– Анатолий Викторович, здравствуйте!
– Добрый вечер!
– Вы окончили Киевское высшее военно-морское училище, морполит бывший, и служили на Северном флоте, на атомных подводных ракетных крейсерах. Как вам служилось?
– Напряженно, интересно и памятно на всю жизнь. Наверное, это были лучшие годы. (Улыбается).
– Вы ушли в каком звании и должности?
– В звании капитана второго ранга, заместителя командира атомного подводного крейсера.
– Ух ты! Были нештатные ситуации на атомном подводном крейсере?
– Ну, я всегда говорил, что атомная подводная лодка – это атомная электростанция и космодром Байконур в одной трубе, поэтому там, как на каждой атомной электростанции или космодроме, возникали самые разные ситуации. Тем более, что мы находились в замкнутом пространстве, на глубине 300–500 метров, и, конечно, нештатных ситуаций было много. Особенно памятная возникла буквально перед моим уходом с Военно-морского флота. Тогда за один выход в море подводная лодка пыталась утонуть, сгореть, произошла течь одного из контуров ядерного реактора… Я на всю жизнь запомнил последний выход в море, хотя их были десятки.
– Вы должны были тогда погибнуть?
– Могли.
– Лодка «Курск», которая, как известно, утонула, была аналогична той, на которой плавали вы?
– Я ходил в море на подводной лодке 12-й серии из лодок типа «Курск». Моя лодка – это 949-й А-проект, таким же был и «Курск». И порядковым номером ее был номер, что удивительно, 13. Поэтому я хорошо знал весь погибший экипаж и знаю многие подробности того, что произошло на «Курске».
– Что же там произошло?
– Цепь событий, неблагоприятных для экипажа, просчеты командования и полное отсутствие навыков аварийно-спасательных операций у тех служб, которые должны были этим заниматься. Плюс отсутствие воли руководства страны к немедленным действиям по взаимодействию с норвежскими спасателями и спасателями из других стран. Потеряли ситуацию, потеряли время, потеряли людей.
– Когда «Курск» погиб, вы плакали?
– Да.
– Представляли себя на месте тех ребят?
– Там было много ребят, с которыми я начинал служить, с которыми занимался в учебном центре. Мой экипаж формировался за полгода до формирования экипажа «Курска», и я мог стать замкомандира этой подводной лодки…
Самый прибыльный товар, который вывозят из Украины, – это сигареты
– Вы руководили таможенной службой Украины дважды – с 2009-го по 2010-й год и с 2014-го по 2015-й. Многие космонавты рассказывали мне, что их любимый фильм – «Белое солнце пустыни». Они смотрели его перед полетами. Слышал, вы эту картину Мотыля тоже любите…
– Это один из самых любимых фильмов! Еще до таможни. (Улыбается).
– Какая у вас любимая фраза оттуда?
– «Встретишь Джавдета – не трогай его, он мой». (Смеется).
– Чего больше всего сегодня везут в Украину контрабандисты?
– В Украину сегодня везут все, что можно выгодно здесь продать. Начиная от дамских трусиков, извините, и заканчивая оружием и наркотиками.
– Но самое прибыльное что? Сигареты?
– Самый прибыльный товар, который вывозят из Украины, – это сигареты.
Поскольку стоимость пачки сигарет в нашей стране сильно отличается от стоимости на рынках Европы. В Украину контрабандно завозятся прежде всего товары народного потребления: электроника, одежда и так далее. Продукты питания, высоколиквидные.
– Какие объемы денег идут мимо бюджета через таможню?
– Около 30 процентов от поступлений, которые сейчас есть.
– Это большие деньги?
– Огромные!
– Миллиарды?
– Десятки миллиардов гривен и миллиарды долларов.
– Кто сегодня рулит таможней, то есть реально ею управляет?
– Таможней не управляют. Она напоминает ребенка, у которого семь нянек, но он бесхозен, не присмотрен, брошен. Фактически над таможней Украины сегодня нет системы управления, нормальной и адекватной. Существует система неких смотрящих, местная элита пытается влиять на ту или иную таможню…
– …вот так?
