному блеску золота на синеве неба – «а вот он, мой унучек!»…

…Темно-синий вечер. Неспешный говор соседок – и среди них добрая бабушка – на лавочке около забора. Усердное выкапывание очередной ямки в сыром белорусском песочке, и вдруг – говор, сливавшийся в какой-то шум – превращается в отдельные, понятные слова. Уже неинтересно копать – и мальчик слушает сплетни соседок, обсуждающих колхозные заботы…

…Уютно устроившись на коленях деда, Володя вглядывается в книгу, которую ему читает прадед. Яркие картинки, кажется, живут самостоятельной жизнью, в соответствии с произносимыми словами. Палец деда скользит по словам – и они запоминаются, причем целиком. Во второй раз читает сам ребенок. Прадед удивлен и доволен – вот же память. Появляется еще несколько детских книг, которые «читаются» так же – запоминанием слов целиком…

…Поезд, уносящий от привычной жизни куда-то далеко. Папа и мама, от которых успел уже отвыкнуть, получили жилье на Урале, и везут сына домой. Новые впечатления, которые не сразу осмыслить, просторы, проносящиеся мимо окна, паровозная сажа, влетающая в окна, высокие деревянные полки, на которых и страшно – высоко, и интересно – по ним можно путешествовать по всему вагону…

…Дождь и глинистая, липнущая к ногам, грязь около саманного барака. Молния, полосующая все небо и бьющий по ушам грохот, перекатывающийся под серо-синими облаками.… Вместо стены густо росших деревьев Белорусского Полесья – широкий простор южноуральских полей, перелесков и степей. В комнатке, выход из которой в общий коридор – печка, но не русская, как у бабушки, а обычная плита. С потолка капает в подставленный таз. Ехали мы, ехали, наконец, приехали…

…В детском саду пытается показать свое умение читать. Но «Веселые картинки» он еще не видел, и хоть в них встречаются знакомые слова, опознать новые не получается. «Хвастунишка» — смеются в группе. « Я умею читать!» — упрямится Володя, приносит назавтра свою книгу и «читает» ее… «Молодец» —  говорит воспитатель, — «а теперь давай поучимся читать не только знакомые, но и любые книжки. Ты хочешь научиться?» — «Конечно да» — Так он познакомился с буквами. Но по буквам – долго и скучно. Быстрее – сразу словами…

… Первый класс. Пока одноклассники разбираются с буквами, он быстро перечитал весь букварь и откровенно скучал, рисуя в тетрадке всякие каракули. Считать он уже умел. Перечитывал книги о приключениях цифр и букв, бродил по дороге вымощенной желтым кирпичом и воевал с деревянными солдатами Урфина Джюса. «Может перевести его сразу во второй класс?» — услышал он разговор классной руководительницы с матерью – « Нет, и так раньше в школу отправила, куда он пойдет после десятого?»…

… Коридор около школьного туалета. Толпа старшеклассников стравливает мальчишек. Один из них – Володька. «Ну, что слабо? Да он тебя одной левой». Наконец Андрей Курочкин наносит удар в лицо. Яростная волна захлестывает Владимира, он кидается в драку, беспорядочно молотя кулаками, но лишь некоторые попадают в лицо мальчишке. Кровь из разбитого носа брызгает в стороны, окрашивает кулаки, застилает разум. «Бешеный какой-то» ворчат старшие, растаскивая разошедшихся пацанов…

…Бегая на перемене – уже в пятом классе – вдруг в дверях натолкнулся на выходившую из кабинета одноклассницу. Избегая столкновения – вытянул руки – и уперся в неожиданно мягкую грудь под школьным фартуком. После этого играть с девчонками по-простецки по старому уже не получалось – он старательно, но как ему казалось, незаметно, изучал то, что отличает мальчиков от девочек. В нарисованных каракулях появились, кроме фигур солдат восемьсот двенадцатого года, осмысленные мотивы. Все форзацы учебников покрылись рисунками девичьих лиц и фигурок…

…Десятый класс. Отец приглашает с собой в совхозный клуб – порисовать. Он отказывается – ведь у дядьки – Алексея – веселее, магнитофон, нечто вроде танцев, иногда и вино. Вино он уже попробовал и не раз. Новогодний вечер. К дяде – старше Владимира на 6 лет – приехал приятель с женой. Друзья быстро напились и пошли гулять по поселку – искать приключения, а молодая жена разговорилась с Владимиром. Разговоры закончились в постели. Новизна ощущений захлестнула, заставила искать новых приключений. Оказалось, что некоторые одноклассницы вполне доступны…

…Принято решение поступать в военное училище. Хотел на летчика, но районная медкомиссия забраковала его по медицинским требованиям.

– «Тогда в Военно-морское».

Оказалось, что у него плоскостопие, и в ВМУ он тоже не пройдет.

– Попробуй в Военно-политическое – там требования к здоровью поменьше.

— А есть военно-морское, но и политическое? – оказалось, такое имеется, и находится в Киеве.

– Ну, значит, поедем в Киев.

— Ты еще областную медкомиссию пройди….

… В Челябинске на областной медкомиссии, поглядев на его выписку с отметками по успеваемости – там были одни пятерки – кандидаты на обучение советовали идти в гражданские ВУЗы – ты ж пройдешь, для чего тебе в военные? Для Владимира было внове, что городские ребята считают военные училища чем-то не престижным. Вопрос вновь уперся в плоскостопие:

— Ты не подходишь, тебе будет тяжело.

— Так ведь я иду в военно-политическое…

— Ну, может быть, может быть…

И все же его заставили дополнительно пройти рентгенографию свода стоп и лишь после изучения снимков, был вынесен вердикт – годен к поступлению…

…По возвращению в военкомат, с готовым заключением ВВК, на него насел военком:

— Ну, куда тебя понесло в Киев. Не поступишь. Там большой конкурс. Давай в…  — были предложены варианты: танковое, автомобильное, артиллерийское – согласно разнарядок военкомата. К обработке подключили и родителей. Но тут уже взыграло упрямство:

– Пап, ну ты же служил в Киеве, а я буду учиться.

Первым сдался отец – пусть делает, как хочет. Мать еще несколько раз пыталась добиться согласия на варианты военкомата, что гарантировало поступление по разнарядке, но тоже сдалась. РВК направил документы в Киев. Вызов пришел через месяц…

…Экзамены за школу сданы успешно, но четверки – по английскому и – как ни странно – по труду. На выпускном вечере, организованном в спортзале школы, директор вытащил из-под стола пару бутылок вина:

– Понемногу для выпускников сегодня можно.

Наивный – он не знал, что выпускники заготовили уже пару ящиков. Правда, не в школе. Утром Владимиру надо было уезжать – уже взяты билеты на поезд. Поэтому выпивал он не много, с девчонками особо не шалил – все равно скоро расставаться. Ночь бродили по поселку, в 4 утра он появился дома. В 5 отец отвез его на станцию – находившуюся в 6-ти километрах. Прямого на Киев не было – пересадка в Челябинске. В воинской кассе пришлось выстоять большую очередь, узнать, что билетов нет, но за час до поезда могут появиться. Пришлось дежурить неподалеку от кассы, пока ему не оформили воинский билет. Наконец, поезд, плацкартный вагон. Сели – поехали. Дорога: строго по инструкции – доехать до Киева (2-е суток), на трамвае № 14 до Красной площади – оказывается и в Киеве такая имеется, оттуда на автобусе № 122 до остановки «Пуща водица». Там должен быть лагерь сбора абитуриентов. На Красной площади и располагалось училище, но, не зная об этом, будущий курсант не обратил на полукруглое здание с колоннами никакого внимания. В автобусе спросил у кондуктора о лагере моряков, и та высадила его около леса. Куда идти? Обратился к местному жителю, бредущему куда-то с корзинками, и тот указал ему на тропинку между деревьями. Подхватив свои вещи – книги да остатки еды – потопал по указанной тропе. Через какое-то время среди деревьев показалась колючая проволока, мелькнул странный для сельского жителя силуэт в морской форме, который и указал, как пройти к КПП….

…Новые впечатления, необычная форма, которой было несколько номеров – от формы раз – трусы, противогаз – до формы 4 и 5, необычные звания – сержантов тут звали старшинами, а армейский старшина соответствовал, оказывается, аж главному корабельному старшине – необычная офицерская форма – весьма понравились. Но, для поступления необходимо было сдать 4 экзамена: русский, математика, история и география. Их разместили в казармах по 200 человек, на трехъярусных койках. Из 800 человек должны были пройти всего 240 – причем 120 – с гражданки и 120 – из военнослужащих. Из 800 абитуриентов 500 человек были вчерашними школьниками, и лишь 300 – отслужили какие-то сроки в Армии и флоте. Разнообразие формы было впечатляющим – практически присутствовали представители всех родов войск, хотя моряков было заметно больше. Надо учесть, что ряд мест были забронированы за выпускниками суворовских и нахимовского училищ, так что конкурс для школьников был еще жестче.

Разбили на временные подразделения, назначили старших – военнослужащих. В столовую водили строем. Повзводно ходили в наряды – самым тяжелым был наряд камбузный – перемыть гору посуды и начистить картошки на ораву абитуриентов, сменить несколько раз посуду во время приемов пищи. В столовой – все по команде. Еда была, на взгляд неизбалованного сельского мальчишки, сытной и вкусной, распорядок предусматривал подготовку к экзаменам, немного строевой и консультации.

Первым сдавали русский – причем не по ЕГЭшным правилам – чем, скажем, отличается синекдоха от монотипии (как будто ученики должны быть поголовно дипломированными филологами) – требовалось написание сочинения на заданную тему. Это позволяло сразу проверить и грамотность, и умение излагать мысли. 1975-й год – 30-летие Победы. Соответственно темы сочинений предполагались военные. Абитуриенты зубрили даты сражений, повторяли историю войны. После размещения потока абитуриентов в аудитории и краткого инструктажа, преподаватель вскрыла конверт – действительно, одна из тем – посвящена 30-летию. Вторая почему-то – гражданской лирике Некрасова. Владимир стихи учить не любил, да и Некрасов – не самый любимый поэт, хотя все заданное в школе и даже больше, он прочел исправно. Но вот не захотелось ему сочинять то же самое, что наверняка будут терзать и другие. Он взялся за Некрасова. Посидел, подумал – и вспомнились строки стихов, стали складываться мысли, пошел текст. Написав черновик, стал править его, дополнять вспомнившееся, проверять ошибки. Заглянул к соседу по столу – у того была масса ошибок на листочке. Потихоньку он исправил ему кое-что – но увидев, что при переписывании тот тут же делает новые ошибки, оставил эту затею. Преподаватель, обходя аудиторию второй раз, подошла к Владимиру: «Знаете, Вы единственный из потока кто взял тему Некрасова. Я вас запомню…». И что, хорошо это или плохо? Переписав сочинение на чистовик, проверил ошибки, посидел, еще раз проверил. Получилось неплохо, ошибок он и так почти не допускал. Время экзамена истекало, многие уже сдали тексты и ушли. Сдал текст и воспеватель гражданской лирики Некрасова.

Пошла подготовка к математике. Но некоторые – не зная результатов сочинения – не усердствовали. А вдруг – по сочинению провал? Чего же напрягаться? Дисциплина в лагере несколько упала. Владимиру это было неинтересно. Он штудировал «Пособие по математике для поступающих в ВУЗы», решал задачи, отрабатывал каждую тему. Поэтому для него стало неожиданным построение, на котором было объявлено об отчислении нескольких абитуриентов за самоволку и распитие спиртного. За день до нового экзамена были объявлены результаты сочинения. Из их роты почти половина экзамен просто завалила – получили двойки. Они сразу выходили из строя, собирали вещи и, после построения и выдачи проездных документов, их увели из лагеря. Объявили оценки и остальным. Владимир получил «5». Некоторые троечники, неуверенные в своей способности набрать проходной балл, засобирались домой. Были среди них даже те, кто получил четверки.

На экзамене по математике было значительно свободнее – за столами сидели уже не по двое, а по одному. Математика давалась Владимиру легко, и он с удовольствием быстро решил задачи, да еще выдал несколько вариантов решения задачи по геометрии. Проверил, переписал на чистовик, сдал. Еще одна «5». Вновь прореживание оставшихся. В казармах стало еще свободнее.  Практически все перебрались на нижние ярусы.

Впереди была география. Зубрежка, зубрежка и зубрежка. Сдавали экзамен устно. Основные вопросы  ответил, но вот по ситуации в АРЕ (так тогда назывался Египет) – был задан дополнительный вопрос о Хелуане. Владимир слышал об Асуане, об этом и стал говорить, но вот о том, что СССР, оказывается, строит египтянам еще и металлургический завод в этом самом Хелуане – ну не слышал. «4». Вышел расстроенный. К нему подбежали абитуриенты:

– Ну как?

— Да… «4».

– И чего расстроился?  — заметил Володька Заруцкий – потомок лихого атамана – я думал, он вообще завалил. С таким видом вышел…

На истории он бойко ответил на основные вопросы, но опять поплыл на вопросе дополнительном, по экономике России 1910-14 гг. Пытался компенсировать это рассказом по истории большевистского движения в этот период, но экзаменатор – пожилой капитан 2 ранга, настаивал на экономике. Еще «4». Плюс 5 за аттестат. Проходной балл, похоже, есть!

На истории и географии двойки получали уже совсем немногие – основные слабаки отсеялись на русском и математике. И после этих экзаменов находились троечники, уезжавшие из страха провала. Но экзамены, оказывается, еще не кончились – была еще одна медкомиссия и комиссия мандатная, да и физкультуру надо было сдать.

…Медкомиссия пролетела незаметно, к плоскостопию вообще не прицеплялись – ну есть, и ладно. Запомнилась барокамера, когда группами загоняли в большую бочку и накачивали давление. Все сидели, усердно продувая уши через евстахиевы трубы, затем давление сбрасывали – и вновь, чтобы избавиться от боли в ушах, все усердно глотали или делали жевательные движения. Были такие, у которых боль становилась невыносимой, и они начинали кричать. Давление сбрасывалось, болящих удаляли, а для остальных – все начиналось заново. Один пробовал перетерпеть, но у него лопнули барабанные перепонки и из ушей пошла кровь. Эти ребята не прошли.

Физкультурные нормативы сдали все, только Сашка Усенко – здоровый лось под 190 см, — не умел делать подъем переворотом. Но его оставили – оценки были неплохими, да и сила у него была. Умение ею пользоваться обещали привить в ходе учебы.

Мандатная комиссия – просто собеседование по документам и результатам экзаменов – тоже не доставила трудностей, так как практически все уже отсеялись. На дневном построении зачитали приказ о зачислении с разбивкой по ротам и взводам. Не прошедшим выдали документы и увели из лагеря. Старшины сразу разводили курсантов по новым подразделениям. И уже не абитуриенты, а курсанты бодро побежали по своим казармам – вытаскивать лишние кровати и готовить помещения к курсу молодого бойца. Вечером курсантам выдали тельняшки, робу б/у, береты и гюйсы – синие воротнички  с белыми полосками, фурнитуру. Обувь – грубые яловые ботинки – почему-то называли гадами или прогарами. Гражданские вещи упаковывали и отправляли домой. На вечернем построении — новый, необычный вид курсантов. Узнавание знакомых-незнакомых физиономий.

Старшины преобразились. Либеральничавшие с кандидатами, они тут же стали наводить жесткую дисциплину среди курсантов. Обращение только по званию, отход и подход к начальнику и прочие такие вроде бы нелепые, для вчерашнего школьника, которому едва исполнилось семнадцать, но привычные любому военному нормы взаимоотношений. Вечерняя поверка, вечерняя прогулка (та же строевая, но в составе рот и с песней), тренировка – немного, раз пять – отбоя. Бывшие военные и вчерашние школьники были в одинаковом положении. Не было и намека на какие-то привилегии и послабления для служивых. Первый день в новом качестве показался длинным.

… Зато месячный курс молодого матроса пролетел как один день. Подъем, зарядка, пробежка в несколько километров до Днепра – с обязательным преодолением вводной преграды – просто забегали по грудь в  воду, брели метров 30-40 – и дальше. Пока прибегали в лагерь – высыхали. Умывание, завтрак, и занятия, занятия, занятия. Строевые, огневые, Уставы, морзянка, флажная сигнализация, спортивные и любимые – шлюпочные. Шлюпки (шестивесельный ял) полюбились сразу и навсегда. Гребля – правый загребной, и самое интересное – хождение под парусом. Послеобеденный «адмиральский час» — зато ночью моряки спят на час меньше – когда можно было передохнуть. Каждый день после ужина проводились какие-то занятия или просмотры фильмов. Наряды, дежурства, причем вчерашние школьники и служившие несли наряды на равных, в том числе по камбузу, как называли лагерную столовую – все старательно оморячивались. Владимир впитывал новые впечатления. Дисциплина его не тяготила, а ведь нашлись парочка курсантов, сдавшихся и ушедших из лагеря. На их место тут же пришли не прошедшие по конкурсу, но желавшие зачисления. Суматошный месяц закончился ночными учениями, с маневрами, беготней, стрельбой, атакой и обороной. КММ остался позади. Наутро началась подготовка к перебазированию в Киев, на территорию училища….

… Переход по Киевскому морю на катерах, шлюзование. После прохода по протокам Днепра, катера вошли в городскую затоку Труханова острова, ошвартовались у причала. Выход на пирс, построение – и строевым двинулись в альма-матер. По мосту шли не в ногу. После – вновь строевым. Роты научились ходить так, что ноги били в асфальт производя не обычное шарканье, а слитные звонкие удары – старшина Зосима – из Кремлевской парадной роты – натренировал… Так и вошли на территорию жилого городка….

