Может, потому, что мы прошли всю запланированную программу, а может, и по каким-то иным причинам, вскоре всех нас направили на участие в киносъёмках. Снимали двухсерийный фильм «Оборона Севастополя», позднее вышедший в прокат под названием «Море в огне». Своей массовкой мы изображали морских пехотинцев, ведущих бои с фашистами в степях на подступах к Севастополю. Нас переодели в солдатские, выгоревшие на солнце, гимнастёрки, из-под которых должны быть видны флотские тельняшки. Раздали головные уборы, причём разные: кому досталась каска, кому – старая чёрная бескозырка без пружин с названием корабля на ленточке, кому – солдатская пилотка. Выдали и оружие, когда-то бывшее боевым, но приспособленное для стрельбы холостыми патронами. Те, кому повезло, получили автоматы ППШ. А мне досталась древняя трёхлинейка, чей потёртый приклад, казалось, ещё помнил мозолистые ладони красноармейцев, штурмовавших укрепления Перекопа.
Съёмки проходили в степи, почти на берегу моря, недалеко от территории, занятой бригадой морской пехоты. С утра и до обеда мы сидели в окопах, а по команде режиссёра бежали в атаку с оружием наперевес, криками «Ура!» и «Полундра!», среди дыма от горящих дымовых шашек и взрывов зарытых в землю фугасов.
И снова не обошлось без курьёзов. К примеру, назначили тех, кто должен в процессе атаки упасть на землю, изображая раненых или убитых. И вот снимают очередной дубль. Курсант Сергей Россинский, картинно взмахнув руками, падает перед камерой. Следом за ним бежит Слава Маляр с ППШ, он останавливается, толкает упавшего ногой и выпускает в него очередь.
– Стоп, камера! Ты что творишь, хулиган?!
– А это я его добил, чтобы долго не мучился…
А вообще-то было нелегко. Сильно страдали от жары. Лето, в отдельные дни +37 в тени, а на солнце – под +45. Вокруг – голая степь с жёлтой выжженной травой, ни одного деревца, никакой тени, и от палящих лучей не спрятаться, не скрыться. Мы литрами пили тёплую, отдававшую хлоркой и железом воду, которую подвозили в бочках, а она немедленно выходила из организма потом…
Позади нас, метрах в пятидесяти, плескалось море. Такое голубое, чистое, манящее… Однако купаться было категорически запрещено – из-за угрозы эпидемии холеры. Кто-то где-то обнаружил в воде какие-то палочки. Перед входом в столовую нас даже заставляли перестраиваться в колонну по одному, и врачи строго контролировали, чтобы каждый окунул кисти рук в обрез с концентрированным раствором хлорной извести. Когда садились за столы, казалось, что всё покрыто тонким слоем засохшей хлорки – кружки, миски, ложки…
В один из самых жарких дней мы фактически испеклись на солнце, и сердце командования дрогнуло: нам обещали двадцать минут купания по завершении съёмок. И вот – съёмки окончены, мы выбрались из окопов и живописными группами валяемся на сухой траве, в нескольких метрах от воды, ожидая команды. После киношных атак у многих ещё остались неиспользованные холостые патроны. То в одном конце раздаётся: «Бах!», то в другом: «Бах, бах!..». Большие мальчишки, иначе не скажешь.
Появляется Капитан Чоп:
– Прекратить стрельбу, мать вашу!
И тут за его спиной очередное: «Бах, бах!..».
Чоп побагровел, упёр в бока кулаки и изрёк:
– … купанию!
Не знаю, может, он и не такой уж плохой человек, но этот …, хоть прошло с той поры более сорока лет, мы ему никогда не забудем…
***
Корабельные практики по основной специальности – партийно-политической работе – не были совместными, поскольку нас распределяли по разным кораблям и частям флота. Здесь всё во многом зависело от того, на какой корабль попал, повезло или нет с наставниками. Мне довелось поработать и на десантном корабле, и на морском тральщике, и на сторожевике. Общей же для всего курса была ещё одна практика, тоже штурманская и астрономическая, проходившая летом 1972-го на учебном корабле «Гангут».