– Да. Полукриминальные элементы, отдельные персонажи из депутатского корпуса… Таможня Украины переживает очень тревожное и непростое время. Возможно, один из самых сложных этапов в своем развитии.
Президент спросил: кто занимается контрабандой, кто ее крышует? Я сказал: «Все участники регаты находятся в этом зале»
– Кто кормится с таможни?
– Я однажды рисовал круг – на большом совещании… – …солнечный круг, небо вокруг… – …медовый пряник такой, и пытался объяснить, что сами таможенники-коррупционеры получают от этого пряника или сладкого пирога процентов 15. И доступ к этой кормушке имеют все силовые структуры, начиная со Службы безопасности Украины и дальше. В процентах показал, кто режет сегодня этот коррупционный пирог…
– …это вы случайно не о совещании у президента, посвященном борьбе с контрабандой, говорите?
– Ну, там это тоже прозвучало. (Улыбается).
– Президент спросил: что мешает вам эффективно работать?
– Кто занимается контрабандой, кто ее, извините за грубое слово, крышует? Он, конечно, не так выразился, но подразумевал это. А на совещании сидели уважаемые руководители силовых структур. Я сказал: «Все участники регаты находятся в этом зале».
– Их сразу же арестовали?
– Меня уволили – спустя некоторое время. (Смеется).
– Я знаю, с колоритным человеком, Геннадием Геннадьевичем Москалем, у вас был весьма колоритный разговор однажды. В чем суть?
– Он губернатором Луганщины тогда был, и возникла ситуация, когда на один из заводов сырье не могло поступить – из-за того, что Служба безопасности Украины заблокировала поступление целлюлозы под абсолютно надуманным предлогом. Губернатор немножко не разобрался в ситуации, посчитал, что это сделала таможня, перезвонил мне по так называемой «вертушке» и в свойственной ему манере высказал претензии. К сожалению, я не могу это повторить, как и свой ответ. Но когда я ему по-флотски ответил, Геннадий Геннадьевич сказал: «О! Так ти ж мене розумієш, ти ж розумний хлопець. Ми домовимось!» С тех пор поддерживаю самые близкие отношения с Геннадием Геннадьевичем, считаю его сильным, достойным человеком.
Предлагали три миллиона долларов. Однажды жене сказал: «Наверное, надо было взять»
– Часто на вас вообще давить пытались – серьезные люди?
– В 2009-м, в самом начале большой таможенной карьеры, – да. В 2014 году – уже нет: бесполезно. – Как это выглядело? Вам звонили, встречали? – Были угрозы, звонки серьезного уровня. Но в 2009–2010 годах была премьер-министр, которая понимала ситуацию и реально поддерживала. Когда бывший президент, с которым я сейчас тоже отношения поддерживаю, Виктор Андреевич Ющенко пришел меня снимать с должности на коллегию прокуратуры, собственно, все заседание было посвящено снятию главы таможни. (Улыбается). Ваш покорный слуга там выступил, после чего было сказано, кто кого снимает. Мы поменяли формат, скажем так… Давление было, начиная с высших эшелонов власти и заканчивая криминальными элементами. Мы это прошли, это уже история.
– Бандиты приходили?
– Приходили.
– Разговаривали конкретно?
– По-разному было. В 2014 году приходили уже камуфлированные наши «специалисты». Я пригласил их к себе, они пытались меня блокировать…
– …герои Майдана, вы имеете в виду?
– Так называемые герои Майдана, которые начали курировать те или иные контрабандные схемы. Я пригласил самых активных к себе в кабинет, налил по рюмке коньяку, мы поговорили – и они сказали: «Вопросов уже нет». Я дал понять: мол, пацаны, не берите меня на «слабо»…
– Скажите: рубцов на сердце много у вас осталось — после всех этих передряг?
