Сторожевой корабль уже не один месяц находился в Средиземном море, поэтому ротацию увольнявшихся в запас воинов на молодых пришлось проводить в условиях, максимально приближенных к боевым. Молодое пополнение, прибывшее транзитом на попутном транспорте, было построено на юте. Старпом оглашал наименование боевых частей и фамилии молодых матросов, которые направлялись туда служить. Соответствующие командиры забирали своих новых подчиненных и уводили их в кубрики располагаться и осваиваться в новых условиях.
Командир минно-торпедной боевой части капитан-лейтенант Никитин был сильно озадачен, когда старший помощник командира стал объявлять фамилии тех, кому было доверено служить в его подразделении: Заирбеков, Мухаммедов, Киньябаев… Михаил Никитович загрустил, когда окончательно понял, что под его начало идут исключительно узбеки, таджики и представители других национальностей, что проживают с ними рядом в Средней Азии. Нет, он не имел ничего против этих, загоревших под южным солнцем людей, но он с большой вероятностью предполагал, что с русским языком они на «вы», а, следовательно, спокойные времена для него канули в лету.
После того, как стало известно, что через десять дней штаб эскадры планирует провести на сторожевом корабле смотр, минёр загрустил пуще прежнего. Ему становилось не по себе, когда он начинал думать о том, сколько усилий предстоит потратить, чтобы подготовить к смотру своих новых подчиненных. Ведь его бравые парни были все как на подбор – ни один из них толком не знал русского языка. Они мило улыбались и на первых порах ничего не могли взять в толк. Учитывая обстановку, капитан-лейтенант решил лично заняться их подготовкой к смотру. Он предпринимал массу усилий, вплоть до подкупа и шантажа, чтобы его подчинённые имели хоть малейшее понятие о книжке боевой номер, статьях уставов и прочем, что нужно знать к смотру. Но увы, реальная действительность была неутешительна. Его потуги просветить молодых матросов разбивались об их упорное непонимание. Никитин бился с ними, как рыба об лёд, а толку никакого. В поисках выхода он пришёл к выводу, что надо попробовать одеть в «профессорскую мантию» старшину команды минёров мичмана Олега Кудасова, вон он и родился поближе к ним – в Астраханской области. Кудасов предпринял несколько попыток уклониться от порученного дела, но под неослабевающим давлением начальника был вынужден смириться. Его методы обучения подчиненных также оказались несостоятельными. Не помог ни усиленный паёк, ни изысканное бранное слово. Ребята с Востока продолжали улыбаться и ни на йоту не продвинулись в профессиональной учёбе.
До смотра оставалась неделя. Нужно было что-то делать. И тут Никитина осенила гениальная идея. Он придумал свой уникальный педагогический метод. Капитан-лейтенант с энтузиазмом взялся за дело. Михаил Никитович каждый день в обед выводил своих подопечных на верхнюю палубу на бак к орудию, заставлял их взобраться на постамент и начинал читать им статьи уставов, книжки боевой номер и инструкции. Новаторство Никитина было в том, что он требовал от подчиненных повторять за ним хором. Но не просто декламировать, а петь. По чуть-чуть дело пошло. Заирбеков, Мухаммедов и Киньябаев, раскачиваясь словно дервиши, излагали азы военных знаний и корабельной службы в ритме вальса. Язык песни оказался более доступен и прост. Да и угрожающие стальные орудийные стволы невольно ускоряли процесс. В общем, педагогическая победа состоялась. Успех был налицо. Новый педагогический метод Никитина не вошёл в научный оборот лишь по одной причине – непредсказуемости флотской жизни. Однако обо всём по порядку.
Накануне смотра сторожевого корабля из Сирии на эскадру прибыл генерал-майор, представляющий Генеральный штаб наших Вооруженных Сил. Он планировал с первой оказией отправиться в Союз. В ближайшие дни попутных кораблей и судов не намечалось, поэтому генерал-майор решил принять участие в смотре корабля.
На смотре по воле провидения московский чин решил пообщаться не с кем иным как с новыми подчиненными командира минно-торпедной боевой части. Их смуглые, опалённые солнцем лица и миндалевидные, святящиеся преданностью глаза привлекали к себе внимание. Когда генерал остановился напротив Киньябаева, у капитан-лейтенанта Никитина засосало под ложечкой. Но он успокаивал себя тем, что на последней тренировке у орудия вся его гвардия успешно пропела основные постулаты, которые им требовалось знать наизусть. Случилось так, что общение проверяющего с проверяемыми пошло по неожиданному руслу. Генерал-майор не был докой в корабельных делах, поэтому решил идти проверенным универсальным путём.
Обращаясь к молодым матросам, он прищурился, возможно, от яркого света солнца, и спросил:
– Товарищи матросы, а скажите мне, кто такой Леонид Ильич Брежнев?
В наступившей паузе был слышен даже плеск волн о борт корабля. Самый шустрый из молодых ребят матрос Киньябаев набрался смелости и на чистейшем русском ответил:
– Товарищ!
Генерал искренне удивился последовавшему ответу, и переспросил:
– Кто? Кто?
Моряк покрутил глазными яблоками с ярко выраженными черными зрачками, концентрируя внимание, и, бросив взгляд на стволы пушек, под которыми проходил обучение, выпалил:
– Дорогой товарищ!
Озадаченный генерал, заинтересовавшись моряком, задал очередной вопрос:
– Вы кто?
И тут последовал ответ, который привел генерала в полное замешательство.
Широкоскулый, со слегка раскосым взглядом и ярко-коричневым оттенком кожи моряк, уже не раздумывая, выпалил:
– Румын.
Генерал-майор ожидал услышать всё что угодно, но только не это. Он впал в прострацию, а за его спиной раздался дружный смех флотских проверяющих, которые по достоинству оценили комичность ситуации, понимая, что представитель Генерального штаба понятия не имеет, что на кораблях военнослужащих минно-торпедной боевой части негласно зовут «румынами», артиллеристов-ракетчиков кличут «рогатыми», механиков – «маслопупами» и т.д. Когда генералу объяснили, что по флотским понятиям румын – это вовсе не национальная принадлежность, а прозвище, сложившееся из аббревиатуры РУ – реактивные установки и мины, что со временем трансформировалось в «румыны», то он тоже присоединился к дружному смеху офицеров. После этого инцидента смотр корабля пошёл в благодушном ключе и состояние корабля и подготовка личного состава не вызвали особых нареканий. И свой вклад в это внес молодой «румын» из Средней Азии Мансур Киньябаев.
Через два года службы «румынята» Никитина превратились в авторитетных спецов. И при проведении торпедных стрельб, и в повседневной жизни командир всегда мог на них положиться как на самого себя.
Сергей Нитков