Размещение в казарме – двухъярусные койки, получение всего комплекта формы, подгонка. На прием пищи – уже не 3-х, а четырехразовый: добавился вечерний чай – ходили на территорию другого городка,  там еда показалась Владимиру еще вкуснее и сытнее, чем в лагере, и он искренне не понимал недовольства некоторых курсантов, избалованных домашними вкусняшками, едой в курсантской столовой. Легендой у курсантов был повар – одноглазый Андреич, про которого рассказывали, что когда один из питающихся обнаружил в борще таракана, и пригласил дежурного по училищу, то Андреич, не моргнув единственным глазом, сунул таракана в рот и почмокав, проглотил его, заявив: «та ни-и-и, це ж цыбулька»…

…Присяга  — все училище, при оружии, строем с оркестром перешло к вечному огню в центре Киева. Движение по Крещатику во время прохождения училища перекрывалось. Первокурсники в новенькой, не ушитой еще форме, с автоматами наперевес, приняли Присягу. Все курсанты из числа военнослужащих в это время несли наряды. После присяги – первое увольнение. Прогулялся по  Крещатику. Прошел в парк на Днепровских кручах и долго просто любовался открывшейся красотой. Простор реки, леса, жилой массив Дарница – были великолепны в предосенней зелени. Как сказал командир взвода ст. л-т Мартынов: – Жизнь дана один раз, и прожить ее надо в Киеве.… (Некоторые стали прилагать к этому не вполне приличные усилия. Может и он, Владимир, поддался этому настроению, связавшись с нелюбимой, но оквартиренной киевлянкой?…) Он посидел в парке, представил, сколько ему будет через 25 лет – в 2000 году. Это показалось невообразимо далеко. Но ведь и этот срок придет. Каким он будет к тому времени? В парке показались еще курсанты, принимавшие присягу. Прогулявшись, посетив стереокино, задолго до истечения срока увольнения – всей компанией вернулись в училище…

…Учеба, наряды, работы – разваливали предназначенный под снос квартал, в котором уже строился новый жилой городок для училища. Математика, навигация, мореходная астрономия, физика, кораблевождение,  боевые средства флота, тактика, электротехника и прочие технические предметы – давались легко. Гуманитарные предметы – военная история было откровенно интересна, а вот историю КПСС, М-Л философию, да и прочие гуманитарные предметы,  Владимир часто не понимал – появлялось множество вопросов, на которые преподаватели не всегда могли ответить. Однажды преподаватель истории даже высказался в том смысле, что будущий политработник должен не задавать скользкие вопросики, а разоблачать и клеймить позором тех, у кого такие вопросы – например, о судьбе раскулаченных, о генетике-кибернетике и проч. – возникают …  Он, преподаватель, возможно, не понимал, что в ходе учебы нужно вооружить курсантов способностью аргументировано разъяснить необходимость принятых в свое время, в тех конкретных условиях решений, а не отталкивающими людей методами идейного подавления.  Такой же предмет как партполитработа, так и остался непонятым. Учебу закончил с пятерками по предметам техническими и военным и четверками – почти по всем гуманитарным – как ни странно, философию (общую, не МЛФ), как и психологию с педагогикой, он все же сдал на «5». ….

Много времени отнимала подготовка к парадам 7 ноября и 1 мая. Курсантские коробки часами ходили по набережной Днепра, проходя то побатальонно, то по шеренгам. Не менее двух раз вывозились на общегарнизонную тренировку на летное поле аэродрома Жуляны, где весь гарнизон несколько раз проходил по расчерченному, в соответствии с размерами Крещатика, бетону.

…На первом курсе старшина 2 статьи Страшенко из 1 взвода – решил срочно жениться. Выбил разрешение у командования, стал ночевать вне казармы. Но к концу 1 курса – «не сошлись характерами»… Развод. К тому времени Страшенко познакомился с дочкой заместителя министра морского флота Украины и стал обхаживать ее. О своей женитьбе он, естественно, скромно умолчал. Интересна была сцена прощания Страшенко с дочкой замминистра на вокзале, при отъезде на практику в Севастополь – он увивался вокруг девицы, целомудренно прикасаясь к ее щечке, в трех шагах стояла величественная мамаша, зорко наблюдавшая за «детишками».

На шлюпочной практике порывом ветра была перевернута одна из шлюпок. Курсанты оказались  в воде, некоторые – накрыты парусом. Все выныривали, держа в зубах документы – никто из аварийной шлюпки документов не потерял. Страшенко в шлюпке, находившейся довольно далеко от места аварии – потерял паспорт, якобы во время спасательных работ, получил выговор и чистый паспорт…

… На практике после 1 курса – она проходила частично в Севастопольском полку морской пехоты, частично – на кораблях ЧФ – Владимир впервые увидел море. На подъезде к Севастополю оно видно из окна поезда и Владимиру показалось, что вода стоит какой-то вертикальной стеной. Потом, по прибытию – после соотнесения водного простора с береговой перспективой – такого ощущения больше не возникало. У морпехов разместились в палатках, оборудовав небольшой лагерь с дорожками, водоотводами, двухъярусными койками в палатках. Но первый же дождь – и водоотводы пришлось переделывать – некоторые палатки стало затапливать. Первое купание в морской воде Казачьей бухты. Показалось, что нырнул в огуречный рассол – настолько непривычным был  вкус попавшей в рот воды…

У морпехов занимались тактикой морской пехоты, стрельбами, боевыми приемами самбо, изучали гранатометы, занимались гранатометанием, изучали средства доставки десанта, учились их использовать – и физические упражнения – в любое свободное от прочих занятий время. Показали и тренировали некоторые приемы боевого самбо.

Прошла и обкатка танками.  Группами курсанты забирались в окоп, танк, рыча двигателем и лязгая гусеницами, наползал на окоп, переваливался через него, и полз дальше. Практиканты весело пересмеиваясь, пялились на танк до последнего, прятались, уже когда гусеницы нависали над бруствером, и особым шиком считалось, если кого-нибудь засыпало летящей с траков землей, грязью и пылью. Офицеры-инструкторы беззлобно ругались, требуя соблюдения мер безопасности, но некоторую лихость одобряли. Вот при метании боевых гранат никаких вольностей не допускалось. За нарушение требований – немедленно выгоняли с огневого рубежа и только после пропесочивания взводными – нарушители допускались до упражнения в самом конце занятия. Но таких было всего двое. Шуточек с боевыми гранатами никто не хотел.

Несколько раз была корабельная штурманская практика – выходили на катерах в море и вели прокладку курсов по береговым ориентирам. По пеленгаторам на репитерах гирокомпасов снимали пеленги на береговые ориентиры, и наносили свое место на карте. Все это на качающейся палубе, при вызывающей у многих тошноту болтанке. Зачет ставился, если место соответствовало контрольной штурманской прокладке. Все завершилось учениями – почти как после КММ, но бегать пришлось намного больше. Ничего – к тому времени все втянулись, и учение прошло без проблем….

В первый летний отпуск – зимние каникулы Владимир просто просидел дома с родителями – пришлось переезжать в другое село на юге Челябинской области, почти на границе с Казахстаном. Сразу после регистрации в военкомате поехали на юг. Несколько часов по проселочным дорогам – и приехали в Бреденский район. Отец стал там главным агрономом. Выжженная солнцем степь, плывущее в жаре марево, миражи, пыльные бури – почти пустыня. Родителям дали квартиру в двухэтажном 16-ти квартирном доме, в котором был водопровод, и была сделана, но не подключена канализация – не вывели трубы в сливную яму. «Удобства» были на улице, и вид имели неприглядный – яма переполнялась отходами жизнедеятельности. В ваннах жители засаливали огурцы или хранили воду для полива огородов. Вооружившись ломом, курсант два дня продалбливал бетонную стену сливной ямы, после чего мужики – жильцы дома, быстренько соединив трубы, подключили канализацию. Вечером вся деревня осваивала обретенные удобства – знакомые приходили опробовать городскую забаву – мытье в ванной и туалеты. Многим, кстати не понравилось: баня, по общему мнению, была не в пример лучше – ну что это? – вначале в ванну садиться ногами и седалищем, а потом мыть лицо… Туалет же  — зимой может и тепло, но вот унитазы были откровенно неудачны….

Ходил Владимир пару раз на местные танцульки. Ходил по гражданке, впечатления на местных девушек не произвел, как и они на него. В последний вечер перед отъездом пришел в форме – и сразу две стали липнуть…

Выезжать из этой глуши пришлось самолетом – кукурузником –  до Челябинска. Самолет летел довольно низко, прыгая на воздушных ямах. Летчик выглянул из кабины, весело скалясь, жестами предложил пакет для содержимого желудка, но курсант, так же улыбаясь, отказался. Для некоторых пассажиров, впрочем, эта услуга оказалась востребованной.  Долетели с пересадками до Челябинска, а уж оттуда до Киева. Второй курс учебы прошел легко. К этому времени был построен новый казарменный корпус, и курсанты переселились в него. В службу курсанты втянулись, началась охота на девушек. Многие бывшие военные довольно быстро переженились. Познакомился с местной девушкой и Владимир. Вместе посещали театры, музеи. Открытием для него стал балет, танцы знаменитых в то время Ковтуна и Таякиной. Жениться в восемнадцать Владимир не собирался, да и девушка видимо считала его не очень перспективным, в смысле замужества, так что довольно быстро они расстались. Но через почти год встретились снова — девушка, по примеру некоторых киевлянок иногда появлялась в училище, на танцах выбирая себе жертву.

В конце четвертого курса он все же решил жениться. Пусть мол, будет квартира в Киеве, авось да когда и пригодится. Они, уже после вручения дипломов, подали заявление, нужно было подождать две недели. Через неделю пришла телеграмма от родителей: «Если решил жениться, то хоть познакомь с невестой». Владимир телеграмму проигнорировал, расписался, прожил остаток отпуска в Киеве и уехал на Тихоокеанский флот. Поехал поездом – решил посмотреть страну.

Поездка затянулась – в результате аварии в районе Читы поезд пришел с опозданием на 3 суток. Но просторы Сибири, ширь Байкала – оставили сильное впечатление. Под почти непрерывно гремящий по поездной трансляции шлягер: «Не сыпь мне соль на раны, не говори навзрыд…», расплавляясь от жары, поезд прибыл во Владивосток. После устройства в военной гостинице – направился в отдел кадров Политуправления ТОФ. Там он попросил назначения не на политическую, а на штурманскую должность, мотивируя это своим непониманием принципов партполитработы и хорошими оценками по техническим и навигационным предметам. Оказалось, что он не единственный. До него с такой же просьбой обратился выпускник Морполита, курсант из Прибалтики  — Адамкус. Того направили служить в район Совгавани[2].

-Ну и куда же мы тебя денем? – задумались уже в отделе кадров штаба флота. — Слушай, давай сделаем так: сейчас мы тебя назначим на ТАКР «Минск», у них там должность есть свободная, но служить пойдешь помощником штурмана на БПК «Ташкент», прикомандированным, у них сейчас перед походом нужна подмена на вахту. Идут надолго, минимум на полгода. Согласен?

Владимир не возражал. Наутро со своими вещами он выехал в поселок Тихоокеанский – или как его называли местные жители – «Техас»… Выбравшись из автобуса, спросил у местных офицеров дорогу к месту базирования 10-й эскадры и на маршрутном грузовичке добрался до пирса в заливе Стрелок. Показал документы дежурному, тот провел его к трапу корабля. Вахтенный офицер передал его дежурному, тот с вестовым отправил к командиру. Встречен он был капитаном 2 ранга Беспаловым неласково:

— Мне, понимаешь, нужен офицер, а тут дали пацана-замполита. Ты хоть дело-то знаешь? Девиацию от деривации отличишь?

— Так точно. Девиация – поправка магнитного компаса или гирокомпаса. Деривация – отклонение снаряда от точки прицеливания, вызванное вращением Земли и гироскопическим моментом вращения снаряда.

— Ну, ладно, посмотрим, — изучив отметки в выписке из диплома, заключил командир. – Ты у нас, как я погляжу, отличник, может и справишься. Кстати, а почему не красный диплом, по оценкам вроде соответствуешь?

— Так госэкзамен по партполитработе на «4»…

— Понятно… Примерно через 2 недели – выход в море. Твоя задача – сдать за это время зачеты на допуск к несению самостоятельной штурманской вахты. Так, а ты еще и жениться успел? Квартиры пока не жди. Вернемся с морей, тогда посмотрим.

— Товарищ командир, да мне пока и не надо. А задачу по допуску – выполню.

— Зачетный лист – у командира БЧ-раз. Старпом – покажет каюту. Вперед, штурманенок, время пошло…

Старший помощник провел документы молодого офицера через канцелярию и выдал зачетный лист на допуск к несению службы вахтенным офицером у трапа. Командир БЧ-1, когда Владимир наконец-то добрался до него, посоветовал начет этой вахты не заморачиваться:

— С нашими делами тебе будет просто некогда, да и старпом знает, что штурманов сторожами на трап не ставят. Но это если ты сможешь что-то представлять на штурманской службе.

И он в течение нескольких часов тщательно проверял знания Владимира. После ужина они поднялись в ходовую рубку, и там экзамен продолжился – капитан 3 ранга Изверов гонял его по приборам. Выяснил, что частично Владимир приборов не знает: – ну конечно, в морполите одно старье, хмыкнул экзаменатор – но все же подробно объяснил ему отличие имевшихся на корабле приборов автоматической навигации, от изученных в училище. В сумерки он дал задание снять несколько высот светил, причем сам засекал время, проверил работу с секстаном, расчеты линий положения, работу с МАЕ[3] и таблицами высот. Уже в темноте, выдав лоцию Японского моря для самостоятельного изучения, отправил отдыхать. Зачет он принял только на следующий день, погоняв экзаменуемого по картам и прокладкам, крюйс-пеленгам и прочей штурманской премудрости.

Две недели до выхода слились в сплошную беготню по кораблю, изучение его помещений, оружия и техники, поиски командиров БЧ для сдачи зачетов, и поездок на склады за получаемым штурманским имуществом – командир БЧ-1, получив еще одного помощника, использовал его на всю катушку.

Вечером перед выходом Владимир предъявил командиру корабля заполненный зачетный лист.

— Ну что ж, неплохо, — подписывая бланк, заметил командир. — Так, глядишь, лет через десять и человек получится. Но вот женился ты зря. Да еще на киевской штучке. Семьи у тебя может и не получится.

— Ладно, — легкомысленно ответил молодой офицер – бой покажет, що воно с этого выйде…

…Первый выход в море в качестве офицера, с правом несения самостоятельной штурманской вахты волновал новоиспеченного штурмана, но командир БЧ-1 его успокоил:

— Никто тебе поначалу самостоятельной вахты не доверит. Первую неделю походишь дублером, правда вахты будут не 4 через 8, а 4 через 4, так что когда допустим на самостоятельное, то всем будет легче. Осваивайся.

И вот, после митинга, организованного политотделом и политработниками, прозвучало долгожданное:

— Корабль к бою и походу приготовить.

Началось проворачивание и прогревание механизмов по давно известному графику. Место штурманов и помощников – в штурманской рубке, расположенной рядом с ходовой. Но проверялись и матка гирокомпаса, размагничивающее устройство, штурвал, лаг, лот, приборы навигации, репитеры и все довольно многочисленное имущество штурманской службы

— По местам стоять, с якоря сниматься – скомандовал командир корабля. Отданы швартовы. Пошел шпиль. Лязгая звеньями, потянулась в клюз якорь-цепь. Запрыгали боцманята у шпилей и клюзов, струи воды смывали донный ил со звеньев якорь-цепи, корабль медленно отходил от причала.

— Якорь стал – доложил боцман, когда цепь стала вертикально, и якорь оторвался от грунта.

— Якорь чист – вновь доложил он, когда обнаружил, что никаких тросов или чужих цепей не зацеплено. При этом донной грязи на якоре могут быть и тонны.

-Вперед, самый малый, руль лево 15. Гюйс – спустить.

Носовой флаг – гюйс – был спущен и корабль медленно двинулся вперед, одновременно разворачиваясь на выход из бухты. Кормовой Военно-морской флаг во время похода не спускается никогда.

Владимир хвостиком ходил за штурманом, внимательно наблюдая за его действиями. Главная задача штурмана – в любой момент обеспечить командиру знание точного места корабля. А это не просто. Казалось бы – возьми два пеленга на береговые ориентиры, проведи их на карте и в точке пересечения – вот тебе место. Но это если корабль стоит. На ходу – между взятием пеленгов проходит время – пройденный в это время путь надо учесть при прокладке. Магнитный компас на железном корабле имеет свойство отклоняться от магнитной линии, да еще и магнитный полюс Земли не совпадает с осью ее же вращения, и наконец, магнитный полюс не стоит на месте, а непрерывно перемещается. Для уменьшения этих поправок корабль регулярно проходит размагничивание, как безобмоточное (когда корабль, на специальном полигоне опутывают проводами и, подавая ток и создавая рассчитанное искусственное магнитное поле, уменьшают собственное магнитное поле до приемлемых значений), так и, обмоточное (с помощью проложенной внутри корабля обмотки электромагнита изменяют собственное магнитное поле, меняющееся при сотрясениях, солнечных бурях, стрельбах, качке),  но в ходе перемещения по магнитным линиям Земли величины поправок все время меняются, и штурман должен следить за ними.

Проще работать с гирокомпасом – он так хитро устроен, что после запуска сам постепенно входит в меридиан, который почти совпадает с географической осью вращения Земли. Но почти – не точно. Величину поправок обязан постоянно учитывать штурман. Эти поправки учитываются по отклонению приборных показателей от направления на истинную ось вращения Земли. Известно, что эта ось смотрит почти на Полярную. Но опять же – смотрит неточно, да еще существует так называемая прецессия – перемещение оси вращения на небосклоне. Для учета этих явлений используют такие хитрые книги как МАЕ и ТВА[4].