– Ну, Илья Николаевич Емец, кардиохирург, знает.
– Это же нервная работа – руководить таможней, да еще и два раза, правда?
– Да, сложная. Если стараться делать ее честно и профессионально.
– Вы научились отказывать?
– Я часто отказывал.
– Сердце в пятки не уходило при явных наездах?
– Нет.
– Почему?
– Не знаю.
То ли ген страха ушел, то ли что. После истории с оформлением газа и мощнейшего пресса спецслужб в первой половине 2009 года страх у меня пропал.
– Какую самую большую взятку вам предлагали?
– Три миллиона долларов.
– Взяли, конечно?
– Однажды жене сказал: «Наверное, надо было взять». Вышел как раз из тюрьмы, эпоха безвременья, тяжелейшая… Она говорит: «Если бы ты взял, ты был бы не Макаренко».
– Но хотелось – чисто по-человечески – три миллиона?
– Да деньги предлагали за назначение подонка на должность, и слава Господу Богу, что тот подонок так и не всплыл потом. То есть, видимо, и другие не взяли.
– А если бы такие деньги давали за назначение хорошего человека на должность?
– Не взял бы.
– Ответ принят.
– А я объясню: я считаю, что это порочно, позорно и никчемно – брать грязные деньги за назначение людей на должности.
Требовали сдать Тимошенко: написали 14 пунктов, которые должен был выполнить, чтобы выйти на свободу
– При Януковиче вас посадили в тюрьму. За что?
– История с оформлением газа. Известный газовый контракт, абсолютно прозрачный, понятный, для таможни были предоставлены все необходимые документы… Да, были проблемы с переходом права собственности – между НАК «Нафтогаз» и легендарным «РосУкрЭнерго», но это не проблемы таможенного контроля и таможенного оформления. Если на таможню подаются все необходимые документы, она оформляет. Если чего-то нет, отказывает в оформлении. У нас в той ситуации не было оснований отказать. Вот если бы мы это сделали, нас надо было сажать в тюрьму…
– …то есть посадили по беспределу?
– Именно.
– Требовали кого-то сдать?
– Да.
– Кого?
– Тимошенко.
– А что хотели, чтобы вы сказали?
– Мне написали 14 пунктов, которые я должен выполнить…
– …и?..
– …выйти на свободу.
– То есть отпускали?
– Да.
– И вы?
– Послал. Причем на том же сленге, которым иногда пользуется уважаемый Геннадий Геннадьевич.
– Неужели не хотелось выйти?
– Хотелось. Но я принял свое решение, и семья меня поддержала.
– Тяжело было это решение принять?
– Я сделал это достаточно быстро и потом ни разу не каялся.
Поначалу меня держали в камере смертников, откуда людей водили на расстрел
– Юлия Владимировна узнала об этом?
– Да, она знает.
– Какой у вас разговор состоялся после тюрьмы? Был ли он вообще?
– Буквально через три дня после ее выхода из тюрьмы, в ее кабинете. Когда мы обнялись, Тимошенко пахла так же, как я после своей отсидки. Прелый запах безнадеги. При всем том, что она – женщина и яркий человек. Та золотая клетка, в которой она, как сейчас говорят, находилась, – обыкновенная тюрьма. Этот запах я запомнил навсегда. И с Юрием Витальевичем Луценко мы об этом как-то говорили – что именно запах помним.
– Как вам сиделось?
– В книге «Шантарам», которую многие читали, об этом есть: когда ты попадаешь в камеру и лязгает замок, ты оказываешься в ситуации, в которой даже демоны начинают молиться. Поначалу меня держали в камере смертников, откуда людей когда-то водили на расстрел…
– …на Лукьяновке?