Это уже не каботажное плавание вдоль черноморских берегов, а настоящий дальний поход: переход из Таллинна в Севастополь через воды Балтики, открытой Атлантики, Средиземного и Чёрного морей. Так же несли штурманские вахты, вели счисление пути корабля – прокладку на морской навигационной карте, определяли место корабля в бескрайнем море по светилам: днём – по солнцу, ночью – по луне и звёздам. Все научились обращаться с морским секстаном и решать непростые, требующие навыков работы со специальными таблицами и длительных математических вычислений, астрономические задачи.
Здесь всё было всерьёз – и хороший суточный шторм в Северном море, и могучая океанская зыбь Бискайского залива, и постоянное сопровождение нашего корабля боевыми кораблями, самолётами и вертолётами НАТО…
Берег, по ориентирам которого можно точно определить место нахождения корабля, виднелся только при проходе проливов. Сначала это были берега Датского королевства и ФРГ с проливами, чьи названия звучат очень романтично: Бельт, Зунд, Скагеррак, Каттегат. Затем – знаменитый Ла-Манш. (Но в густом тумане мы, хоть и вовсю пытались, так и не смогли разглядеть берега Альбиона.) А вот уже и Геркулесовы столбы – Гибралтар, вход в Средиземное море. Когда-то именно это место считалось концом света!..
Недели плавания пролетали быстро и интересно, особенно в Средиземном море. Днём – яркое солнце, свежий морской бриз, лазурные волны и стаи дельфинов вокруг корабля, а ночью – огромная луна, светлая лунная дорожка на волнах, незнакомые ароматы, приносимые ветром с берега…
А в это время мы мечемся по штурманской палубе от карты с прокладкой к радиопеленгатору, потом на крыло мостика – «покачать секстаном луну», снять показания, далее – к мореходным астрономическим таблицам, а затем – быстро – считать, считать, считать…
В редкие минуты передышки можно было собраться ночью на верхней палубе и даже прилечь на её надраенное до сияния деревянное покрытие, закинуть руки за голову и любоваться звёздным небом с падающими метеоритами, оставлявшими за собой яркий след… Тихо и мелодично звенит гитара, друзья о чём-то поют вполголоса, и так хорошо, что хочется эти минуты продлить… Мы там сочинили песенку, все слова которой, к сожалению, не запомнились, но припев у неё был такой: «Под небом африканским, уже не первый раз, грозит американцам тринадцатый наш класс»…
Там, в Средиземном море, многих принимали в партию. Приняли и меня кандидатом в члены КПСС. Собрание проходило прямо на штурманской палубе, и над самыми мачтами нашего корабля летал американский разведывательный самолёт «Орион». Рекомендации для вступления мне дали наш командир роты (Кэп) и мой любимый преподаватель – заместитель начальника кафедры кораблевождения капитан 1-го ранга Киприянов Олег Константинович.
…В Эгейском море мы около суток простояли на якоре. Сделали большую приборку, помылись в бане, провели спортивные состязания и шлюпочные гонки, показали концерт художественной самодеятельности. Затем началось форсирование черноморских проливов.
Вот они – длинные и узкие Дарданеллы, старинные форты и крепости по берегам, крестьяне, пасущие стада коз и овец. Вот небольшое Мраморное море с тёмно-зеленой водой повышенной – из-за обилия растворённых в ней солей – плотности. Наконец – пролив Босфор и древний многоликий Стамбул, раскинувшийся на его берегах. Повсюду, как острые пики, устремились в небо бесчисленные минареты. Прямо к воде спускаются беломраморные дворцы знати, а рядом можно разглядеть и такие лачуги, что, думалось, только на старых фотографиях остались. Идёт стройка огромного моста через пролив: он должен соединить азиатский берег с европейским. Высоко наверху – маленькие, как муравьи, фигурки рабочих хлопотливо снуют по стальным натянутым вантам…
Потом, в дальнейшей жизни и службе, много раз пришлось ходить этой морской дорогой, но самый незабываемый – первый.
Олег Гречко, выпускник КВВМПУ 1973 года.
Из серии рассказов «Страна КВУМПАРИЯ. Курсантская быль».
Москва, 2014 год.