С матки гирокомпаса показания передаются на репитеры, расположенные на ходовом мостике – каждый репитер может иметь свои поправки. Учет точного времени, с учетом часовых поясов – тоже заведование БЧ-1. Необходимо иметь карты районов похода, лоции этих же районов, Морской Астрономический Ежегодник соответствующего года, Таблицы высот и азимутов светил – для точного, астрономического расчета места корабля и расчетов поправок приборов. За вахту штурман обязан несколько раз уточнить место корабля и вести прокладку курса на карте, учитывая повороты и смены курсов. А корабль сдувает ветром – нужно учитывать дрейф, а значит, регулярно следить за направлением и скоростью ветра. Корабль сносит течением – и это должен учесть штурман. Для точности прокладки пути нужно знать скорость – и лаг в заведовании штурмана. Конечно, существует автопрокладчик, но выпуклый штурманский военно-морской глаз, наряду с головой, вооруженной знанием и ответственностью за свое дело, все равно остается самым надежным инструментом. Есть приборы спутниковой навигации, но в условиях радиоэлектронной борьбы никто не может гарантировать, что они будут давать точные данные. Так что штурман должен уметь использовать самые древние и самые современные инструменты. С учетом всех поправок, допусков, отклонений и сносов, место корабля просто невозможно определить абсолютно точно. Но приближенное место, с учетом всех ошибок должно гарантировать корабль от навигационных происшествий – для этого курс прокладывается так, чтобы даже в радиусе возможных  ошибок корабль был в гарантированной безопасности…

Прошли боновые ворота, легли на створы выхода. После прохождения внешних бонов, корабль был переведен в боевую готовность номер 2 и лег на курс, ведущий к Цусимскому проливу. Остров Путятин, скалы острова Аскольд, остались позади. Берега из зеленых стали синими, потом бледно-голубыми, а потом растворились в густой синеве моря и неба. Вахта штурмана закончилась, заступил его помощник. Но командир БЧ-1 уходил из штурманской рубки только на прием пищи и самообслуживание. Для него в штурманской рубке был оборудован диванчик, где он и отдыхал. Командир же корабля ходовую рубку в период похода не покидал вообще. Он и спал, и ел прямо в своем кресле, наблюдая за обстановкой, отдавая команды и контролируя несение вахты офицерами. Выходил только в туалет.

Потянулись дни похода. Распорядок дня был заведен много лет назад, и строго выполнялся. Проводились подъемы, физзарядка (для свободных от вахт) прием пищи (посменно), учения, занятия и тренировки (по распорядку). Вечером на юте (или в корабельном клубе – по погоде) для команды крутили фильмы. После вечерней поверки свободные от вахт могли отдыхать. Заступление на вахты происходило после разводов под контролем дежурного по кораблю.

При прохождении Цусимского пролива – отдали почести погибшим морякам, на воду спустили венок. Со стороны Японии подошел сторожевик, пристроился на левой раковине и до ночи сопровождал советский корабль.

Вновь берега исчезли, и только море, небо, облака – все в непрерывном движении – окружали упорно идущий на юг корабль. Яркое солнце с каждым днем все выше забиралось в синеву неба, все короче становились сумерки, все ярче звезды на все более черном небе. Корабль приближался к тропикам. Появились летучие рыбы, выскакивающие из-под носа корабля и порхающие над водой. В Южно-Китайском море переоделись в тропическую форму одежды – синие шорты и курточки с коротким рукавом. Вместо фуражек и бескозырок – надели тропические пилотки с большим козырьком. Ботинки сменили на тапочки. Владимира привлекали к выполнению отдельных поручений, и, убедившись, что он все делает правильно, командир БЧ-1, с разрешения командира корабля, доверил ему самостоятельное несение вахты. Но сам по-прежнему постоянно находился в штурманской рубке, читал книги, поглядывая, вроде бы совсем безразлично, на работающих вахтенных, при необходимости подсказывал, поправлял ошибки. Но молодые штурмана быстро освоились и ошибок не допускали. Поначалу молодой офицер думал, что постоянное нахождение командира БЧ-1 на своем посту вызвано недоверием к выпускнику морполита, но позже он понял, что такова практика на всех кораблях – штурман головой отвечал за корабль и ему просто спокойнее на своем рабочем месте.

Подходили к Вьетнаму – предстоял заход в ВМБ Кам-Рань. После обеда впереди на горизонте показался синеватый гребень  гор. В течение дня гребень рос и наливался синевой, к вечеру он разошелся по горизонту. Входили в базу уже в темноте. Независимо от вахт, прохождение узости – ответственность БЧ-1. Молодому штурману показалось, что корабль идет прямо на берег. Владимир заметался, судорожно уточняя пеленга на береговые ориентиры – по прокладке до берега было далеко, но он видел, что корабль приближается к россыпи огней, как будто впереди – крупный береговой поселок. Однако опытные офицеры были спокойны. Командир корабля приказал включить прожекторы, и направить лучи вперед, по курсу. И тут огоньки стали расползаться с пути корабля. Это были суденышки местных рыболовов, приманивавших к себе рыбу с помощью светильников. Сотни их выходили каждый вечер в море, создавая иллюзию берегового поселка на подходе к базе.

После швартовки многие матросы – да и офицеры – занялись рыбалкой. В чернильной черноте южного вечера прожектор упер луч в воду, и у борта в световом пятне закружилась карусель разнообразной морской живности. рыбы-иглы, рыбы-ежи, рыбы-луны, стаи корюшки, креветки, кальмары, камбала, какие-то толстые червяки – все сплеталось в красочном хороводе и активно поглощало друг друга. Любители рыбалки забрасывали снасти в этот круговорот морской живности и то и дело выдергивали добычу. Не остался в стороне и Владимир. Своих кальмаров он очистил, зажарил и съел вместе с друзьями — штурманами и артиллеристами, с которыми сдружились во время вахт. Готовили в каюте. Артиллеристы принесли немного спирта – осталось от протирки оптических осей артприборов – как шутливо пояснили они.  Такая рыбалка стала почти ежевечерним развлечением. Нередко появлялся и спирт.

На утреннем построении всем показалось, что они попали в парную. Ночью жар не был так заметен, но вот дневное светило показало, что такое тропики. К вечеру несколько матросов получили солнечные ожоги – вплоть до 2-й степени (волдыри). Медик ругался, смазывая охающих бедолаг:

— Инструктировал же дураков, объяснял – и так загорите, нет, еще им понадобилось…

Вьетнам только 5 лет жил мирно после тяжелой войны с США. Города и поселки были разбиты, солдаты с гордостью рассказывали советским морякам, что недавно их перевели на 5-разовое питание – т. е. кормили 5 дней в неделю. 2 дня солдаты должны были добывать себе еду самостоятельно.

В 1978 г. Вьетнам подвергся нападению дружественного вроде бы, как бы тоже коммунистического Китая. Боевые действия шли на северной границе. СССР оказывал помощь – и оружием, и военным присутствием – у берегов Вьетнама постоянно находились советские военные корабли. Бои шли всего месяц, но и это для измученного непрерывной войной народа было много.

За время стоянки пополнили запасы с танкера, стоявшего тут же, матросы потолкались у киоска, открытого специально для них на танкере, пару раз сходили на пляж – купались в необычно чистом море, в котором дно было видно на глубине, пожалуй, более 10 метров.

После недельного отдыха корабль двинулся дальше.

Жара становилась все сильнее. После прохождения Малаккского пролива вышли в Индийский океан, с его удушающе-влажным, насыщенным запахом какой-то разлагающейся морской живности воздухом. Вода была густо-серо-зеленой, ночью крупные рыбы, в окружении светящегося планктона были хорошо видны в глубине темной воды. В черноте ночи корабль казался каким-то призраком, летящим в ореоле светящегося  планктона.

Несколько раз уклонялись от многочисленных в это время года тайфунов. Глыбы облаков громоздились на горизонте, силы стихии закручивали испаряющееся море в тугие спирали облачных масс. Ночью молнии подсвечивали эти клубящиеся горы водяного пара, и они сверкали, создавая феерические картины бушующей природы. Соваться в тайфун нельзя. Как ни прочен железный корабль, массы ветра и воды могут повредить его, аппаратуру, сорвать с мест креплений механизмы. Однажды эскадра США попыталась пройти через тайфун. Погибло несколько современных на то время кораблей. Отслеживание погоды на пути следования корабля – тоже забота штурмана. Для этого использовались как данные спутникового наблюдения, регулярно принимаемые по фототелеграфной аппаратуре, так и личные наблюдения за метеорологической обстановкой. Принимались и прогнозы погоды, передаваемы по различным каналам для данного региона.

Пройдя просторы Индийского океана, БПК прибыл в Аденский залив. В районе острова Сокотра находилась еще одна база стоянки советских кораблей. О сомалийских пиратах в то время еще и не слышали. США только прицеливались к тому, чтобы влезть в этот район и уйти, оставив состояние т. н. «управляемого хаоса». В конце же 70-х годов 20 века здесь все было относительно спокойно. Но вопросы большой политики тогда Владимира волновали мало. Хватало забот и на корабле.

Стоянка была спокойной, ритм вахт, дежурств, отдыха при изнуряющей жаре, беспокойного сна во влажном и жарком воздухе, регламентных работ, занятий, контроль приборов и заведования – чередовались с веселым трепом молодых офицеров, которые находили время для рыбалки, организовывали купание за бортом, иногда вечерами или ночами собирались в какой-нибудь каюте для посиделок. Корабельная еда была сытной, но витаминов явно не хватало, поэтому все с удовольствием угощались свежей рыбой, выловленной любителями-рыболовами.

Иногда, не чаще раза в неделю – во время посиделок офицеры приносили и немного спирта. После употребления старались старшим офицерам не попадаться. Дважды за время несения службы заходили в местные порты – Абу-Даби и Йемен. Довольно грязные, пропахшие рыбой и переполненные беднотой, они не понравились Владимиру. В них были и  богатые кварталы, куда нищета не совалась. Но с теми деньгами, которые выдавались на время заходов, советским морякам туда лучше было не заходить – денег хватало лишь на недорогие сувениры, жвачку или сладости, что и покупали матросы. Офицеры старались приберечь валюту для закупок в спецмагазинах, которые  они посещали вместе с женами, после возвращения из похода. Владимир не стал беречь деньги и закупил каких-то деликатесов, которые они в очередной сбор всей компанией и употребили.

Писем от молодой жены Владимир за время похода не получал, да и сам не стал писать – он сообщил телеграммой, что уходит в море и счел это достаточным для общения.

Корабль нес службу, обеспечивая советское военное присутствие в этих водах. Пройдя через Красное море, корабль на недельку зашел в Египетский Порт-Саид. Жар двух пустынь – Сахары с Запада и Аравийской с Востока, в сочетании с Красным морем, создавали дикую картину климата, непривычную для северян. Изнуряющая жара без малейших признаков дождя – и лужи воды по утрам на палубе от осевшего конденсата. Холодильные установки с трудом справлялись, обеспечивая более-менее сносные условия для экипажа, и многие предпочитали спать на верхней палубе и надстройках. После жара местного климата, некоторые простывали, спускаясь в охлажденную кондиционерами атмосферу внутренних помещений.

Весело встретили Новый год. Дед Мороз с мочальной бородой довольно комично смотрелся в шортах и тропической форме. Но требовать от него одеваться в шубу никто бы не рискнул. Некоторые матросы стали пытаться раздобыть или приготовить себе что-либо веселящее. Осмотры помещений выявили несколько емкостей с заготовленной бражкой из самых разнообразных ингредиентов. Все изымалось и принародно, на построениях, уничтожалось. Полностью перекрыть алкогольный ручеек не удалось, матросы с запашком в Новогодний вечер встречались, но все обошлось в рамках приличий.

К весне в экипаже стала накапливаться усталость. Участились мелкие конфликты по ничтожным поводам. У корабельного фотографа был найден журнал с порнографией, картинки из которого тот перепечатал и потихоньку распространял среди своих особо приближенных. Моряки, которые должны были увольняться весной, стали все чаще обращаться с вопросами типа: а когда же домой. (Осенние – были заблаговременно, еще до выхода,  переведены на другие корабли эскадры и своевременно уволены). В мае из Владивостока прибыл очередной танкер с припасами, на котором была доставлена смена для матросов, увольняющихся в запас.  Суета дембелей, отслуживших три года, изготовление памятных альбомов, красочной формы, подготовка сувениров – развлекла экипаж. Пока «годки» (матросы третьего года службы) были на месте, проводились мероприятия по вводу в строй молодежи. Их гоняли по кораблю, знакомили с заведованиями, обязанностями, беззлобно подшучивали, гоняя «на клотик за чаем»[5]. В экипаже шла перестройка взаимоотношений, что иногда приводило к конфликтам.

Штурманская БЧ небольшая, и Владимир со своими тремя матросами справлялся без особых проблем. Примерно через месяц состоялись проводы моряков, увольняющихся в запас. Несмотря на жару, оделись дембеля в черные брюки и белые форменки. Хватающий за душу старинный марш «Прощание славянки», объятия, слезы некоторых ребят, сдружившихся за годы службы… После церемонии прощания они перешли на борт  танкера, разместились там, переоделись и уже в качестве пассажиров стояли на верхней палубе и махали руками, пока корабль отходил от ставшего за два с лишним года родным БПК.

Смена части экипажа, прибытие и ввод в строй молодежи – всегда сопровождаются перестройкой сложившихся взаимоотношений. В море, когда все заняты делом, такие процессы происходят менее болезненно. Когда корабль стоит у берега и экипаж не занят делом, эта перестройка иногда прорывается острыми конфликтами.
Привычное течение размеренной жизни к концу лета сменилось предпоходовой суетой – корабль готовился к возвращению в базу. Походный штаб особо не докучал проверками, да все и так знали свои обязанности, и почти через год пребывания в жарких водах Красного моря, корабль снялся с якоря и двинулся на восток. Потянулись ставшие уже привычными ходовые вахты. После маслянистых штилевых вод Малаккского пролива, пройдя мимо Сингапура, корабль вновь шел в Кам-Рань. На этот раз вошли в залив днем. Жара уже замучила. Тропическая экзотика приелась. Поэтому знакомая Кам-Рань интереса у экипажа не вызывала.

После недельной стоянки продолжили движение на север. Спокойное плавание в почти штилевых водах было прервано штормовой погодой. Несколько дней корабль шел через умеренный шторм, уклоняясь от тайфуна. Качало, некоторые моряки страдали от морской болезни. Постепенно холодало, экипаж переоделся из ставшей привычной тропической  в обычную рабочую форму. В ноябре пришли во Владивосток. Таможня, торжественная встреча на пирсе. Ошвартовались у 33-го причала. Поход был закончен.

— Ну что, штурманенок – сказал кап. 2 ранга Изверов прощаясь – приятно было с тобой служить, если надумаешь – давай ко мне. Приму.

— Спасибо за науку – поблагодарил Владимир – пока сам не знаю, куда меня направят.

Получив положенные документы, он отправился на «Минск», стоявший на рейде в Амурском заливе, чтобы получить денежное довольствие, и отпускной билет – отслужил больше года, полагался отпуск. Командир ТАКР «Минск» кап. 1 ранга Саможенов встретил забродившего в океанах штурмана грубоватой шуткой:

— Нагулялся? И нагулял заодно. Давай к финансисту, разбирайся.

Смысл «нагуляя» Владимир понял, когда финансист объявил ему об исполнительном листе, по которому необходимо было выплачивать алименты.

Оказалось, что за тот более чем год, что он провел в море, молодая жена успела родить сына (за 1,5 месяца до прибытия из похода), развестись  и оформить на него алименты.

— Ясно, что ребенок никак не твой – резюмировал командир. — Так что можешь задержать алименты, пока будешь судиться, или решай вопрос со своей женой полюбовно. У тебя отпуск, лети, разбирайся.

Прежде чем мчаться в Киев, Владимир зашел в штаб флота. Ему понравилась служба в море, и он предложил свою кандидатуру, в качестве прикомандированного, на любой корабль, уходящий в моря. Ему обещали подобрать должность, но офицер отдела кадров, узнав о его семейных обстоятельствах, посоветовал сначала решить семейные дела.

К жене прилетел без предупреждения. Она встретила его упреками: почему не писал, как ей было жить, не имея весточек, да почему она должна жить в одиночестве. Чей у нее ребенок, Владимира не интересовало. Жить с женой в квартире не стал, устроился в гостинице. От алиментов она отказываться не собиралась, и Владимир пошел в суд. Там он нашел адвоката, объяснил ситуацию и предложил заняться его делом, поскольку самому ему будет не до этого. Он уплатил адвокату 500 рублей (по советским временам – большие деньги), пообещав еще столько же после развода, оформил необходимые доверенности и вновь улетел во Владивосток.

Там готовился к походу ТАКР «Минск» и Владимир занялся подготовкой к знакомому делу уже на своем корабле.  «Минск» — огромный по сравнению с БПК корабль, оборудование на нем было самое на тот период современное, и Владимир с пользой для себя изучал технику. Поход состоялся в Северную Корею и в район Вьетнама. В Корее  экипаж обозначал официальный визит, было много гостей, встречали корейцы советский корабль весьма торжественно. В Южно-Китайском море авианесущий крейсер отрабатывал полеты авиации. Днем, а иногда и ночью, с сотрясающим организм людей, находившихся на палубе, ревом, взлетали и садились самолеты вертикального взлета и посадки. Вернулись через 4 месяца. Владимира ждало извещение о разводе. Отправив оговоренную сумму адвокату, новоиспеченный холостяк вновь обратился в штаб флота. Его прикомандировали к ПМ-35, которая совершала переход в Польшу на ремонт.