– Да. Сейчас это камера для пожизненно заключенных, спецпост. Кстати, после меня туда Юрий Витальевич зашел… Первые часы было тяжело. Потом я переключил сознание и сказал себе: «Анатолий, ты служил на подводной лодке и уже был в замкнутом пространстве. Считаем, что ты пошел в автономку». Похудел за месяц-полтора на 15 килограммов, и когда жена меня в первый раз увидела, сказала: «Ты нам такой не нужен. Ты всегда был сильным, восстанавливайся!» И я изменил свое отношение к отсидке, решил, что не тюрьма будет меня ломать, а я ее. У Бродского есть слова: «Тюрьма – это место, где недостаток пространства компенсируется избытком времени». Времени там действительно много – читай, занимайся спортом, думай, пиши…
– Вы занимались спортом, думали и писали?
– Да.
– Вам было себя жалко?
– Ни разу.
– И не плакали там?
– По-моему, однажды – когда впервые встретился с супругой. Мне было стыдно перед ней за то, что я ее подвел, что ей очень сложно. Один раз в тюрьме пытались меня унизить, устроив досмотр с раздеванием
– Вас не унижали?
– Нет.
Один раз пытались, была ситуация…
– …каким образом?
– Досмотр с раздеванием…
– …с заглядыванием?
– Но это не получилось. Сергей Старенький, бывший начальник Лукьяновского СИЗО, об этом знает, и в этой ситуации он повел себя очень достойно: дал необходимые команды. Я бы не позволил…
– …в драку полезли?
– Да, я бы дрался.
– Как относился к вам блатной мир?
– Уважительно.
– Были контакты?
– Да, на втором этапе тюрьмы. Правоохранителей (а таможенников относят к ним) зеки называют цветными, и как сказал один бывший заключенный, когда цветной Макаренко входил, блатные вставали. (Улыбается). Для меня это лестная фраза. Возможно, не надо ее сейчас говорить, но… Надо было себя поставить, потому что мне рисовали 8–10 лет, я готовился к тому, что буду в тюрьме находиться долго, нужно фиксировать свое имя, свою позицию…
– Я видел фотографии из Лукьяновской тюрьмы, совершенно жуткие. На мой взгляд, держать людей в подобных условиях бесчеловечно. Скажите: вы в таких же камерах сидели?
– Я сидел в разных камерах.
– Грибок, сырость, плесень…
– Одна из самых тяжелых – камера, стены которой выходили на солнечную сторону. У нас не было градусника, но летом было точно больше 40 градусов. Это было ужасно, мы постоянно обливались водой, единственным источником воздуха была так называемая кормушка. Решетка открыта, кормушка – хоть какой-то сквозняк. А потом решетку начали заваривать. Мы сидим в камере, искры летят – как в кинофильме все. Не могли понять, что происходит, два дня выламывались, чтобы кого-то вывели и он попытался в ситуации разобраться. Я устроил демарш, и меня привели к начальнику СИЗО, тому же Сергею Старенькому. «Зачем, – говорю, – заварили решетку? Мы задыхаемся, у нас сердечник в камере, у него приступ случился!» Он сказал: «СБУ предупредила, что есть угроза вашей личной безопасности». – «И что, эту угрозу вы локализуете, создав угрозу жизни всех обитателей камеры?» Надо отдать должное Старенькому, он дал приказ раскупорить нас.
Мы с Луценко вспоминаем тюрьму с анекдотом, с улыбкой. Никакой горечи и серых мыслей нет
– Кто из известных сидельцев находился рядом с вами?
– Игорь Степанович Зварич. Мы в одной камере сидели – на завершающем этапе.
– С Луценко вы пересекались? –
Один раз, когда нас вывели на допросы в разные помещения. Я уже был матерым заключенным (улыбается), немножко влиял на ситуацию, попросил конвой – и они открыли мне дверь к Юрию Витальевичу. Я забежал, обнял его, поцеловал Ирину, которая как раз была у него, и все.
– Вы сохранили с ним хорошие отношения?
– Да. Юрий Витальевич Луценко – мой друг, я горжусь этой дружбой и очень ее ценю.
– Он достойно сидел?
– Очень достойно!
– Сейчас, когда встречаетесь, вспоминаете тюрьму?
