Какая военная служба, в том числе и учёба, без нарядов, вахт, караулов?.. И начались они у нас с первого дня пребывания в стенах училища, и, естественно, продолжались до выпуска. Наряды, конечно, были разные, тяжёлые и не очень, но все необходимые.
Самые трудные физически, самые грязные и непрестижные – наряды первого и второго курсов. Это настоящая школа мужества, проверки на стойкость.
***
Вот, например, камбузный наряд. Помню, как, едва мы перешли на третий курс, Славка Маляр, будучи дневальным, забрался на подоконник и, размахивая мокрым тельником, как флагом, закричал нам, стоявшим внизу на плацу в строю:
– Мужики, нет больше камбузного наряда!!! Ура-а-а!..
Мы сорвали с голов бескозырки, подкинули их высоко в воздух и тоже грянули «Ура-а-а!». Наш Кэп стоял перед строем, не пресекая это нарушение устава, и улыбался.
Попавших в камбузный наряд распределяли в большую посудомойку, в варочный цех, в малую посудомойку и в хлеборезку. В посудомойках, как правило, оказывалась молодёжь.
Самым «страшным» местом была большая посудомойка, в которой обычно работало два человека. Для меня она стала одним из главных кошмаров первого курса, а попадал я в неё не реже одного раза в две недели.
Задача трудившихся там, понятное дело, – мытьё всей посуды после трёхкратного приёма пищи курсантами училища. Для этого в помещении были оборудованы две большие, обитые железом раковины. Одна – для мытья грязной посуды, другая – для ополаскивания. Вдоль стен размещались огромные стеллажи – на них ставилось вымытое.
Рабочие посудомойки переодевались в какие-нибудь старые штаны, а на голый торс надевали прорезиненные фартуки. На ногах – родные «прогары». Из подсобных материалов – тряпки, которые мгновенно пропитывались жиром, сухая горчица в пачках или сода.
Поступавшую в приёмное окошко посуду сначала очищали от пищевых отходов – их сбрасывали в специальные лагуны. Отходов было много, особенно когда готовили перловку или пшёнку, чуть поменьше – когда на столы шли картофель, рис или гречка. Первого блюда тоже всегда оставалось изрядно. Заполнившиеся доверху лагуны с помоями надо аккуратно, чтобы не расплескать (за что от шеф-повара можно и по шее получить!), вынести на хозяйственный двор и перелить в большие железные бочки, которые отвозили в подсобное хозяйство училища в Лютеже – на корм свиньям.
Сам процесс мытья выглядел так. Будь то бачок, миска или чайник, они сперва попадали в раковину, заполненную почти кипятком с растворённой в нём горчицей. Здесь их драили с помощью тряпки. Затем посуду перебрасывали в раковину с более прохладной водой для ополаскивания, а оттуда – на стеллажи для просушки.
Вода в раковинах, естественно, очень быстро становилась грязной и жирной, поэтому её приходилось периодически менять.
Полностью отмыть жир было невозможно, это не удавалось никому и никогда. Однако и оставлять его нельзя, поскольку в посудомойку могут наведаться твои же товарищи или – что ещё хуже – старшекурсники со следами твоего брака на бачке или миске… Нет, никакого рукоприкладства не существовало, но выскажут тебе такое и так, что на всю жизнь запомнишь!..
А теперь представьте себе объём работы. В общей столовой питалось три курса. Каждый курс – две роты, в каждой роте – в среднем 120 человек. За столами – по 10 человек. На стол ставили: бачок с первым блюдом, бачок со вторым, чайник с компотом, 10 глубоких мисок, 10 мелких мисок, 10 кружек, 10 ложек, 10 вилок, тарелку с хлебом, тарелку с закуской, прибор для специй…
Простой арифметический подсчёт показывает: два посудомойщика после каждого обеда или ужина отмывали, как минимум, 144 бачка, 1440 мисок, 72 чайника, более 3000 ложек, вилок, ножей и прочего.