Вечера в ожидании похода Владимир проводил в ресторанах, иногда знакомясь с многочисленными посетительницами этих заведений. Денег было много, считать и беречь их он не стремился. Знакомые дамы шли чередой. Одна из них стала встречаться с Владимиром чаще других, и он, как-то незаметно для себя, вновь женился.

К походу на ПМ он готовился уже как самостоятельный, хотя и временный, командир БЧ-1. Составление заявок, получение необходимого имущества на складах – уже в качестве самостоятельного командира – добавило опыта.

Поход на плавмастерской, по сравнению с боевыми кораблями был намного легче. Экипаж был небольшим, отношения между офицерами – почти семейными. С матросами в немногочисленном экипаже – дружескими.

В период похода вновь заходили в знакомую уже Кам-Рань, постояли около Сокотры. Некоторое время сопровождали корабли отряда, совершавшего заход в порты Мозамбика, где началась очередная война. Плавмастерская исполняла заказы кораблей по ремонту, доступному силами команды и оборудования. Пройдя через Суэцкий канал, двинулись по лазурно-синим водам Средиземного моря к Гибралтару. В Бискайском заливе сильно штормило, ударами волн расшатало крепление якорь цепей и Владимиру – обязанности штурмана он совмещал с обязанностями помощника командира – пришлось, прячась от ударов волн, закреплять и подтягивать тросы на качающейся палубе бака. Навигационная обстановка на подходе к Ла-Маншу усложнилось. Движение судов стало плотным, то и дело курс пересекали мелкие суденышки, паромы, катера и яхты. В Северном море стало спокойнее. В Датских проливах движение было интенсивным, но корабли солидно шли колонами по своим фарватерам. Такой толчеи, как между Англией и Францией, все же не было. Балтика была почти родной – здесь уже проходила практика после третьего курса. Пришли в Лиепаю. Владимир передал дела офицеру, который должен был вести корабль в Гданьск на ремонт, и стал готовиться к обратному переходу на ТОФ в качестве прикомандированного штурмана на СКР «Сметливый». Вечера, вырывался он с корабля примерно раз в неделю – проводил в ресторане «Юра[6]», женщины – менялись каждый ресторанный вечер. Они, похоже, передавали Владимира по какой-то своей эстафете.

Владимир не удивился, когда пришел новый исполнительный лист – очередная жена развелась с ним и оформила алименты. По срокам рождение ребенка не выбивалось из положенного так явно, как первый раз, и Владимир решил не обращать на это внимания. Генетической экспертизы тогда еще не изобрели. Даже с учетом алиментов денег вполне хватало.

Вернувшись в Приморье, после перехода по уже знакомому маршруту, Владимир получил квартиру в поселке Тихоокеанский, нашел новую даму и женился уже в третий раз. После очередного похода, который вновь продлился около года, он обнаружил, что вновь разведен и платит алименты – причем дамы то ли договорились, то ли так получилось случайно, но вторая жена оформила усыновление ребенка и отказалась от алиментов, а третья – эти самые алименты оформила. И эта семья развалилась. Владимир решил больше не жениться. На мой век баб хватит, а там посмотрим – решил он…

Несколько походов на Балтику и обратно со сменными экипажами принесли знакомство с командиром корабля – кап. 3 ранга Прохорюком – который так же водил корабли из региона в регион. Несколько совместных рейсов сдружили офицеров. Семейная жизнь не задалась и у командира. Но в период одного из посещений Лиепаи он попался в руки неплохой разведенной женщине, которая, обратив внимание на скучающего офицера, в одиночку снимавшего банкетный зал ресторана, познакомилась с ним. Теперь Прохорюк имел квартиру жены, имел ребенка – от первого мужа жены, и платил алименты двум своим детям от своей первой жены. К нему в гости и наведывался Владимир в период пребывания в Лиепае, у него и проживал, если приходилось ожидать очередной корабль.

Тем временем в СССР набирали обороты разрушительные процессы. Прошла череда похорон генсеков, с экранов бодро заулыбался Горбачев. Очередной поход на ТОФ начался в июле 1991 года. 19 августа – грянул ГКЧП. ПМ как раз проходила Гибралтар. Пока дошли до Вьетнама – страна стала разваливаться. В Кам-Рани с корабля сняли часть экипажа, призванного из союзных республик: теперь матросы должны были служить не единому СССР, а своим самостийным государствам.

В  период стоянки к Владимиру подошел местный офицер из штаба местной флотилии и предложил провернуть «дело»: продать несколько рулонов капронового троса местным вьетнамским дельцам и получить «гешефтик». Владимир послал его подальше со своими гешефтами. Разговор, хоть и начался вроде бы доброжелательно и со спиртом, быстро стал напряженным. У офицера – кап. 2 ранга – хватило ума угрожать помощнику командира некими карами. Владимира это взбесило, он достал пистолет из сейфа и пальнул в подволок. Рикошетом штабист был ранен в ягодицу.

Это происшествие наделало много шума. Естественно, что о предложении продажи корабельного имущества и речи не шло: в изложении штаба флотилии, проводившего расследование, пьяный помощник, буйствуя, палил во все стороны и ранил заслуженного офицера.

Из-за этого случая, по приходу во Владивосток, Владимир, хотя еще не выслужил пенсию, был уволен на гражданку. Все что могли для него сделать знакомые в штабе – уволили не по «волчьей» статье, а как бы по собственному желанию.

Пока были деньги, Владимир приобрел себе небольшую (около 6 метров длиной) яхту – швертбот с яхтенным гаражом в районе Седанки и лето прожил в море.  К осени устроился в милицию – куда еще идти военному без гражданской профессии?

Была мысль на время холодов перебраться на яхте в Южные моря и зимовать там, но оценив реально возможности своего суденышка, от такой авантюры он отказался. Уклонение от тайфуна на корабле с механическим двигателем, да имея под рукой ежедневные метеосводки и спутниковые карты погоды – это одно, а вот на парусном судне с невысокой остойчивостью, потрепанным такелажем и визуальной оценкой метеоусловий – совсем другое.

На зиму перебрался в милицейское общежитие. Работал на младших офицерских должностях – оперуполномоченным уголовного розыска. Время было  — время дикого капитализма. Бандитизм расцвел вдруг пышным цветом, профессии вора и проститутки стали считаться престижнее профессии честного труженика.

Привыкшему к дисциплине и порядку офицеру все это было более чем странно. Работа некоторых сотрудников милиции в новых условиях постепенно тоже уходила в сторону от охраны правопорядка к явному и неявному «крышеванию» различных структур по добыванию денег из ничего. Попробовал и Владимир заняться торговлей. В отпуск к родителям привез кучу китайских пуховиков, продав, утроил потраченную на пуховики сумму, но убедился, что это занятие – не для него.

Частые употребления спиртного –  конечно, в свободное от службы время и за свои, естественно – постепенно расшатали здоровье. Стала побаливать печень, усилилась раздражительность. Однажды, допрашивая наглого от своей безнаказанности насильника – Владимир сорвался и избил того спецсредством – ПР-73[7]. С трудом друзьям милиционерам удалось уберечь своего опера от посадки в тюрьму. Но с милицией пришлось расстаться. Служба в ней оказалась совсем непродолжительной – чуть более года. Безработных штурманов на Дальнем Востоке был явный избыток. Работы не было. Квартиры тоже не было – из общежития милиции пришлось уходить. Обращаться к своим бывшим женам Владимир не хотел. Он стал жить в море: ловил рыбу, продавал, пока можно было – жил на яхточке, с холодами – стал ночевать в обнаруженном им колодце теплотрассы. Поначалу в ней жил другой обитатель. Однако процесс деградации БОМЖа, потерявшего квартиру, да и человеческий облик заодно, зашел слишком далеко. Примерно через полгода, во второй половине зимы, Владимир однажды поутру обнаружил, что тело соседа уже похолодело. Он вызвал милиционеров, ответил на вопросы своих бывших друзей об обстоятельствах смерти человека, которого он успел узнать только по имени, и остаток зимы, по предложению милиционеров, ночевал в комнате административно задержанных райотдела ОВД Владивостока. Там было теплее и кормили. Потом вновь перебрался на свою яхту. Так прошло очередное лето. И вот – новая осень. Как же получилось, что его судьба оказалась так исковеркана? Могло ли быть по-иному? Что же так изломало судьбу? Сдавило сердце…

Владимир проснулся. Кот уже поглядывал вверх и, мяукая, требовал, чтобы его выпустили на волю. На предложенную рыбу он презрительно передернул хвостом и, дождавшись открытия люка – ушел по своим делам. Вылез на солнышко и обитатель колодца.

Владимир приобрел зажигалку, развел неподалеку от колодца костер, приготовил рыбу, поел. Подумал, и вновь поехал на Седанку. Погода изменилась, выглядывало солнце, умеренный ветер дул с юго-запада. За электричку он не платил – нечем было. Но кондукторы, если и обнаруживали безбилетника, особо не шумели, высаживали его на перрон и он дожидался следующей электрички. На это раз поездка обошлась без приключений. Он дошел от перрона до своего гаража, выкатил трейлер с яхтой, с трудом скатил его в воду, добрел до глубины, на которой яхта обрела плавучесть, и, закатил облегченный трейлер в гараж. Закрыв гараж, развернул яхту к морю, оттолкнувшись, запрыгнул на борт, и стал устанавливать мачту и рангоут. Быстрыми, привычными движениями он умело управлялся со своим хозяйством. И вот – ветер наполнил грот. Опущенный шверт придал движению суденышка управляемость, и капитан швертбота направил его в сторону места своей рыбалки – мыса Песчаный. Развернутый стаксель еще увеличил скорость передвижения. Знакомое сочетание непрерывно движущихся стихий – ветра, неба, воды, облаков – придавали жизни некую осмысленность, успокаивали и подбадривали. Пробивающееся между облаками солнце окрашивало серые сопки в веселые ярко-рыжие цвета.

Запасшись рыбой – сегодня он наловил не только корюшки, но и камбалы – к вечеру Владимир вернулся к своему колодцу. Кот, недовольно мяукая, уже ждал его. Идти ли за самогоном? Еще одной ночи сожалений и сновидений Владимир не хотел, но отдавать рыбу за копейки? Может быть, завтра на базарчике удастся выручить пару тысяч?

— Ну что, Котофеич, пошли спать?  — Обратился он к коту после немудреного ужина. Кот выразил согласие, и первым запрыгнул в ночлежку.  И вновь, устроив мурлыкающего кота под бок, Владимир погрузился в такие яркие и такие болезненные сновидения.

Жизнь… Вторая попытка.

Вновь поплыли перед глазами видения минувшего. Что же он сделал не так? Может быть, не стоило связываться с водкой? Да и с женщинами следовало бы вести себя осмотрительнее.

Перед ним понемногу разворачивались сцены его прошлого. Вечеринка у деда. Один из подвыпивших гостей убеждено говорит ребенку: Вот вырастешь, тоже будешь пить и курить. Владимир помнил, что он тогда просто промолчал. Сейчас он упрямо ответил:

— Нет, я не буду ни пить, ни курить.

Пьяненький гость недоуменно посмотрел на ребенка и продолжил свое питие…

Когда сон добрался до сцены первого употребления вина – на вечеринке у дядьки Алексея – Владимир не стал плыть по течению воспоминаний, а постарался отказаться.

Это вызвало удивление:

– Да ты что, мужиком пора становиться.

— Нет – отказался подросток – боюсь, родители засекут[8].…

Такое объяснение было понято собравшимися…

Не стал он ходить в гости к дядьке и в последующем, а когда отец пригласил его пойти порисовать в сельском клубе – он согласился. Вместе с отцом он готовил холсты к рисованию новогодних картин, часть картин рисовали просто на широких рулонах гибкого тонкого картона. С удивлением Владимир обнаружил, что ему понравилось рисовать. Поначалу – переводя рисунок по клеточкам, а потом он уже пробовал перерисовывать на глаз.  Начинающий художник научился из нескольких цветов создавать необходимую многоцветную гамму, рисовал картину за картиной, так что отец полностью передоверил сыну процесс живописи, оставив себе лишь подготовку холстов. Владимир так увлекся, что и не заметил, как подошел Новый год. Клуб был украшен картинами, нарисованными подростком, размеры были впечатляющими – некоторые от пола до потолка, другие – по размерам окон. Часть – тянулась вдоль стен. Отцу заплатили за эту работу вполне приличную по тем временам сумму.

На Новогоднем вечере он встретил и жену приятеля дяди Алексея. Она равнодушно скользнула по нему взглядом, перебросилась несколькими словами – и отошла по своим делам.

Владимир облегченно вздохнул – он еще не понял, во сне или наяву происходят события и несколько напрягся при встрече с первой дамой.… Но в этом варианте сна она была просто посторонней.… Решив отказаться от спиртного и слишком интенсивного общения с женщинами, Владимир еще усерднее засел за учебу, прошел медкомиссию, вновь у военкома настоял на поступлении в Киев….

Не стал пить и на выпускном вечере – он убеждал себя – это же сон – это помогало отказываться, отбиваясь от назойливых предложений выпить одноклассников. Кроме того, бывая в пьющих компаниях и оставаясь при этом трезвым, он стал замечать, что острОты, которые на нетрезвую голову казались такими глубокими и многозначительными – на деле пусты и регулярно повторяются. Иногда выпивки происходили буквально по одному сценарию – подросток мог заранее сказать, когда, кто и что скажет, что ему ответят, в какой момент поссорятся, когда разойдутся, обзывая друг друга. На следующий день, при наличии спиртного, все повторялось.

Как же я не замечал этого раньше? – мелькало в глубине сознания. Принятое решение не употреблять спиртное становилось уже не просто минутным порывом, а превращалось в спокойную привычку. Переживаемые события не будили болезненных сожалений, а вызывали интерес: как оно пойдет дальше, если я буду вести себя не так, как всегда….

После ночных прогулок с выпускниками абитуриент вновь направился в Киев. И опять – экзамены, комиссии, зачисление, курс молодого матроса, учеба.… По-прежнему легко давались предметы так называемых точных наук, и со скрипом – шли предметы гуманитарные. Он вновь пробовал выяснить для себя некоторые моменты советской истории, о которых – не скрывалось, но говорилось в духе постановлений съездов и конференций. И вновь получил ответ – не умничай….

От встреч с девушкой он не отказался, но на сближение не пошел. Прогулки, театры, музеи, балет – все это он с удовольствием посещал и теперь, но в отношениях с киевлянкой ограничивался тем, что вежливо провожал ее до дома. Так же последовал разрыв отношений на год, новая встреча, однако – Владимир еще более тщательно старался избегать интима, хотя молодой организм порой возмущенно требовал близости, которой девушка, казалось, и сама искала. Но Владимир, помня печальный опыт своего прошлого-будущего —  как мог, уклонялся от попыток затащить его в кровать. А это были именно сознательные попытки, а не случайные события, как наивно казалось ему раньше….

На стажировку в конце 4-го курса он поехал, так и не дав никаких обещаний. Что делать дальше – он не знал. То ли виноват он сам – и нужно было везти девицу в Приморье, то ли причина – в характере маскирующейся до поры стервы…

Он помнил судьбу одного из офицеров одного из кораблей, на которых ему довелось служить – кап. 2 ранга Мальцева. Механик женился на ленинградке. Любил ее, видимо. Но сама жена в Приморье появлялась только для того, чтобы забрать у мужа зарплату, после чего в первое же дежурство стармеха – улетала на историческую родину. Мальцев летал к ней в отпуск, привозил ее в Техас, но выдерживала его супруга не более 2-х недель….

Нужна ли ему такая? Или может, он сам недостаточно проявлял внимания к оставленной в Киеве молодой жене? Сейчас он, предвидя  последующие события, не хотел их повторения. Чувствовал он себя все же неловко – девушка потратила на него время, но и пойти навстречу ее пожеланиям категорически не хотелось…

Летели во Владивосток на 2-х самолетах ТУ-104. Возможно, именно на одном из них разбилось через несколько лет командование ТОФ. Садились в Москве – ненадолго, затем последовал длительный перелет до Красноярска. Посадка на военном аэродроме продлилась несколько часов. Экипаж отдыхал. Курсанты бродили по аэродрому, исследовали местные торговые точки и просмотрели несколько фильмов, которые для них крутили в ангаре, отведенном для размещения курсантов. Сильно впечатлили полеты стратегических бомбардировщиков, которые то и дело производили учебные взлеты и посадки. Впоследствии их назовут «белыми лебедями»

Дальше полетели под вечер, когда солнце почти опустилось. Взлет, набор высоты – и вновь поднявшееся солнце засверкало у горизонта. Самолет быстро мчался над слоем облаков навстречу ночи, солнце, приподнявшись было, вновь быстро опустилось, а впереди гигантским тёмно-синим серпом расширялась тень земли. Пронзив короткую ночь, под утро уже были во Владивостоке. На армейских грузовиках проехали к штабу ТОФ, и после распределения по кораблям – направились к местам стажировки. Владимиру достался учебный корабль «Бородино», стоявший у 33-го причала Владивостока.

Он вновь познакомился с офицерами корабля, стал в меру своих способностей вести «ППР» (партполитработу), но все равно ему была интереснее штурманская служба. Вот в штурманской рубке курсант в основном и стажировался. С замполитом он постарался договориться, и не мешал тому заниматься своим делом. Отзыв же о стажировке должен был быть написан заместителем командира за небольшой презент в бутылку коньяка.

Комсорг учебного корабля  — тоже выпускник Морполита предыдущего года – откровенно не понравился. Считая необходимым (возможно, из лучших побуждений) поделиться своим опытом, тот стал рассказывать, как он собирается делать карьеру, простодушно похвастал, что уже смог познакомиться с нужными людьми из Политуправления ТОФ и скоро ожидает перевода в это самое Политуправление[9].