– С анекдотом, с улыбкой. Никакой горечи и серых мыслей нет.
– Это правда, что однажды к вам в тюрьму приехал Вахтанг Кикабидзе?
– Да. Меня вызвал к себе начальник тюрьмы, весь дрожащий. Говорит: «Ты не представляешь, кто у меня сейчас был!» – «Кто?» – «Вахтанг Кикабидзе. Хотел с тобой встретиться, но я сказал, что если сейчас выведу тебя на встречу с ним, то завтра сяду на твое место. Прости». И передал мне иконку от Вахтанга Константиновича. Это было очень трогательно и на всю жизнь. Я преклоняюсь перед этим человеком и люблю его.
– Сколько времени всего вы провели за решеткой?
– Один год и 13 дней.
– Это выброшенное из жизни время или вы что-то приобрели?
– Скорее, приобрел.
– Что именно?
– Уверенность. Проверил себя. Могу.
Хорошковский мне прямо сказал: «Анатолий, оформите газ – посажу в тюрьму»
– Кто персонально несет ответственность за то, что вы оказались на нарах?
– Группа молодых следователей, которые приняли дело и фальсифицировали его.
– Но ими же кто-то руководил…
– …председатель Службы безопасности Украины.
– Кто им тогда был?
– Валерий Иванович Хорошковский.
– То есть это его инициатива?
– Трудно сказать чья. Скорее всего, того круга, который мы называем «группа «РосУкрЭнерго». Она уже ушла в историю, но это была мощная группировка. Наверное, для какой-то схемы по возвращению их газа посадка Макаренко и других таможенников была необходима. Конечно, хотели получить показания в отношении Тимошенко. Это было необходимо политическому руководству, как я понимаю. Газ они вернули, показаний не получили.
– Хорошковский тоже ведь, до вас, таможней руководил…
– …да-да…
– …и есть ведь какие-то коллегиальные отношения…
– …Валерий Иванович был очень мощным главой таможни. И я вам больше скажу: после выхода из тюрьмы мы встретились, объяснились – и у меня нет к нему никаких претензий. Когда мы оформляли газ, он мне прямо сказал: «Анатолий, оформите газ – посажу в тюрьму». Я ответил: «Вы же меня знаете. Если будут все необходимые документы, я оформлю». Я сдержал свое слово, он – свое. (Улыбается).
– Год и 13 дней вы отсидели. Отомстить кому-то за это хочется?
– Нет. Мне предлагали включаться в акции по мщению легендарной судье Царевич, которая судила меня, Тимошенко, Луценко… Судья Вовк меня судил – в одном из судов. Легендарный Николай Грабик был руководителем следственной группы, а потом руководил следственной группой по делу Тимошенко: его перевели туда на повышение. Мне предлагали заняться игрой в догонялки, я отказался. Но я их всех помню.
– Люди, которые занимали высокие должности, а потом попадали в тюрьму, рассказывали мне, что следователи первым делом пытались их сломить и говорили: мол, это там ты был кем-то, а здесь ты говно…
– Мне не говорили ни разу. Кто сказал Януковичу, что меня надо отпустить, ей-богу, не знаю, но хотел бы пожать руку, даже если это очень высокий человек
– Помните день, когда вы уходили из тюрьмы?
– Да. Меня за год вывозили на всякие допросы около сотни раз. Это тяжелая процедура вывода из камеры, конвоирование, «стакан», «воронок», ты пересекаешься с туберкулезными больными в этих боксах… Сложно на самом деле. В камере все понятно: ты зафиксировался, живешь по режиму. Прогулка – камера, прогулка – камера… И когда в очередной раз мне сказали, что повезут на суд, я ответил, что заранее согласен с его решением и никуда не поеду. Знал, что сидеть придется долго. Но пришел дежурный офицер: «Вы обязательно должны ехать, не пытайтесь нам тут что-то устраивать». Ну, хорошо, поехали. И этот суд меня выпустил!