Это, наверно, походило на муки в преисподней: пар клубами, всё в липком жире, жиром постепенно покрываются тело, волосы, кажется, что он проникает даже под кожу, жутко «благоухают» пищевые отходы, мутно мерцают сквозь пар лампы освещения, в ушах непрекращающиеся лязг и журчание… Прямо хоть к Босху на гравюру!..
Грязную посуду после обеда едва успевали домыть к ужину, а после ужина – и к отбою не всегда укладывались. Уставали так, что иногда валились на свою койку в кубрике лицом вниз, не имея сил раздеться…
***
Второй по степени тяжести на камбузе – варочный цех. Здесь рабочий был на постоянных вводных и побегушках: подай, принеси, вынеси, вымой котёл, нарежь овощи и так далее.
В варочном царствовал училищный шеф-повар Лебедько Николай Андреевич (или просто Андреич) по кличке Косой. Говорят, его привёз за собой в Киев первый начальник училища капитан 1-го ранга Фёдор Филимонович Турчин. Андреич был мичманом, правда, в форме мы его практически никогда не видели – всё время в белом поварском костюме и в колпаке, а также он действительно сильно косил на один глаз. Ходили слухи, что Андреич даже успел повоевать и матросом в войну служил на катерах Черноморского флота.
Камбузный наряд Андреич гонял беспощадно. Точно не помню, но, по-моему, наш курсант Валерий Перепелицын на мотив модной тогда песенки сложил куплеты, которые мы распевали: «Рабочий варочного, рабочий варочного, тебя Андреич мыть котёл зовёт и отдохнуть тебе, как полагается, косой м… минуты не даёт! Рабочий варочного, рабочий варочного, вари, тащи и подавай обед. Рабочий варочного, рабочий варочного – страшнее слов на белом свете нет! Вспомнятся мне годы молодые, вспомнится мне камбузный наряд, и слова шеф-кока в белых брюках до сих пор в ушах моих звучат: рабочий варочного…».
В 2003-м, на 30-летие нашего выпуска, в элитном ресторане на Старой площади, собрался наш «московский куст» квумпарей, подъехало и несколько питерцев. Так мы там эти куплеты хором спели – никто не забыл!..
Однако тяжкие будни варочного цеха скрашивало присутствие в нём молодой поварихи Гали, нанявшейся на работу практически одновременно с нашим поступлением. Как на грех, она тоже косила, но совсем немного, и получила кличку Галка Косая. Была она крепко сбитая, фигуристая, грудастая и… не самых строгих правил. Может, потому так ни за кого в училище замуж и не вышла, что со слишком многими любезничала.
***
Чуть легче работалось в малой посудомойке: там была только посуда, положенная исключительно выпускному курсу. Да, четвёртый курс питался в двух отдельных залах, уже за столиками на 4-х человек и из другой посуды (вместо алюминиевых мисок и эмалированных кружек – миски из нержавейки, а кружки – фарфоровые). Что, конечно, правильно и мудро, поскольку этим без пяти минут офицерам было необходимо овладеть навыками поведения за столом и общения во время приёма пищи (а кому-то – просто вспомнить эти навыки). Ведь впереди большинство из них ждали кают-компании кораблей… Перемыть 200 комплектов нержавейки уже не так сложно, а по времени это занимало два-три часа после каждой еды.
Самая лёгкая – работа в хлеборезке: нарезать хлеб, отмерить и порезать масло, отсчитать в каждую тарелку на стол положенное число кусков сахара. Вот, в принципе, и всё. Но молодёжь в хлеборезку, увы, не попадала. А заведовала ей фигура довольно колоритная – женщина лет тридцати, с ярко-ярко нарумяненными щеками, всегда в цветастых коротких платьицах и с огромным, как у первоклассницы, бантом на голове. Хорошо помню, как она приходила на работу с вафельным стаканчиком мороженого, не спеша лизала его и плотоядно разглядывала маршировавших мимо неё курсантов. Мы все её почему-то не любили…
Олег Гречко, выпускник КВВМПУ 1973 года.
Из серии рассказов «Страна КВУМПАРИЯ. Курсантская быль».
Москва, 2014 год.