Как курсант, стажер-выпускник имел более свободный выход в город, чем пользовались матросы БЧ-1, да и не только БЧ-1. Владимир в свободное время выходил в магазины города, чтобы купить матросам корабля какие-нибудь сладости, торты для празднования дней рождений или выполнял другие мелкие просьбы.

9 мая Владимир пошел в универмаг на Ленинской. К 10.00 почти все торты оказались распроданы. На витрине сиротливо пристроился небольшой торт с помятым после неудачной перегрузки краем. «Ладно, пойдет и такой, все равно лучше нет» — решил курсант и пристроился в хвост небольшой очереди. За ним оказалась симпатичная девушка, которой, видимо, сей торт тоже приглянулся, так как и она, некоторое время разглядывала его, принимая решение. Постояв за спиной у очередника, она, видимо сообразила, что торт ей может и не достаться, и, предупредив Владимира, что отойдет на минуту, направилась к кассе, чтобы пробить заранее чек. У кассы она посмотрела на Владимира, и на некоторое время тот выпал из реальности. Красивые, немного грустные, задумчивые, ее глаза так резко отличались от знакомого ему «из прошлой жизни» оценивающего взгляда посетительниц танцев…. Владимир, сообразив, что пока он будет ходить за чеком, торт может уйти к другому покупателю, так же направился к кассе. На автомате, следуя за девушкой, он выбил чек, вновь занял место в очереди…. В голове билась мысль: «Надо как-то познакомиться.… Но будет ли удобно приставать в магазине?»… Однако, пока совершались эти маневры, торт приобрел один из покупателей, стоящий впереди.… И вновь они стояли рядом, сдавая чеки…. Девушка уже уходила, а Владимир все не мог решиться – как-то не умел он знакомиться в магазинах.

Наконец, набравшись храбрости, он торопливо зашагал вслед уходящей незнакомке….

— Извините, разрешите к Вам обратиться? – произнес почти в спину….

— Да, слушаю вас – полуоборот и остановка…. Легкая улыбка…. И глаза, в которые хотелось глядеть и глядеть…

— Вы уж меня извините, но…. Я сейчас спешу, но не мог к Вам не обратиться…. У Вас есть свободное время, для разговора?…

Легкая улыбка:

— Нет, я тоже сейчас спешу….

— Может быть, у вас найдется свободное время вечером?

Еще улыбка, слегка ироничный взгляд: — Может быть…

— Я освобожусь после 18.00. Где бы мы могли встретиться?

Секундное раздумье:

— Давайте на Ленинской, ниже института искусств. Я смогу освободиться к семи часам вечера. Устроит?

— Конечно. Извините за приставание….

— Ничего… — она повернулась и пошла….

Некоторое время Владимир глядел ей вслед, потом потопал на причал…

У него было предчувствие, что эта девушка может изменить его жизнь. И все больше охватывало ощущение, что происходящее – вовсе не сон…

Торопливо купив матросам какие-то постряпушки, он вернулся на борт и, дождавшись назначенного времени, выскочил на Ленинскую. Стройную фигуру он заметил, подойдя к площади драмтеатра.

— Здравствуйте – с легкой улыбкой поздоровалась она.

— Добрый вечер. Вы извините, но увидев Вас, я просто не смог удержаться от того, что бы попытаться познакомиться.

— Ну что ж, давайте познакомимся…. Галина.

— Владимир. Может быть, сходим в кино?

— Нет, к сожалению. Мне нужно заниматься. Я просто сделала перерыв.

— А где Вы учитесь?

— Да вот – в этом институте – она показала на здание Института Искусств.

Они медленно шли вдоль Ленинской. Выяснилось, что девушка занимается на первом курсе ДВПИИ по классу аккордеона. Владимир рассказал о себе, о том, что обучается в Киеве. Пройдя некоторое время, они повернули обратно.

— Мне пора продолжать заниматься.

— Можно ли еще встретиться?

— А стоит ли? У меня есть знакомый, мы с ним встречаемся иногда, но он учится в мореходке в г. Находка.

— Ну что ж, пусть так. Но ведь Вы пока не замужем? Значит, возможно, вы предпочтете меня. Потом, в будущем…

— Самонадеянно. Но стоит ли тратить время и силы? У вас ведь наверняка есть девушка в Киеве. Решили развлечься во Владивостоке?

— Да, знакомая есть. Но не более чем знакомая.

— А меня Вы решили сделать более чем знакомой?

— Давайте не будем спешить. Жизнь покажет, что из нашего знакомства получится, Не буду ничего обещать и рассказывать. Просто – продолжим знакомство. Согласны?

— Что ж, попробуем….

Когда Владимир пытался назначить встречу на следующий вечер, выяснилось, что студентка должна вместе с курсом идти на какое-то представление гастролирующего московского театра. Билеты туда было якобы не достать…. На этом они и расстались.

Владимир, тем не менее, билеты достал и в фойе театра увидел Галину, идущую под руку с неким морячком – гражданским, не военным. Встретив вчерашнего знакомого, девушка покраснела, открыла рот, но ничего не сказала…. Издалека Владимир рассматривал парочку. Галина держалась с ДВВИМУшником как с обычным знакомым – не висла на нем, не играла, просто и спокойно шла рядом. Ее спутник же – несколько выше ее – вертел головой по сторонам, высматривая девушек. Иногда он оставлял свою спутницу, подходил к некоторым из них, весело говорил с ними о чем-то.

«Ничего – решил будущий офицер – этот около такой девушки не задержится». Но навязываться в знакомые он тоже не хотел.

За дни последующей стажировки – так получилось, специально этого никто не устраивал – они еще несколько раз встречались. Прогулялись в парке, прокатились на колесе обозрения. Посидели в «Русском чае» — была когда-то на Ленинской (теперь Светланская) такая чайная. Сходили и в кино. Владимиру было легко и приятно с Галиной. Проводил он ее до общежития. Но настало время улетать на экзамены. Найти девушку для того чтобы проститься, не получилось. Тогда курсант прошел в общежитие, нашел комнату студентки и попросил передать ей письмо, написанное тут же, в комнате. Он ничего не обещал, просто написал, что постарается найти ее после своего производства и приезда для службы во Владивосток.

Оставил письмо и вернулся на корабль, на который уже собирались курсанты со стажировки. Собрались. На машины – в аэропорт. Обратно летели на других самолетах. Много было гражданских пассажиров, которые «на халяву» летели до Москвы. В Москве ждали, пока отдохнет экипаж, затем вернулись в Киев. Подготовка к экзаменам – все было, как и раньше – готовился, не отвлекаясь ни на что. Навигацию и Историю сдал на 5, партполитработу, как ни старался – едва на 4.

Киевлянка пыталась вызвать его на встречу, но он попросил командира роты – капитан-лейтенанта Мусенко  — не выпускать его на КПП. Тот поусмехался – решил, что курсант прячется от беременной «невесты» – бывали уже прецеденты – но согласился.

Вручили кортики и погоны. Переоделись в офицерскую форму и последний раз прошли строем перед командованием училища. Вечером должен был состояться прощальный ужин, но когда выпускники собрались – их отпустили в город с родственниками – то начались непонятные переносы начала вечера. Класс, в котором учился Владимир, после третьего переноса поехал в заказанный ресторан. Владимиру было грустно. Спиртное он пить не стал – решил для себя, что искусственно накачивать себе настроение не будет. Он смотрел на подвыпивших лейтенантов, весело плясавших с подругами, и не мог присоединиться  этому веселью. В таком минорном настроении и полетел домой.

Родители к тому времени вновь вернулись в свой совхоз, в котором молодой офицер и родился. Дома навестил некоторых одноклассников и одноклассниц, посетил первую учительницу. Также – поездом, отправился на ТОФ. Менять что-то в службе он не хотел – поэтому решил – пусть все идет, как и шло… И закрутилась карусель службы…. Поход в Индийский океан, возвращение…Все было так же, единственное, но важное отличие – в компаниях лейтенант избегал употребления спиртного, шутливо объясняя это аллергией на спирт… Он увлекся живописью и свободное время использовал для запечатления безумно ярких морских пейзажей. Освоил акварель и масло. Помогал замполиту в обновлении наглядной агитации – все же образование политическое….

В ноябре вернулись во Владивосток. На «Минске» кап. 1 ранга Саможенов встретил его спокойно, потребности мчаться куда-то, и решать вопросы с алиментами не было, и Владимир, уточнив график отпусков – его очередь наступала в январе – спокойно продолжил службу. Однажды он вышел в универмаг на Ленинской и увидел в толпе покупателей знакомое лицо. Он прошел было мимо, но развернулся и догнал Галину.

— Здравствуйте…

— Ой, здравствуйте – удивленно ответила девушка, узнавая в офицере мимолетно знакомого курсанта.

— Как у вас дела? – улыбаясь спросил Владимир

— Знаете, я сейчас одна – просто ответила Галина.

— Ну и замечательно. Значит, Вам ничто не помешает сходить со мной в ресторан? – я приглашаю Вас на вечер.…

— Нет, не помешает…

Вечером, встретив девушку, Владимир повел ее в ресторан на Морском вокзале. Столик им достался в компании с несколькими дамами, которые явно ходили туда на охоту за офицерами. Таких откровенно неприязненных взглядов, которые они бросали на молодую студентку, Владимиру видеть не доводилось – а может, раньше, под влиянием алкоголя, он просто не обращал внимания. В прошлой жизни он сам приходил пообщаться с такими вот дамами и сейчас он с отвращением смотрел на маскируемые, но явно проглядываемые хищные выражения помятых лиц искательниц приключений.

Галина вела себя просто. Было видно, что ей непривычна обстановка, но она держалась вполне достойно. Проводив ее до общежития, Владимир договорился о новой встрече. В разговоре выяснилась и судьба знакомого морячка. Оказалось, что у ДВВИМУшника были и другие девушки, одна из которых забеременела, и Галина, узнав об этом, прекратила встречи. Она помнила курсанта из Киева. Но считала, что никогда не встретит офицера, которого военная судьба может забросить куда угодно, и встрече явно обрадовалась.

Узнав, что каникулы у Галины будут тоже в январе, Владимир предложил лететь домой вместе. Галина, внимательно посмотрев на него, согласилась. После нескольких встреч, им пришлось на какое-то время расстаться – «Минск» перешел в залив Стрелок, и встречи стали редкими. Получив отпуск, Владимир приехал к Галине, прожил несколько дней в гостинице, пока студенты сдавали экзамены, достал билеты на самолет и они вместе полетели к родителям Галины.

Родители ее жили в шахтерском городке Кемеровской области, люди простые, сердечные, они встретили офицера как своего будущего родственника. Да тот и не скрывал от них планов в отношении их дочери – вот только самой ей об этом сказать еще не удосужился – они гуляли, но даже до поцелуев дело пока не доходило….

Перед отлетом, уже в аэропорту, Владимир все же предложил Галине выйти за него замуж. Та, не ломаясь, согласилась. С тем и улетел лейтенант домой. Сообщил о предстоящей женитьбе своим родителям. Те считали, что сын вполне взрослый, имеет неплохой заработок и может самостоятельно решать свои вопросы.

По возвращении, после похода «Минска», Владимир и Галина поженились. Свадьба была чисто офицерской – никаких гостей, свидетель – командир зенитно-артиллерийского дивизиона, был отпущен командиром только на сутки, еле успел на регистрацию. Со стороны Галины свидетелем была одна из студенток. После ЗАГСа посидели в ресторане. В переполненном моряками Владивостоке жилья было мало и с трудом удалось найти съемную комнату.

К удивлению Владимира, он оказался у Галины первым мужчиной. Впрочем, в «этой жизни» и она была у него первой. Поначалу своего жилья не было. Снимали комнаты, жили в гостиницах, когда офицеру удавалось приезжать во Владивосток. Потом появилась служебная квартира в Тихоокеанске. Там, по окончании института и стала работать в музыкальной школе учительница музыки. Владимир часто ходил в море, возвращался домой всегда с удовольствием. Его жене удавалось создавать дома такой уют и атмосферу, в которые хотелось возвращаться. Появился ребенок – маленькая дочка, а затем и сын. Шли годы. Наступила перестройка.

В период стоянки в «Гданьской сточне ремонтовой» — судостроительном и судоремонтном заводе – Владимиру удалось вызвать жену с детьми в Польшу – тогда она еще была союзником СССР. Командование разрешало офицерам привозить семьи. Прожили они в Польше больше месяца. Впрочем, главный инженер – капитан-лейтенант Григорьев – умудрился держать на корабле жену и двоих детей более полугода.

Первое путешествие по улицам Гданьска произвело на Галину впечатление – буйная частная торговля, забитые товарами витрины, назойливость продавцов, гонявшихся за покупателями – в СССР тогда было время дефицитов и пустых прилавков.

Она рассказала, что поезд в Польшу шел буквально забитый под крышу товарами, которые для советских граждан считались дефицитными. Но для поляков и других зарубежников они имелись и перепродавались в той же Польше по более высоким, чем в СССР ценам. Однако внутри страны людей убеждали, что рынок обеспечивает товарами лучше просто в силу того, что он – рынок.

После второго выхода в город жена разревелась:

— Ну почему у этих поляков все так, у нас же все работают больше их, жилы рвут, а живем, как нищие…

Владимир пытался ее успокоить, говорил, что и у нас де все образуется, но он и сам не вполне понимал причин такого разительного различия. Реформы в Китае уже дали первые результаты, и Горбачев начал работу по разрушению СССР, якобы именно для улучшения жизни людей…. Они много гуляли, посещали музеи, сходили в театр – офицер в нагрузку водил экскурсии матросов.

Во время одной из экскурсий к Владимиру пристал некий поляк, возбужденный пропагандой ненависти к СССР – она стремительно набирала обороты, с помпой отмечалась 70-я годовщина битвы под Варшавой – и так же стремительно забывалось советско-польское сотрудничество в годы Великой Отечественной войны.

Он встал перед старшим группы и размахивая кулаками стал требовать  «честной схватки с оккупантом». Обойти его не удавалось. Владимир подумал – и принял решение. Скомандовав матросам и Галине срочно отправляться на корабль, он предложил поляку отойти в сторону. Он завел возбужденного патриота «Ойчизны» в подъезд, стал подниматься по лестнице. Поляк, что-то бормоча и делая боксерские движения кулаками, топал следом. Офицер, убедившись, что подъезд пуст, развернулся и ударом ноги в голову отправил борцуна с оккупацией в нокаут. После чего немедленно удалился на корабль.

К счастью, приближался выход в море и семьи офицеров были отправлены в Союз…. Инцидент последствий не имел….

Перед походом на Дальний Восток корабль зашел в Лиепаю. В период подготовки к переходу жёны вновь приезжали, пожили около месяца в Прибалтике. Галина познакомилась с женой командира корабля. Оказалось, что супруга у Прохорюка – личность достаточно известная в Латвии. Она увлекалась автомотоспортом, завоевывала даже чемпионское звание в гонках. Любила носиться на автомобиле, и очень не любила, если кто-то ее обгонял. Тогда нужно было вцепляться за поручни в салоне и ждать, пока обгонявший автомобиль не останется позади. На пассажиров в такие моменты водитель внимания не обращал….

Во время похода грянул ГКЧП – все шло по заведенному сценарию, но Владимир надеялся, что ответственность за семью и детей удержит его от варианта бомжевания из прошлой жизни. И он боялся проснуться. Проснуться и увидеть, что жизнь по-прежнему проходит в колодце…

Прибыли в Кам-Рань. Отправили матросов отделившихся республик. Прибыл печально знакомый офицер штаба. Покровительственно улыбался, поставил спирт, разлил, завел разговор о походе, о жизни.  Владимир был мрачен, спирт лишь пригубил, заставлял себя быть спокойным. Наконец разговор зашел о матросах, о том, как они пытались в Порт-Саиде обменивать корабельную медь на жвачку. Штабист посмеялся, и тут же посерьезнев, завел разговор – матросские шуточки – это мелочи, но в стране идут такие изменения, что каждому стоит подумать о будущем. Владимир изобразил непонимание.

— Ну что ты «девочку» из себя строишь?! – искренне возмутился капитан 2 ранга – ведь у тебя есть возможность срубить долларов, да немало.

— Это как? – уже с трудом сдерживаясь, спросил мрачный Владимир.

— У местных вьетнамцев бешеным спросом пользуется капрон. А у тебя в заведовании его несколько тонн – захмелевший штабист не замечал настроения собеседника (да и жадность глаза застит)…

— Ну и что? –

— Толканем капроновый трос – у меня связи есть. Доллары – честно пополам. Ну, дошло?

— Нет…

— Не дошло что ли? Я говорю…

— Дошло. Нет – это о канатах….

— Ты – дурак? Страну разваливают, а ты чистоплюя изображаешь? Да надо делать деньги пока есть на чем….

— Я сказал – нет! – повысил голос Владимир….

— Так…. – капитан 2 ранга помолчал – Смотри, помощник. Я ведь могу ТАК тебя проверить перед походом, что тебя и с должности попрут, такого несговорчивого….

— А вот попробуй, козел вонючий! – Владимир несмотря на все «воспоминания о будущем» стал заводится…

— Ты «….» как разговариваешь со старшим офицером…  — начал было штабист с нецензурной бранью….

— Не вижу офицера – заорал в ответ Владимир – вижу вора и ублюдка….

Он все же достал пистолет из сейфа, но перед стрельбой внимательно спрогнозировал траекторию рикошетов и пальнул в пол

— Если только тебя, гада, на корабле увижу, следующая – в лоб, понял, сволочь! Пошел вон отсюда – и двинулся на побелевшего штабного. Тот выскочил из каюты и бросился к трапу. Владимир двинулся за ним, но был перехвачен замполитом Рыбаловым. Тот, перекрыв коридор, обняв, задержал его в коридоре…

— Володька, прекрати, не сходи с ума. Расскажи, что тут у вас за стрельба….