– То есть вы не думали…
– …абсолютно неожиданно все! Хотя месяца за три до этого мне предлагали выйти, опять-таки, с определенными условиями, а инспектора таможенного, который непосредственно оформлял газ, – оставить в тюрьме. Я сказал, что выйду только вместе со своим инспектором. И освободился в один день с ним.
– Это правда, что вы вышли только потому, что к Януковичу пришел кто-то очень серьезный и сказал: «Вам нужно отпустить Макаренко»?
– Ходят такие слухи, но до сих пор я не знаю правды.
– Кто это мог быть, как считаете?
– Вот ей-богу, не знаю. А хотел бы пожать руку, даже если это очень высокий человек. А у Виктора Федоровича спросить не могу…
– …пока…
– …ну да. (Улыбается).
– Европейский суд удовлетворил ваш иск к Украине – за то, что вы отсидели незаслуженно. Сколько вам должны выплатить и выплатили ли уже?
– Пока нет. По решению суда, это 10 тысяч евро, и если эти деньги будут начислены бывшему подсудимому Макаренко, они сразу же уйдут детворе Украины. Мы с ребятами помогаем нескольким семьям, и это будет правильно.
– То есть в Европе признали, давайте скажем, что отсидели вы незаконно…
– …да. Мы этого добились. Прошли почти семилетний цикл, но я решил это сделать. Дабы другим неповадно было, может быть. Ретивым следователям, молодым оперативникам… Группа следователей получила за нас медали, квартиры, досрочные звания… Наверное, им сейчас икается.
Таможня обезглавлена! Однозначно, эта ситуация устраивает решал, смотрящих, жрущих тот медовый пирог, о котором мы говорили, и пьющих кровь из экономики Украины
– Что происходит сегодня на украинской таможне?
– Украинская таможня деградировала. Она непрофессиональна, разложена морально и не способна обеспечивать экономическую безопасность государства.
– Это приговор или это можно изменить?
– Это свершившийся факт, и перестраивать нечто другое в системе координат Государственной фискальной службы невозможно. У украинской таможни два с половиной года нет руководителя!
– Отлично!
– Начальник Винницкой налоговой администрации, который стал и.о. заместителя председателя ГФС у Романа Михайловича Насирова, Мирослав Продан, сегодня еще и и.о. главы ГФС. Одни и.о., а руководителя нет! Директор департамента организации таможенного контроля уволился, все департаменты убиты, уничтожены, остались один-два. Таможня обезглавлена! Однозначно, эта ситуация устраивает решал, смотрящих, жрущих тот медовый пирог, о котором мы говорили…
– …и пьющих…
– …кровь из экономики Украины. Но это ненормально для страны с такими границами, народонаселением и экономикой.
– Это правда, что украинская таможня сегодня работает с Крымом, как с другим государством?
– Да, правда. Так же оформляются грузовые таможенные декларации, пассажиры, пересекающие границу…
– …это позор?
– Это не нормально.
– Зона АТО сегодня – действительно лакомый кусок для контрабандистов с обеих сторон?
– Да. Слово «контрабанда» не совсем применимо к зоне АТО, но по-другому незаконное перемещение грузов не назовешь, это внутренняя контрабанда. Это колоссальная проблема и колоссальный теневой рынок.
– И участники этого рынка?
– Силовые структуры. Таможенников, понятное дело, там нет, потому что таможенная служба стоит пока еще на границах страны, а не на линии разграничения, хотя такая идея была. Я выступил категорически против, будучи зампредом ГФС, сказал: «Ребята, вы о чем говорите? Мы таким образом признаем суверенитет этих лжереспублик?»
– Мне говорили, что там крутятся миллиарды долларов. Это так?
– (Кивает). Речь об огромных суммах.
– Как вы думаете, война вообще закончится – при таких деньгах с одной и другой стороны? Она же всем выгодна, кто участвует в процессе…
– Я уверен в том, что при наличии политической воли у людей, которые принимают решения, все можно сделать очень быстро.
Если бы в 2014-м «евробляха» попыталась заехать на территорию Украины, я разобрал бы ее до винтика в пункте пропуска. Она бы там сгнила: первая, вторая, третья, 10-я, 18-я
– Кто сегодня лидер по контрабанде у нас? Одесса?
– Точек входа контрабанды в Украине очень много. Одесса – это классическая точка входа, и я думаю, она была и остается лидером. Но сейчас потоковую контрабанду можно найти даже там, где раньше ее никогда не было, в тех же Сумах или Шепетовке.
– Кто крышует контрабанду? Те же люди?
– Дельцы, которые сопровождали ее много лет, не поменялись. Те же силовики, которые постоянно пытались это сделать и с коими у меня были непростые отношения. Я их выгонял, и нормативно, и по-разному, выталкивал из зон таможенного контроля. Эффективность их работы – ноль целых ноль десятых, тема одна: зарабатывание коррупционных денег и становление бизнеса.
– Что вы думаете о «евробляхах»?
– Если бы при мне, в 2014-м, «евробляха» попыталась заехать на территорию Украины, я разобрал бы ее до винтика в пункте пропуска, придумал бы повод. Она бы там сгнила: первая, вторая, третья, 10-я, 18-я… 1500 кузовов стояло у меня на Волыни, в пункте «Ягодин»: не могли завезти. Пытались отдельно завести кузов, отдельно – машинокомплект. Мне говорят: «Мы не можем больше держать!» – «Ищите наркотики. Не нашли – пилите, они золотые!» И аппетит завозить пропадал, понимаете? А когда ребята создали схему, мотивировали коррумпированных чиновников ГФС, ниша открылась. – А есть прецеденты в мире, когда таможня работает честно?
– Вся Западная Европа так работает. Прибалты…
– …грузины…
– …да, абсолютно прозрачно.
– Значит, можно?
– Можно.
– И мы можем?
– Конечно. Но пока не хотим. Есть три простых условия: изменить кадровую политику, провести мощную кадровую чистку, вернуть лжелюстрированных специалистов, потому что некому учить скоро будет…
– …понятно…
– …и выгнать заробитчан в погонах. И третье – дать адекватную заработную плату. Польский таможенник сегодня получает не так уж много, по европейским меркам, – 1000 евро. Но это фиксированно, плюс хороший соцпакет и беспощадная борьба с коррупцией. Не фейковая, а настоящая.
Чтобы нормальный молодой человек пошел работать в Киевскую таможню, зарплата должна быть хотя бы долларов 700
– Сколько сегодня наш таможенник получает?
– Молодой, только пришедший – в пределах 300 долларов.
– А сколько должен получать?
– Чтобы нормальный молодой человек пошел работать в ту же Киевскую таможню – ну, хотя бы долларов 700.
– А можно сделать так, чтобы за груз перехваченный проценты начислялись?
– Можно и нужно! Я с такими инициативами и выступал. В украинской таможне сегодня работают 9800 человек. Это совсем мало, у нас работали 18 000. 40 процентов сейчас – это оперативный состав, меньше половины. Вот этим людям надо дать адекватную заработную плату и поставить над ними не службу собственной безопасности, которая сейчас в ГФС коррупцией занимается, не силовиков, а нормальных контролеров…
– …и безобразие прекратится?
– Не сразу, но со временем. Поляки через это прошли, они до сих пор сменами кладут в асфальт своих таможенников…
– …да вы что?!
– Сменами! То есть понятно, что дыры в границе будут, но не будет сплошной дыры.
– И вы верите, что украинская таможня сможет прозрачно и честно работать?
– Абсолютно уверен в этом. Грузины смогли, а мы – почему нет?