Успокоившись, переговорив уже втроем – в каюте командира – решили ждать развития событий.

Накануне перехода во Владивосток штаб базы провел предпоходовую проверку, но как-то формально. Предлагавший сделку офицер, кстати, не рискнул и на борт не поднялся – простоял на берегу у трапа. Но штаб – случайно или специально, отыгрался на экипаже, отказавшись уплатить положенную за переход валюту. Командир решить вопрос, несмотря на все свои усилия, так и не смог. С расстройства он заперся в каюте и не выходил оттуда сутки. Корабль вывели Владимир на пару с замполитом – тот все же, имел какую-никакую, но и штурманскую подготовку, и нес службу вахтенного офицера. Командир появился уже к вечеру, мрачно выслушал доклад, осмотрелся, и одобрил сделанное.

Пришли во Владивосток, прошли таможню, затем перешли в Стрелок. На пирсе встречали семьи офицеров, оркестр.

Затем начался «разбор полетов». Командование корабля вызывали на ковер в политотделе и сообщали о снятии с должностей за различные прегрешения. Владимиру поставили в  вину то, что он де занимался не работой, а рисованием картин, да еще недостаточно идеологически выдержанных. Начальник политотдела, в частности, попенял, что на одной из картин – изображен Иисус Христос, что недопустимо для коммуниста.

Владимиру было известно, что в духе новых веяний, около памятника погибшим морякам «Сенявина» решено установить крест. Дело неплохое, но вот претензии коммунистов политотдела на идейную непогрешимость забавляли…. Он и заявил, что не считает вправе политотдел, занятый поисками попа для освящения православного креста, упрекать его религиозным содержанием некоторых его картин. Это взбесило начальника политотдела, и он еще несколько минут посвятил характеристике низких деловых и моральных качеств офицера. Правда – ни одного примера приведено не было…. Решение – как и в случае с командиром и замполитом – освободить от занимаемой должности с переводом на равнозначную….

О причинах таких решений ему сообщили позже его друзья из штаба флота. Ожидалось сокращение должностей в штабе и политотделе эскадры – и таким образом освобождали места для «своих»…. Освобожденным офицерам было предложено самостоятельно искать работу на кораблях – может быть, где-то и примут….

К тому времени много кораблей было уже списано или продано по цене металлолома – в частности, крейсер «Адмирал Сенявин» ушел в Индию, ТАКР «Минск» — оказался в Китае. Но многие офицеры увольнялись, надеясь найти себя на гражданке. Некоторые из них пытались во время отпусков устроиться в армии демократичной и самостийной Украины. Вернувшись, рассказали, что первый вопрос, который им задавали в отделе кадров: «Вы готовы воевать против России?…»

«Мировому сообществу» все же удалось убедить советский народ, что военная угроза исходит только от СССР, и некоторые радостно бросились ломать свою систему безопасности. Тогда еще никто не мог предвидеть гуманитарные бомбежки Югославии, демократические войны в Ираке и Ливии,  продвижение НАТО на восток, войну в Чечне, вымирание населения и прочие прелести «нового мирового порядка».

Совещались семьей – продолжать ли службу до выслуги лет и получения права на пенсию – требовалось еще два года – или увольняться сразу. Галина увольняться не советовала. Два года потерпеть можно, а пенсия – хоть и небольшая – это неплохой дополнительный доход.

Владимир пошел по кораблям. Вакансии, несмотря на сокращения, все же имелись, и ему удалось устроиться заместителем командира БЧ-5 по личному составу на ЭМ «Стойкий». Вспомнил, так сказать, родную специальность. Штурманских должностей равных по категории не нашлось – все же офицер не был штурманом по образованию. Идти со снижением не хотелось. Вот и пошел на замовскую работу.

Работа не обременяла, тем более что толком никто и не знал, чем должен заниматься бывший политработник. Некая гуманитарная подготовка, которая вводилась вместо политической – вызывала насмешки офицеров: как учить матроса воевать гуманно? Информирование о внутренней и международной жизни? – о масштабах разворовывания бывшего народного имущества своими и забугорными буржуями, которых СМИ тщательно именовали инвесторами, собственниками и предпринимателями – только что не благодетелями – не воодушевляло….

В море корабли выходить перестали. У берега – расцветало пьянство, как среди офицеров, так и среди матросов. Дисциплина падала. Неуставные отношения, которые считались чрезвычайными происшествиями, стали обыденностью. Главное было – вовремя обнаружить синяки у матросов и взять – для прикрытия – объяснительную, что синяк получен «в результате неудачного падения о комингс или трап».

Владимир в свободное время занимался живописью. Рисовал морские картины и пейзажи для офицеров. Улучшал технику, совершенствовал стиль. В пьянках старался не участвовать, но если попадал в компании, то спиртное только пригубливал. Попытки поговорить индивидуально с некоторыми спивавшимися офицерами результатов не дали – его просто не понимали….

Возникало стойкое ощущение целенаправленного спаивания населения. Фильмы – типа «Особенностей национальной пьянки», юмористы, весело изображавшие процесс алкоголизации, реклама…. Разрешение торговать алкоголем всем кто захочет…

Вспоминая советское время, он понимал, что процесс запущен давно. Вспомнить только знаменитые похождения героя «Иронии судьбы…» которые регулярно крутили в новогодние праздники. Даже военные фильмы выполняли эту гнусную роль: читавшие «Горячий снег» Ю. Бондарева, должны помнить, что в тексте книги сцен распития алкоголя немного. В фильме эти сцены занимают почти 20% времени – подробно показано как бойцы собираются, разливают, произносят тосты, уговаривают медсестру….

Еще показательнее такой, например фильм, как «Хроника пикирующего бомбардировщика». Вот по названию – о летчиках, о воздушных боях.… На самом деле – это история пьянки. Сначала подробно показано, как летчики изготавливают некий «ликер шасси», затем – «культурно» распивают его. После этого следует пьяная драка в клубе, арест пьяных дебоширов, разборки, потом – прощение их и направление в полет. И вот в самом конце фильма, обнаружив вражеский аэродром – кстати, совершенно непонятно, почему в разведку послали не скоростной самолет, а тихоходный бомбардировщик без прикрытия – летчики совершают подвиг, направив свой самолет в скопление вражеских. И опять же – если самолеты, по фильму, стояли без маскировки, в ряд на чистом поле – как его не могли найти высотники?

Но в советские времена пропаганду алкоголя хотя бы маскировали военными сценами. Постсоветские режиссеры себя подобными условностями не обременяли. И веселые менты в каждой серии сопровождали задание распитием спиртного. Некий генерал с кучкой прихлебателей веско произносит тосты, сопровождаемые обильной выпивкой. Может быть, авторы и режиссеры и видели таких генералов и милиционеров, но вот Владимиру как-то не попадались. Хотя на кораблях выпивали, и немало…. Но главное – никто даже не пытался рассказать о последствиях длительной алкоголизации. Весь сюжет строился на том, как весело пьяненькому живется.

Нес дежурства по кораблю, в положенное время обеспечивал боевую готовность. Прошли докование, переходили из Владивостока в Тихоокеанск и обратно. Один из матросов, недели не проведший на корабле, покончил жизнь самоубийством, и Владимир с двумя матросами сопроводил «груз 200» в Красноярск. Малоприятной была эта поездка, но кому-то надо делать и такое. После насыщенной походами жизни служба была скучной, но – все проходит, прошли и эти 2 года. После написания рапорта об увольнении командир корабля вообще перестал требовать что-либо от офицера, хотя от написания рапорта до приказа об увольнении прошло почти полгода.

Встал вопрос – куда идти дальше. Гражданской специальности не было, штурманских должностей в гражданском флоте – тоже. Владимир решил, как и в прошлом варианте сна-жизни пойти в милицию. В военном поселке организовали отделение, и он устроился оперуполномоченным уголовного розыска. Веселое время 90-х годов обозначилось всплеском преступности. Даже в военном гарнизоне преступлений хватало, хотя по сравнению с другими населенными пунктами Тихоокеанск  считался спокойным.

Милиция должна фиксировать каждый случай смерти человека, дабы не пропустить случаев смерти насильственной. Владимир, хотя был человеком военным, редко сталкивался с трупами. За несколько лет работы в милиции ему довелось насмотреться на трупы в самых разных видах. Впервые ему пришлось выехать на труп гражданина, обнаруженного в лесу – человек умер, собирая грибы, по всем признакам его смерть была ненасильственной, но ведь это нужно было установить достоверно. Поэтому весь комплекс следственно-оперативных мероприятий проводился полностью – осмотр места обнаружения, фиксация следов, протокол, объяснения, поиск родственников, доставка тела в морг – всем этим занимались сотрудники милиции совместно со следователем прокуратуры.

Владимира поразило, как ведут себя опытные сотрудники – рядом с телом умершего, лежавшего на траве в неестественной позе, с неловко подвернутыми руками и ногами, с застывшей на лице посмертной гримасой, они весело зубоскалили, травили анекдоты, высказывались довольно свободно о предполагаемых качествах умершего. Приехал сын покойного. Увидев тело отца, он опознал его, отвернулся от людей, плечи затряслись в сдерживаемых рыданиях…. Владимиру было не по себе, но другие милиционеры спокойно и деловито организовали работу по переносу тела к дороге. Остановили грузовик, за какие-то нарушения обязали водителя перевезти труп в морг, объяснили сыну, что делать дальше для организации похорон. Возвращались в отделение весело, с шуточками-прибауточками – ведь дело было, как они пояснили новому сотруднику – отказным, то есть не будет лишней работы по поиску возможного убийцы.

Владимира это коробило, но после того, как в этот же день пришлось еще трижды выезжать на «мирные трупы», а уже поздно вечером – на труп «криминальный», по которому пришлось всю ночь искать свидетелей, устанавливать, а потом и задерживать подозреваемого – он понял сослуживцев: если не отгораживаться, хотя бы психологически, от всех этих трагедий – надолго психики милиционера не хватит. Причем на следующий день трупов меньше не становилось. Приходилось их воспринимать как часть неприятной, но неизбежной работы.

Кражи, дебоши, семейные скандалы с мордобоем, хулиганские проявления, избиения, грабежи, разбойные нападения, бандитские разборки, бытовые убийства и поножовщина между соседями – криминальные события шли чередой. Потоком шли пьяницы, наркоманы, семейные дебоширы, или, как их называли в милиции – «кухонные боксеры». Ежедневно попадались хулиганы, бандиты, воры, разбойники, просто сумасшедшие. Через год Владимиру стало казаться, что нормальных людей в городе и окрестностях не осталось. Но еще спустя какое-то время он заметил, что толчея мелькающих лиц стала повторяться – как правило, преступления и правонарушения совершал определенный круг субъектов, в который изредка вливались и новые кадры….  Но как же их было много….

Он дал себе зарок – не бить людей, даже если они будут ему крайне неприятны, не отвечать на оскорбления, обильно сыпавшихся в адрес сотрудников милиции от задержанных.

Прошли – на экране телевизора – октябрьские события 1993 года. В «прошлой жизни» его данные события не то, что не заинтересовали – ему было не до них. Но и сейчас он смотрел на происходящее отстраненно – все равно сделать что-либо было, вряд ли возможно. Расстрел танками Верховного Совета – ради демократии, конечно, последующая буйная распродажа всего, что только можно, разрушение системы внешней безопасности сопровождались мерами по укреплению милиции – внутреннюю безопасность власти не то чтобы сильно укрепляли, но полного развала не допускалось….

Он заинтересовался статистикой задержаний. Оказалось, что в тюрьмах сидело более миллиона сограждан, несмотря на довольно частые в те времена амнистии. При сокращенном населении, оказывалось, что в тюрьмах в новой демократической России сидит людей (в пересчете на 100 000 населения) не меньше, чем сидело в сталинском ГУЛАГе в 1937 году, в разгар якобы жутких репрессий…. (Взял не цифры Солженицына и других «правозащитников», которые голословно кричали о сотнях миллионов репрессированных, а данные закрытой статистики НКВД).  А сейчас – репрессий якобы не было. С еще большим удивлением Владимир узнал, что в «демократичнейших» США сидит и в абсолютном (общее количество) и в относительном (на 100 000) выражении намного больше, чем и в современной России, и тем более в 1937 году… Так были репрессии, или это выдумка пропагандистов-антисоветчиков, вброшенная и растиражированная для деморализации населения СССР?

Пропаганда современной России убеждала, что жить стало лучше, жить стало веселей, сравнивая с якобы мрачным сталинским прошлым. Но при Сталине население России росло, несмотря на войны, а в современной России – сокращалось со скоростью около 1 млн. человек в год.

Много воплей было о войне в Афганистане – журналюги истерично страдали об «убиваемом поколении». Но за 10 лет войны практически с США потери были – около 15 000 человек. Много, конечно. Но согласно официальной статистике, которую вроде бы и не замалчивали, но старательно не обращали на нее – статистику – внимание, от наркотиков – преимущественно афганских – в современной России ежегодно погибало до 100 000 молодых людей.  Еще раз – сто тысяч человек в год. Милиции ли было не знать об этом – еженедельно в городе умирало по несколько человек от передозировки. Так когда же убивалось молодое поколение?

Применять силу приходилось довольно часто – то и дело задерживаемые пытались убежать, прорваться, отбиться от сотрудников. В этих случаях милиционер действовал решительно. Однажды, при задержании очередного подозреваемого в убийстве, тот кинулся на сотрудника милиции с ножом. Владимир машинально перехватил руку, и, как учили в полку морской пехоты, применил прием на излом руки. Раздался хруст, и вопли нападавшего. Правая рука переломилась в локте. Нож – неплохой самодельный кинжал – выпал из руки. Пострадавший корчился на земле, осыпая проклятиями «мента поганого».

Прибежавшие на шум сотрудники – среди них был и дежуривший в тот день заместитель начальника отдела – помогли задержать подозреваемого, заместитель начальника поднял нож и сунул его себе в карман. Отпечатков пальцев снято не было, и впоследствии Владимира обвинили в том, что он жестоко сломал безоружному человеку руку. Заместитель же обвинил самого Владимира – это твоя задача оформить все как положено, ты уже майор милиции (он не был в курсе, что правоохранителем офицер являлся чуть более года). В результате – после суда над убийцей, состоялся суд над сотрудником. Причем, по практике отдела, его уволили из органов еще до суда – на всякий случай. Суд Владимира, после долгих разбирательств, оправдал, но уволенный сотрудник остался без должности.

И вновь – безработица. Военную квартиру он приватизировал – такая была придумана хитрая уловка – приобщили всех жителей к классу якобы собственников, однако если вдруг не хватит средств на оплату за квартиру и коммунальные услуги – могут и на улицу выкинуть из своей так называемой собственности…. Галина переносила все стойко, поддерживала мужа, работала на 2 ставки. Дети уже подросли, так что можно было бы и остаться с пенсией, но при устройстве в органы военная пенсия аннулировалась, а милицейская – была существенно меньше.

Настроение Владимира было мрачным. В это время пришло извещение из штаба флота – ему должны были перечислить валюту, ту, что они не получили во время последнего похода.

Поехал во Владивосток. На КПП штаба флота оформил пропуск, в финансовом отделе написал заявление, и его просили подождать, пока все оформят. Ожидание должно было продлиться несколько часов.

Вышел из штаба и потопал на Эгершельда – где-то там находился известный ему люк. Нашел. Сел неподалеку на кусок бетона. Задумался – что не так? Почему даже при ином поведении не все удалось, хотя вариант был и лучше прежнего – с жильем в колодце…. Но вот сейчас он проснется – и что?

Услышал мяуканье, обернувшись – увидел знакомого кота.

День вдруг стал неправдоподобно ярким, закружилась голова, стали остро ощущаться цвета и запахи…

Кот терся о ногу и требовал пожрать… Владимир сбегал в магазин, купил колбасы, покормил усатого и полосатого хищника, поискал железку, открыл люк. Там была лежанка, но обитателей пока не было…. Спустился в знакомое убежище, пригласил своего пушистого приятеля, присел на лежанку. Вони, обычно сопровождавшей подобные обиталища, почему-то не чувствовалось. Кошан запрыгнул на колени, помял лапками, заурчал и пристроился поспать…. Задремал и Владимир….

Проснулся как от толчка – кот мяукал и требовал выпустить его….

Владимир осмотрелся. Люк, колодец, одежда – вот одежда – не тяжелый плащ, а вполне себе цивильная. Вылез из колодца. Кот ушел по своим делам. Взглянул на часы. В штаб опоздал – теперь ждать до завтра. Стоп. Какие часы? Какой штаб? Это сон или нет? Нарастала паника – он помнил и первый вариант своей жизни, но как-то смутно, и второй. Но какой из них верен?  Схватился за документы – в паспорте стоит один штамп, без старой череды женитьб и разводов, отметок об исполнительных листах…. Записаны дети. Так что – выходит, первый вариант, с бомжеванием – это ему приснилось, что ли? Что делать?

Решил поехать домой, в Тихоокеанск – может быть, там что-то поймет. Добрался до автовокзала, купил билеты. В автобусе опасался, что приедет в чужую квартиру, но знакомую дверь открыла Галина. Он долго смотрел на нее, не заходя в квартиру, и жена забеспокоилась:

— Что с тобой? Деньги-то удалось получить?

— Галочка, как я тебя люблю…. – ответная улыбка:

— Я тебя тоже. Да заходи, что стоишь-то? Получилось что, или опять ждать?

— Да все нормально, но за деньгами поеду завтра. Сегодня не успел все оформить – он опасался говорить, что сомневается в реальности происходящего. Поужинали. Перед сном осмотрел себя в зеркале – не было мешков под глазами, землистости кожи – выглядел он явно моложе.