– Я хорошо помню, что вы были на Майдане в самые тяжелые дни. Когда там оставалось человек 500, когда была реальная угроза жизни, вы ночевали там. Сегодня я задаю себе вопрос: если бы я знал, чем все это закончится (имею в виду потерю территории, множество погибших и раненых, курс доллара и прочее), вышел бы я туда? И отвечаю: нет. Я имею право на этот ответ, я всегда перед собой честен. Ни разу никто мне так не ответил. Все говорят, что все равно бы вышли. Хоть в результате одни воры сменились другими. Скажите: а вы бы вышли, зная, к чему все это приведет?
– Воров сменили барыги, я бы так сказал. Если бы я знал, что так будет, то, наверное, вел бы себя немного по-другому. Но однозначно был бы на Майдане. Только на сцену бы не смотрел с упоением…
– …а смотрели?
– К сожалению, да.
– Поддались?
– (Кивает). И я, тертый калач, со сроком… Поверил, в чем каюсь. Во второй раз не поддамся. Наверное, что-то буду делать по-другому.
– Однажды вы прямо из моего дома уходили туда, в ночь. И с вами – целая группа офицеров запаса, которые готовились к самым непредсказуемым событиям. Вы реально были готовы умереть?
– Мы уходили в ту ночь, когда начали убивать. Мне удалось сохранить всех своих людей, но, увы, случилось то, что случилось.
– Коррупции сегодня больше, чем при Януковиче, на ваш взгляд?
– Трудно сказать, больше или меньше. Но она стала массовой, тотальной. Циничной и беспросветной.
– Насиров – герой или жертва?
– Для меня Роман Михайлович Насиров — человек, который финализировал уничтожение украинской таможни.
– Каков сегодня в стране принцип назначения людей на высшие должности? Правильный ли он и какой должен быть, как считаете?
– Сейчас у нас лжеконкурсы, подковерные договоренности, никчемные кадровые решения – за редкими исключениями. Надо вернуть компетентных людей, пересмотреть закон о лжелюстрации и проводить нормальную кадровую политику. Номенклатуру годами выращивают, а не берут из воздуха фейковых реформаторов. Это очень серьезная тема, и сегодня, я считаю, мы полностью потеряли кадровый потенциал роста.
– Талантливый человек талантлив во всем…
– …спасибо!
– …я восхищаюсь вашими афоризмами, которые вы периодически выкладываете в Facebook, и знаю, что вы пишете стихи. Давайте, чтобы наши зрители тоже это почувствовали, процитируем какой-то афоризм и стихотворение… – Ну, последний из неопубликованных: «Не садите – да не садимы будете». (Улыбается). А недавно, когда смотрел хронику Facebook, написал, что лента новостей превращается в ленту ненавистей. Знаете, афоризмы пишут несостоявшиеся романисты. Лентяи.
– И стих…
– Короткий – из флотского прошлого. Своей супруге написал:
Об одном прошу: не надевай
Эти с бабочками черные колготки.
Милая моя, не забывай:
Я служу на атомной подлодке!
– Евгений Александрович Евтушенко когда это услышал, написал мне: «Автору бессмертной рифмы «колготки – подлодке», талантливому поэту Толе Макаренко. С уважением, Евтушенко».
А если есть буквально пара секундочек…
– …всего пара…
– …в 1990 году, накануне нашей независимости, родились такие слова:
Вкраїні я бажаю волі,
Собі і вам – всього в достатку,
Щоб незалежну, кращу долю
Ми здобули своїм нащадкам,
Щоб нас ніколи не спіткала
Зажурена лиха година,
Жила щоб завжди в мирі з всіми
Весела, горда Україна!
– Анатолий Викторович, спасибо вам! С удовольствием пожму вашу руку и скажу, что если когда-нибудь выдвинете свою кандидатуру на президентские выборы, буду за вас голосовать!
– Один голос у меня уже есть, спасибо!
Записала Анна ШЕСТАК
https://gordonua.com/publications/makarenko-kogda-my-obnyalis-s-timoshenko-posle-eyo-tyurmy-ona-pahla-tak-zhe-kak-ya-posle-svoey-prelyy-zapah-beznadegi-243924.html
ВИДЕО