Утром первым автобусом Владимир опять уехал, добрался до штаба, получил довольно крупную для тех времен сумму. Вернувшись, передал деньги жене, но проблема с работой…. Чем заняться? Пытался пойти в школу – но когда попробовал устроиться, выяснилось, что нужно специальное педагогическое образование, а Киевское училище стало давать дипломы с таковым только через несколько лет после выпуска Владимира.

Он решил обратиться в Краевое управление внутренних дел, чтобы попытаться восстановиться в органах милиции. Галина, подумав, согласилась с ним – это давало возможность иметь работу и устойчивый заработок. Поехал во Владивосток, но вместо того, чтобы идти в управление, офицер запаса вновь направился к знакомому люку. Он хотел проверить – возможно ли, что сон в нём приводит к изменению его реальности? Он так и не решил – что было с первым вариантом – это был сон? И сейчас – явь?

Вновь добрался до знакомого адреса на Станюковича. Посидел на лавочке около дома. Увидел того Семена, которому он когда-то продавал выловленную рыбу, или менял ее на самогон. Тот равнодушно скользнул взглядом — в этом варианте сна или жизни они были незнакомы….

Страшась и надеясь, дошел до «своего» люка. Открыл – там по-прежнему было пусто. Вспомнил про кота – тот всегда был рядом, когда снились эти странные сновидения. Подумал, сходив в магазинчик, взял колбасы для хвостатого знакомого. Через некоторое время тот и появился, благожелательно зажевал угощение, спрыгнул в люк. Оглянувшись – опасался, что его кто-нибудь увидит – залез в обиталище бомжей и закрылся и Владимир….

— Ну, что, хвостатый, поставим эксперимент? – улегся на лежанку, котяра привычно запрыгнул на грудь и заурчал, перебирая лапками….

Накатила сонливость, и вновь пришли сновидения….

Жизнь… Третья попытка

Медленно плыли воспоминания. Ни времени, ни пространства. Ощущения движения… беспокойство – голод? И понимание – пища идет прямо в живот… Потом вдруг холод… Дикий холод… и укутывающее тепло, и пища, которая поступает в живот но не прямо, а через рот, и необходимость дышать… Пальцы – мои пальцы…  Младенчество…. Детство в Белорусии…. Переезд на Урал…. Детский садик…. Все это тягуче тянулось в грезах-воспоминаниях, не вызывая желания что-либо менять. Но вот подошло время развилки, когда на какой-то гулянке к нему обратился один из гостей, и в разговоре стал убеждать ребенка, что тот и сам непременно станет выпивохой. И вновь мальчик не стал соглашаться с утверждением, а упрямо произнёс:

— Нет, я не буду пить и курить….

— Будешь. Вот вырастешь, и будешь – убежденно говорит взрослый.

— Вот если доживешь, увидишь – я ни пить, ни курить не буду….

— Ну, какой упрямый – удивился оппонент – да ведь все же пьют и курят. Чем ты лучше?

— Во-первых – пьют и курят не все. Не надо по себе судить о других. И во-вторых – я не говорил, что я лучше. Я просто не буду пить спиртное….

Необычное для 10-летнего мальчика поведение удивило успевшего слегка захмелеть человека, он вступил в дискуссию, доказывая всеобщность пьянства и даже некую его полезность. С трудом вспоминая цифры и факты, мальчишка доказывал вред алкоголя, как для здоровья, так и для общества.

Через некоторое время Володя заметил, что весь стол уже не пьет, а прислушивается к спору. Подвыпивший мужичок уже едва не кричал, доказывая свой взгляд на проблему, но убежденность и аргументы малолетнего оппонента перевешивали. Когда же речь зашла о согревании водкой в морозы, Владимир заявил:

— Алкоголь не согревает в мороз, он создает лишь иллюзию согрева, отключает болевую чувствительность – поэтому пьяные чаще замерзают, а то и теряют пальцы – трезвый чувствует боль и шевелит ими при замерзании, не дает застояться крови, а пьяный – засыпает и остается без пальцев, а то и без рук….

На этом спор был закончен – взрослый спорщик вдруг схватил стакан и швырнул в мальчика. Тот увернулся, и стакан вдребезги разбился о стену над его головой. Тут уже вскочили все взрослые и с гомоном увели подвыпившего оппонента, решившего силу аргументов заменить аргументом силы….

— А чего он издевается! – Орал мужичок. – Знает, что у меня пальцы отморожены, вот и тычет в глаза….

— Да откуда он тебя знает – первый раз видит – убеждали его другие гости….

Родители ощупали сына, мать, убедившись, что ребенок не пострадал, упрекнула его:

— Не нужно было раздражать человека, тем более пьяного. Кроме того – не мечи бисер перед свиньями…. И скажи-ка, где ты набрался такой информации?

Пришлось ответить, что информации из недавно прочитанной брошюры о вреде алкоголя….

После этого пришлось подумать, стоит ли столь явно демонстрировать свои, явно превосходящие возраст, знания….

Владимир пытался разобраться в причинах краха такой, казалось бы, мощной страны как СССР. Но в книгах, которые были ему доступны как в школе, так и в училище, говорилось лишь о всепобеждающей мощи марксистско-ленинского учения, без попытки анализа реальных проблем, которыми жила страна. Много внимания уделялось внешнеполитическим проблемам, анализировалось советско-американское противостояние, но внутренним проблемам внимания либо не уделялось вовсе, либо они изображались навсегда решенными…. После революции 1917 года, и победы социалистической экономики в соревновании с НЭПом, казалось, проблем возникнуть уже и не может…

Жизнь действительно улучшалась – в 60-70-е годы поселок, а так же находящийся неподалеку Магнитогорск активно перестраивались, возводились новые дома, асфальтировались улицы, прокладывались новые дороги. Страна активно осваивала космос. У людей появлялись собственные автомобили, становились нормой в семьях телевизоры, и холодильники. Перестал быть актуален вопрос голода – даже в засуху недостаток продовольствия не испытывался. Люди стали гоняться за коврами, сервизами, хрусталем. Но вот, параллельно с повышением зажиточности, употреблять алкоголь стали все чаще. Больше стало появляться и детей, искалеченных пьянством родителей.

Вместе с Владимиром вырос Павел Чабаненко – ребенок родился без ног, с одной рукой. После рождения первенца его отец пить перестал, и младшие дети в семье родились нормальными. В детстве уродство ребенка как-то не замечалось, мальчик бодро прыгал на костыле, передвигая свое тело на неких подобиях ступней, которые у него были вместо нормальных ног. Но впоследствии подростка это уже тяготило, а юноша – попытался заменить свои уродливые руки и ноги протезами. Больно было смотреть на фигуру, напоминающую человека, с трудом передвигающуюся на механических муляжах ног.

К сожалению, уже к выпуску из школы, таких убогих – телом, а чаще умом, в поселке появилось уже несколько человек. У знакомых одного из приятелей Владимира – Сашки Сарварова, вообще родился ребенок с волчьей пастью, заячьей губой, да и проблемами с головным мозгом. Пить молодые родители не то что не перестали – но даже и не задумались об этом. Рождение уродца тоже отметили многодневной пьянкой…. Владимир пытался убедить хотя бы своего друга в том, что алкоголь крайне вреден для здоровья. Но, признавая теоретически этот вред, Сашка никак не мог вообразить, что водка повредит вот именно ему. Установка, что все взрослые чуть ли не обязаны пить и курить, была вбита в него еще до знакомства с Володей, и изменить эту установку до отъезда в училище, так и не удалось. Впоследствии их пути разошлись, и только через много лет, в одном из отпусков он встретил старого друга детства – почти спившегося, замызганного, пропившего родительскую квартиру, ютящегося в каком-то полуразваленном бараке и перебивающегося случайными заработками….

Много читая, проводя вечера в библиотеке, не заметил, как прошли годы, как выросло тело, и отстали в развитии мышцы. В 9-м классе он обратил на это внимание, и для физического развития записался в спортивный кружок. Времени вообще не осталось. Занятия, уроки, библиотека и спорт. Причем за 2 года удалось накачать мускулатуру, не упуская школьную подготовку. Многое вспоминалось, учиться в школе было легко, но он вел поиск новой информации, в попытке найти ответ на вопрос, как не позволить развалить страну.

В 10-м классе, после областной медкомиссии у него состоялся разговор с секретарем парторганизации совхоза. Он пытался понять, как видят ситуацию в стране партийные руководители. До районного или областного уровня сельскому школьнику было не добраться, вот и обратился к руководителю партбюро совхоза. Разговор был долгим. Секретаря – Ивана Ефимовича Симоненко – зацепили проблемы, о которых говорил ему выпускник, собиравшийся поступать в Морское политучилище, и он в меру своего разумения пытался убедить ученика, что советская власть прочна, что никакие политические бури Советскому Союзу не грозят.

— Да, — возражал школьник – в ближайшие несколько лет все будет спокойно, но ведь скоро нас втянут в новую войну….

— Какую войну? Мы во Вьетнаме помогали, США еле оттуда ноги унесли, сейчас в Анголе, Камбодже, Мозамбике, да уже и в Никарагуа начинаем колотить империалистов….

— Война будет в Афганистане. В 1979 году. Идти будет 10 лет, пока мы не вынуждены будем оттуда войска вывести. После этого СССР и может рухнуть, из-за внутренней оппозиции и разных самостийников…

— А зачем туда войска вводить? Будем помогать афганцам, пусть сами воюют…

— Ага, арабам вон помогли, много они навоевали? И в 1967-м и в 1973-м. Профукали все вооружения, которые к ним были направлены…. А в Афганистане нас вынудят воевать самих – слишком уж близко к границе.

— Ну ладно, это ведь еще бабушка надвое – твои фантазии насчет Афганистана. Но вот предположить, что СССР будет развален…. Это уж ты хватанул. Кто же позволит такое сотворить? У нас в стране коммунисты – такая сила, которая сметет всякое сопротивление…

— Ну а если в руководстве будут такие, которые сами захотят стать владельцами заводов, газет, пароходов?

— Ты на руководство партии не клевещи…. Партия справилась с разными оппозициями, сейчас руководство партии сплочено как никогда, а Варшавский договор может разбить любого агрессора….

— Так ведь проблема-то в том, что пробравшийся в руководство предатель развалит все и без всякой агрессии….

— Ты не веришь в коллективный разум коммунистов? – насмешливо улыбаясь, спросил секретарь – не позволят пробраться предателям….

— А Вы лично можете влиять на то, кого избирают в ЦК? Да хотя бы на съезд партии?

— Так, а вот это уж не твоего ума дело – ты не в партии, и не можешь судить о таких вещах.

— Я собираюсь поступать в Военно-морское, а там просто придется вступить в партию, и я не хотел бы, чтобы там, в верхах решали за меня что хорошо, а что плохо….

Иван Ефимович старался УВЕРИТЬ неофита в могучем разуме партии, чувствовалось, что он верит в это и сам. Но верит как-то по обязанности. Ведь и действительно, реально повлиять на ситуацию в руководстве, которое не выбиралось, а фактически кооптировалось самими руководителями, рядовой коммунист не мог. Разговор не привел ни к чему. Точных дат событий, чтобы можно было давать обоснованные предсказания, Владимир не помнил (вот попробуйте без википедии, вспомнить, точные даты событий почти 50-летней давности – а ведь от 70-х годов прошлой жизни до «настоящего времени» примерно столько и прошло), а до 1979 года было еще так вроде бы далеко…

На выпускных экзаменах по истории секретарь присутствовал в качестве почетного представителя. Владимир ответил на все вопросы, но уже в самом конце экзамена представитель партии спросил:

— Ну а ты все-таки веришь в построение коммунизма?

Экзаменуемый было открыл рот, но промолчал. Что было отвечать этому верующему? Когда молчание стало уже неловким, директор школы поспешил подать реплику:

— Ну, ничего, он еще поймет… — правда, не уточнил, что же должен понять молодой человек….

Пятерку, однако, поставили.

Остальные экзамены были сданы без проблем. Вызов в КВВМПУ пришел своевременно, выпускной прошел спокойно и кандидат на поступление вновь направился в Киев. Как пытаться изменить судьбу страны Владимир не знал. Но был намерен изменить хотя бы свою личную судьбу.

Для этого нужно было нарабатывать личный авторитет, и пока он не считал плохим вариант поступления в Морполит. Поступление в иные военные училища для него было закрыто проблемами с плоскостопием. Попробовать что-то сделать он попробует, но вот в том, что у него что-либо получиться – уверенности не было. Все же в марксизме было нечто, что заставляло предполагать наличие предопределенности – или как ее называли – детерминизма, обусловленности объективными условиями происходящих событий. С другими же философскими течениями возможности ознакомиться в СССР не было.

Нарабатывал авторитет курсант старательно. У него всегда была тяга к учебе, дисциплина ему нравилась, и он с удовольствием осваивал заново службу и учебу. Одновременно присматривался к товарищам – многие из них были родственниками весьма влиятельных людей в стране. Был среди них, например Сергей Долгих – внучатый племянник одного из членов тогдашнего политбюро ЦК КПСС. Но попытки сблизиться с ним, ни к чему не привели – у этого веселого, но слегка распущенного парня был свой круг знакомых, свои, слегка эгоистичные, привычки, и свое любимое времяпрепровождение. С интересами и вкусами Владимира они не пересекались.

У Сашки Усенко был в родственниках адмирал, командовавший кругосветным переходом подводных лодок без всплытия. Но и у Александра взгляды на жизнь были весьма своеобразными. Попытка поговорить об опасности распада СССР вызывала откровенное непонимание. Настойчивость в отстаивании подобных взглядов была чревата и подозрениями в политической неблагонадежности…

Откровенное недоумение вызывали взгляды Александра Сервокурова. Родом из города Чугуева, с русской фамилией, по взглядам он был типичным западенцем. Считал что Россия грабит Украину, что Украина кормит Россию, что голодомор – уже тогда слухи о нем циркулировали – это способ угнетения Украины русскими. Несмотря на то, что с цифрами и фактами доказывалось, что Россия производит больше продуктов на душу населения, чем Украина, что голод начала 30-х годов – явление скорее политическое, а не национальное – переубедить упертого не удавалось. Так и выпустили этого идеолога западенчества на флот. Видимо, из таких кадров и формировались в последующем войска незалежной….

Был среди курсантов родственник крупного московского начальника Сергей Евсюков. Но даже у Владимира вызывало удивление, как такой товарищ, с откровенно мажорскими привычками, мог поступить. Уже с первого курса он отличался увлечением алкоголем, и если обычному курсанту это могло стоить и отчисления, особенно на младших курсах, то Евсюкову все сходило с рук. На 4-м курсе бывало, что этого курсанта друзья приволакивали в казарму кулем, завернутым в шинель, укладывали в кровать, водили в туалет проблеваться – и командиры взвода и роты только хмурились, на вопросы некоторых курсантов об укрывательстве… Правда, на корабли Евсюков и не пошел – сразу по выпуску он был устроен в центральный аппарат ПУ ВМФ. Интересно прошла процедура приема его в партию. Курсанты до последнего отказывали ему в приеме, но последнее партсобрание, уже после вручения дипломов, на котором был поставлен вопрос о приеме, проходило своеобразно:

— Те, кто за прием, могут идти и заниматься своими делами, кто против – сидят здесь – так поставил вопрос зам командира курсантского батальона подполковник Зыков. Это было уже после нескольких попыток протолкнуть прием Евсюкова так сказать, обычным способом.

Такая постановка вопроса вызвала возмущение курсантов, но…. Погудели, посидели, время шло, необходимо было готовиться к отъезду – постепенно курсанты расходились с собрания. Владимир посидел около часа в группе «непримиримых», но он понял, что все равно прием будет оформлен – поэтому встал и вышел. Он, и не только он, пытался довести до ума руководителей, что такими приемами они разлагают партию. Но лица сидевших в президиуме руководителей были непроницаемы, словно они не слышали обращенных к ним горячих слов молодежи. Настроение было тяжелым. Как-то в прошлой жизни на эти моменты он не обращал внимания – считал, что старшим товарищам виднее, как поступать. Сейчас же он видел в происходящем явные признаки будущего краха партии коммунистов….

Учеба шла хорошо, но партполитработу, несмотря на все усилия, сдать на «5» так и не смог.  На стажировке уже осознанно искал Галину, встретил ее, но разговаривал уже более определенно – сказал, что рассчитывает на знакомство и последующую женитьбу. Та удивленно вскинула брови, — такой напор незнакомого курсанта был необычен. Дальнейшие события были почти без изменений.

После отпуска приехал во Владивосток, но прежде, чем направиться в штаб за назначением, зашел еще раз в общежитие своей Галины и оставил новое письмо – о том, что убывает в плавание более чем на год, но надеется на встречу следующей осенью.

Он размышлял о том, стоит ли попытаться пойти по линии партработы и впоследствии как-то повлиять на грядущие события, но решил отказаться от этого. Служил так же – на кораблях, часто ходил в походы. С Галиной все прошло, как и в прошлом варианте, встреча – ресторан, поездка к родителям, женитьба, совместная жизнь в гарнизоне. Дети, поездка в Польшу, возвращение. Даже агрессивному поляку с удовольствием заехал ногой по перекошенному ненавистью лицу.

Но пока, в период пребывания в СССР, присматривался к политическим руководителям, оценивал, можно ли с ними переговорить о предотвращении распада СССР.

Но начальник политотдела эскадры при всей своей работоспособности, не вызвал у него доверия, после того, как однажды услышал, как тот созывал на какое-то торжество СВОИХ – он особо подчеркивал это в телефонном разговоре – исключительно своих людей. К кругу этого начальника офицер явно не принадлежал. Желание говорить откровенно пропало.

К времени начала так называемой перестройки процесс разложения в верхах стал проявляться все более явно.

На эскадру приходили автомобили – для покупки их офицерами. Но с какого-то времени офицеры перестали получать право на покупки – была выстроена очередь, передвижения в которой регулировались некими баллами. Командир корабля – знакомый Владимира кап. 2 ранга Прохорюк – при уходе в море был седьмым. По возвращении через год оказался уже двадцать вторым. После очередного похода – уже восемьдесят пятым. Очередь передвигалась, но двигалась почему-то в обратном направлении. Когда командир попытался выяснить, а приобретал ли кто-нибудь автомобили – оказалось, что на эскадре в течение трех лет счастливчиков не было. Между тем по неофициальным данным было известно, что в год для ОПЭСК выделялось до нескольких десятков машин. Но продавались они совсем другим людям и явно не по государственной цене. Процесс этот держал под контролем лично командир эскадры.

Владимир по-прежнему считался офицером «Минска», на других кораблях был прикомандированным. Он разговаривал с друзьями с авианосца, и они рассказали о такой афере продслужбы флота: однажды начпрод корабля сообщил командиру, что, несмотря на накладные, ему со складов не было выдано несколько тонн положенного продовольствия.

Командир корабля провел сверку продуктов, было выявлено, что недостает 12 тонн мяса, тонны муки, круп. Об этом было сообщено в прокуратуру гарнизона и флота. Реакции не последовало. При визите на корабль командующего ТОФ, доклад об этом сделал командир. Реакции в отношении тыловиков флота так же не последовало, но на начпрода корабля стали готовить дело по обвинению в хищении. Тот принял свои меры, и при проверке через полгода – недостача по мясу уменьшилась вдвое, по другим продуктам так же, и через год по бумагам все стало нормально. А всего-то и потребовалось немножко меньше класть в матросский котел….

После таких рассказов Владимира не удивила история с голодом матросов в учебном отряде острова Русский. Уже когда он служил на «Стойком», дожидаясь пенсии, к ним пришло 50 матросов после этой учебки – их пришлось элементарно откармливать….

Но Владимир все-таки попытался повлиять на события. На проходившей перед 19-й партконференцией КПСС флотской партконференции, он вылез на трибуну. Офицер выступал и в прошлый раз, как один из лучших штурманов эскадры, но тогда он отбарабанил подготовленную для него речь. Выступая, заявил, что  политуправление поступает неправильно, предлагая делегатам вместо обсуждения кандидатов на Всепартийную конференцию и наказов им, сосредоточиться на обсуждении тезисов к этой конференции. Горячо высказался о том, что страна катится к развалу, что коммунисты вместо решения накапливающихся проблем занимаются пустой говорильней и скоро могут быть сменены другими, более активными политическими силами.

Шел 1988 год, процессы разложения набирали силу. Но обсуждения проблем не получилось. Выступление было проигнорировано, президиум со стеклянными глазами словно пропустил взволнованную и не вполне связную речь мимо ушей, но вот после…. Начались разборки – офицера таскали по кабинетам политуправления все выше, наконец, добрались до кабинета начальника политуправления флота вице-адмирала Славского. У него находились и командир эскадры, и начальник политотдела. Если младшие начальники просто пеняли на отступление от заданной темы выступления, то здесь разговор пошел о политическом преступлении.

Обвиняли его в неверии в партию, в ее мудрое руководство….

Аргументы Владимира игнорировались. Командир эскадры (контр-адмирал Хмелёв) заявил, что если – вдруг – станет вопрос о выборе: остаться с партией или продолжить службу, то он, как верный коммунист, оставит службу, но сохранит верность партии. Эту же мысль он повторил и в выступлении на заседании конференции, на следующий день, когда подводил итог обсуждению и неявно ответил на выступление своего офицера[10].

После конференции многие офицеры, в том числе офицеры ПУ, подходили и выражали свою поддержку, но только наедине. Однако, видимо, эта поддержка сказалась в ходе кулуарных обсуждений дальнейшей судьбы провинившегося, так как, несмотря на прозвучавшие в кабинете Славского недвусмысленные угрозы, выступление особых последствий не имело. Но для себя Владимир решил не высовываться с инициативами – можно было вылететь со службы и без личных проступков – на этот раз за политику….

Он с облегчением ушел на очередной ремонт в Польшу – все же опасался, что куда-нибудь перекинут, из-за сомнений в политической верности….

После польских приключений, уже в Лиепае, обратил внимание на скандал, возникший на Балтийском флоте в связи с визитом одного из кораблей флота в ФРГ. Офицеры сторожевика, готовившие корабль к визиту, в последние дни были экстренно заменены на офицеров штаба Балтфлота.  (Кроме офицеров БЧ-5 и штурманов – этих специалистов офицеры штаба заменить не могли, или не захотели) В ФРГ пошли временные назначенцы, причем некоторые приписанные к кораблю даже не появлялись на борту – сопровождал сторожевик более удобный для проживания танкер, вот на нем и трудились прикомандированные.  Причина – валюта за поход, которую и получили штабисты. После визита офицеров корабля вернули на свои должности. Обстоятельства этого происшествия были опубликованы в газете флота, но последствий это так же не имело.

Публиковалась в газете и история о махинациях тыловиков с боевыми торпедами – в них имелись батареи, содержащие в качестве одного из компонентов серебро. И хотя это напрямую влияло на боеготовность, о каких-либо последствиях для виновников так же слышно не было…

Владимир видел, что разложение зашло слишком далеко, и остановить его вряд ли получится, но страну и несомненные социальные достижения было жаль. Об этом зашел разговор с родителями во время посещения их в отпуске:

— Ведь все настолько плохо, что хуже уже некуда – говорила мать, начитавшаяся наполненных критикой, в духе Огоньковских разоблачений, статей. Владимир не оглашался:

— К нам во Владивосток приезжали японцы. У одного из офицеров жена – переводчица. Так она рассказывала, что японцы были удивлены нашими огромными, по их меркам квартирами, низким уровнем оплат, системой здравоохранения, образования.

— Да какое там здравоохранение, ведь в очередях не досидишься….

— На Западе очередей нет, так как медицина платная. Сделают у нас платным – очередей не будет, но и денег на лечение не хватит…. То же будет и с товарами в магазинах – повысят цены и очередей не станет. И напрасно ты, мама, думаешь, что хуже не будет. Хуже можно сделать всегда. Вот сделать лучше – это трудно.

Убедить мать не получилось. Да и сам не вполне понимал, что можно предпринять в таких условиях, когда те, с кем можно поговорить откровенно, ему не верили, а те, кто может влиять на принимаемые решения считают чуть ли не врагом.

Поэтому нарастающий после начала перестройки бардак он решил встретить спокойно. Главное – сохранить семью и ее благополучие. С тем и вернулся в Польшу, перешел в Лиепаю. Прошел референдум о сохранении СССР, с его невнятным вопросом, заходилась в истерике пресса, купался в Москве-реке пьяный Ельцин, стояли военные на охране памятников в Прибалтике. Переход, ГКЧП, прибытие в Камрань.

Делягу-штабиста так же выгнал, пальнув в пол и избежав ранения. Замполит рассказал, что при выходе с Балтики политотдельцы его строгали за плохо оформленные протокола партсобраний, а в Камрани – за то что их не уничтожил, после того, как бывший секретарь Московского и Свердловского горкома КПСС запретил деятельность партии:

— Быстренько политические проститутки перекрасились – сделал вывод замполит. Он еще не был в курсе, что главный коммунист Горбачев в выступлении перед сенаторами США, заявит, что разрушение коммунизма, было, оказывается, целью всей его жизни…

Владимир предупредил командира и зама, что их всех, скорее всего, снимут с должностей после перехода.

— И ладно – решил командир – пенсию я уже выслужил….

Прибыли в базу. Проходящие разборки встречал спокойно, иного и не ждал. Устроился на «Стойкий», отслужил свои годы до пенсии, уволился. Но после совещаний с женой решили уезжать из Приморья. Однокомнатная служебная квартирка была слишком тесной, решили строить свой дом. Съездил к родителям – своим и жены. Разница в стоимости леса в условиях не устоявшегося рынка была огромной – в Сибири стройматериалы стоили впятеро дешевле, чем на Урале. Решили осесть в Кемеровской области.

Куда устраиваться? Да кроме милиции было и некуда. Перевезя семью, встретив контейнер с нажитыми вещами и растолкав по закоулкам в доме родителей жены, стал устраиваться на работу. Все комиссии и тесты прошел быстро, устроился на 3 месяца стажером, начал работать. Навыки вспоминались, работа шла, но прошло уже 5 месяцев, а он все еще получал стажерскую зарплату. Решил разобраться в отделе кадров – его адресовали в отдел кадров ГУВД. Взял телефон, дозвонился. Ответил какой-то подполковник, узнав, с кем говорит, произнес:

— Я жду, когда ты меня в ресторан поведешь…

— Простите, с какой целью? – не понял стажёр

— Тебе восстановиться так просто, не получиться, майор, надо проставиться, накрыть стол, понимаешь….

— Я не восстанавливаюсь, я служил в ВМФ, и после увольнения в запас по собственному желанию, пошел на службу в милицию – холодно стал объяснять бывший военный….

— Да? Подождите минуту – видимо кадровик уточнил что-то в личном деле офицера, так как через несколько минут его тон, из хамовато-снисходительного, стал деловым и вежливым – извините, произошла ошибка, все будет сделано….

На следующий день вышел приказ о назначении на штат, были выплачены и недоплаченные деньги. Материально стало легче – ведь пенсию платить перестали.

С зарплат закупался лес – круглый, приобрели участок под строительство, закупали ПГС, цемент, устроили лесопилку из выброшенных и подобранных на свалке электродвигателей. Несколько из них после просушки оказались вполне работоспособными. Питались в основном с огорода, да еще тесть разводил кроликов. За год накопили материала. Жить в домике родителей было тесно, поэтому Владимир отремонтировал брошенную хозяевами квартиру в бараке, и семья перебралась туда. Кстати, пока ремонтировал квартирку – подходили несколько человек, считавших себя её хозяевами. Но с ними удалось договориться – Владимир живет там год, а потом передает отремонтированную квартиру. Через год он жилище передал. Простояло оно после передачи ровно две недели, после чего окна вновь оказались выбитыми, а внутренности – разгромленными. Видимо, такие были хозяева….

20 апреля стал копать траншею под фундамент. В октябре дом был готов – осталась внутренняя отделка. Зимой выполнил и эту работу. Работал в свободное от службы время. Уставал сильно, но как приятно было, когда уже летом переехали в еще не до конца отделанный, но свой дом.

Через год был готов гараж, еще через некоторое время обустроена вполне приличная усадьба со всеми пристройками. Приобрели автомобиль – без изысков, обычную четверку. Появились компьютеры, дети окончили институты и работали.

События 1993 года, суета вокруг распродажи страны оптом и в розницу – прошли как-то мимо сознания. Ему тоже пришлось съездить во Владивосток – за не выданной зарплатой и справками о том, что не получал положенное при увольнении довольствие. Но на Эгершельда не пошел – времени не было – в течение дня решил все вопросы в штабе флота и сразу уехал.

Пока служил, решил все-таки закончить пединститут – работа в милиции откровенно не нравилась, слишком уж много было скользких моментов в работе. Поступил на заочное. Во время сессии узнал, что образуемый в городе институт уголовно-исполнительной системы ищет сотрудников, имеющих опыт правоохранительной и военной службы. Нашел этот институт, обратился к начальнику, предложил свои услуги. Подготовил конкурсную лекцию, провел ее, занял должность начальника факультета очного обучения – к тому времени Владимир получил звание подполковника внутренней службы.

С курсантами было интересно, работа нравилась, продолжал, тем не менее, учиться заочно. Во время сессий брал частями отпуск. Получил диплом, стал вести занятия по некоторым предметам.

Вел исследовательскую работу, изучая особенности мотивации курсантов, в системе исполнения наказаний. Готовил диссертации сразу по двум темам – нравилась еще и история.

Однако жил по прежнему в своем городе, много времени занимала дорога, поэтому, однажды зимой сильно простудился, диагноз своевременно не поставили и он, надолго свалился с воспалением. Потом пошли осложнения после лечения. Начальник предложил ему перейти на преподавательскую работу, но Владимир решил увольняться, чтобы не потерять в пенсии, да и тяжело стало ежедневно мотаться в другой город на работу.

Уволившись в запас, он устроился работать в школу – преподавал историю и ОБЖ. Вместе с пенсией, это позволяло жить вполне обеспеченно, помогать детям.

Между тем, подошло время, идти на пенсию Галине. Она обратилась в пенсионный фонд, но там, подсчитав ее выслугу лет, определили, что оказывается, из 25 лет педагогического стажа, ей можно засчитать только 6. Деятели пенсионной службы предложили оставшиеся 19 лет доработать…. Пришлось вновь собираться во Владивосток – собирать справки о работе жены в Тихоокеанске.

И опять поезд – не любил моряк летать самолетами. Да и цены – не чета советским – не позволяли. Из Владивостока переехал в Техас, в городской администрации собрал необходимые документы, запросил справки, которые не могли подготовить сразу. Во Владивостоке, взяв обратные билеты, решил сходить на Эгершельда, посмотреть знакомый колодец.

Добрался до улочки. Многое было перестроено. Колодец, в котором в казавшейся уже так далекой сне-жизни он — не он прожил несколько зим, был на месте. Посмотрел на него издалека. Там обитал какой-то бомж, запашок от него ощущался, и бывший обитатель этого жилища не стал приближаться. Просто сидел, вспоминая эпизоды своей прошлой жизни.

Обитатель колодца тем временем куда-то уходил, потом вернулся.

Владимир подошел все же к нему, правда, постарался зайти с наветренной стороны. Поинтересовавшись жизнью и здоровьем, посетовав на судьбу, спросил:

— Тут кот обитал, лет уж 10 тому назад. Не видели, куда делся?

— А-а-а. да, был тут котяра, старый-престарый. Не люблю кошек, выгнал его, он и пропал куда-то прошлым летом – то ли сдох, то ли ушел к кому. А тебе-то зачем?

— Да так, бывал тут когда-то, видел его. Интересный котик….

— А сам чего тут делал?

— Знаешь, даже жить пришлось в этом колодце….

— Да ты что? Тоже жизнь потрепала?

— Да уж, потрепала…

— Может, выпьем по этому поводу?

— Нет, пить не буду. Да и тебе не стоит, иначе из колодца не выберешься.

—  Ну, а тебе-то что? Если сам не хочешь, так угости, а?

Бывший обитатель колодца дал нынешнему его хозяину сотенную бумажку и медленно пошел на вокзал.

Приехал домой. Жене пенсию оформили, но для этого пришлось дважды обращаться в суд – пенсионный фонд демократической России, оказывается, защищал интересы не пенсионеров, а свои собственные, которые заключались в том, чтобы пенсии не выплачивать. К тому времени отставной офицер уже прочел пару книг о так называемых попаданцах, и он размышлял о том, как можно было изменить течение событий в жизни страны.

Но вот стоило ли это делать? И разве существовали реальные пути таких изменений в его обстоятельствах, когда он возвращался к началу жизни из начала 90-х, не имея даже реального представления о процессах, приведших к развалу страны…. А сейчас – можно ли вернуться? И нужно ли? Ему часто снилось море, волны, парус, тянущий вперед яхточку. Жизнь тогда была тяжелой, но это ощущение единства с морем и стихиями помнилось и сейчас, через две жизни…. Не вышло из него литературного попаданца, воспользоваться своими обстоятельствами для изменения судьбы страны и народа ему не удалось. Но стоит ли сожалеть об этом? Все-таки изменил судьбу свою, жены и детей, родители не огорчены его неудавшейся военной карьерой. Так ли уж мало у него получилось?

Подумав, он засел за компьютер и стал искать чертежи небольшой парусной яхты для самостоятельной постройки. Ангаром он решил сделать теплицу из сотового поликарбоната – с осени и до весны она будет свободна. Водоемы вокруг имелись, а соорудить трейлер не будет проблемой….

А там – бой покажет, що воно с этого выйде….

[1] ворошиловка – ворованное шило. Шило – местное название технического спирта

[2] После развала СССР в незалежной Латвии он некоторое время пробыл даже министром обороны этого государства.

[3] Морской Астрономический ежегодник.

[4] Таблица высот и азимутов светил. Издается ежегодно, используется для астрономических расчетов линий положения и различных поправок.

[5] Клотик – верхняя площадка на мачте. Суть шутки в некотором созвучии со словом камбуз – корабельной кухней. В поисках клотика матросы часто удаляются все дальше от искомого чая.

[6] По латышски – море.

[7] ПР-73 – палка резиновая, 1973 год выпуска. Разрешено к применению в качестве спецсредств в оговоренных законом случаях, к которым допрос подозреваемого не относится.

[8] Засекут – это не значит, что станут сечь розгами или ремнем, а просто – заметят – на молодежном жаргоне.

[9] Кстати, это молодому комсоргу удалось, и при следующей встрече он взахлеб рассказывал Владимиру о своей удаче. Не выходя в море, он сумел получить звания, медали и уволиться в запас уже после развала СССР.

[10] Кстати, когда действительно дошло до выбора – то он одним из первых выбросил свой партбилет, сохранив должность. Впоследствии он стал командующим ТОФ, еще позже – начальником Главного штаба ВМФ России. Уже в середине 90-х Владимир увидел в новостях по телевизору сюжет об аресте этого деятеля за махинации с квартирами.

 

Рыбак Андрей Николаевич, 1958 г. р.Выпускник КВВМПУ  1979 г. класс 424.
 Служил на ТОФ, КР» Адмирал Сенявин», ТАКР «Минск», ЭМ «Стойкий»
 Уволен в запас в 1993 г. служил в МВД — подполковник внутренней службы.