Используя общественное настроение в поддержку балканских народов, правительство России попыталось оказать давление на Османскую империю с целью добиться прекращения репрессий против повстанцев-славян и предоставления автономии Боснии, Герцеговине и Болгарии. Турция отказалась обсуждать эти предложения, и 12 апреля 1877 г. Россия объявила ей войну. Союзниками России в той войне были Румыния, Сербия и Черногория.
Пройдя маршем по территории дружественной Румынии, русская армия перешла границы Болгарии, быстро развивая свои стратегические инициативы. Однако начать крупномасштабное наступление не позволяла группировка турецких войск в городе Плевен (Плевна). Плевна имела важное стратегическое значение, ее сильный гарнизон угрожал переправам через Дунай. Эта турецкая группировка постепенно наращивала силы и могла через короткий промежуток времени нанести удар во фланг союзнической армии. Угрозу, исходящую от Плевны никак нельзя было оставить без должного внимания.
В начале июня месяца было принято решение о штурме Плевны. Русское командование выделило для занятия Плевны девятитысячный отряд генерал-лейтенанта Шильдер-Шульднера, который вечером 7 июля вышел к окрестностям города и на следующее утро атаковал турецкие позиции. 15-тысячный гарнизон Плевны отразил разрозненные атаки русских полков, нанеся им серьезные потери (2,5 тысячи человек).
После сосредоточения под городом всего корпуса Криденера (26 тысяч солдат, 140 орудий), 18 июля был предпринят второй штурм Плевны. К этому времени Осман-паша сосредоточил в городе около 23 тысяч человек и 58 орудий. Криденер не имел сведений о силах турок, преувеличивал их численность и действовал нерешительно. Атаки велись с востока и юго-востока в лоб против наиболее укрепленных участков, войска вводились в бой по частям. Штурм закончился неудачей. Потери русских составили 7 тысяч человек, турок — около 4 тысяч человек.
К третьему штурму русские войска готовились основательно. К 30 августа под стенами Плевны была создана группировка из 84 тысяч человек при 424 орудиях (в том числе 32 тысячи румынских солдат при 108 орудиях). Но и третий штурм никак нельзя было назвать победным. Союзные войска и на этот раз не смогли прорвать турецкой обороны. Удача сопутствовала только отряду генерал-майора Скобелева. В состав этого отряда входил 61 пехотный Владимирский полк. Именно воинам этого полка удалось отбить у турок редут №1 (Каванлык, иначе Абдул-бей-табия). Затем на помощь владимирцам подошли силы Суздальского полка, и был отбит еще один редут. Далее развить успех не удалось, и русские воины перешли к обороне захваченных редутов.
Командиром одного из батальонов Владимирского полка служил майор Федор Матвеевич Горталов. Федор Матвеевич происходил из дворян Костромской губернии. Родился он в 1839 году в семье обедневшего помещика, а воспитывался в военной школе при 22-ой пехотной дивизии. В шестнадцать лет Федор Матвеевич был зачислен унтер-офицером в шестой линейный Финляндский батальон, а в 1859 году, получив звание прапорщика, он был переведен в 61-й пехотный Владимирский полк. Военная карьера Горталова не задалась. За восемнадцать лет службы он смог дослужиться только лишь до звания майора. Для сравнения можно привести пример из блестящей карьеры Михаила Дмитриевича Скобелева, который получив первое офицерское звание на четыре года позже Горталова, в 1877 году был уже известным на всю Россию генералом. Но не всем суждено быть генералами, а кто-то должен и «лямку» батальонного командира тянуть. Читая биографию Горталова, я сразу же вспомнил артиллерийского штабс-капитана Тушина, о котором рассказал в романе «Война и мир» Лев Николаевич Толстой. Вечно невзрачный штабс-капитан Тушин тушевался да спотыкался при начальстве, но в бою он мгновенно преображался в другого человека. В того человека, какого без зазрения совести можно назвать «отцом солдата». «Солдаты, большей часть красивые молодцы (как и положено в батарейной роте на две головы выше своего офицера, вдвое шире его), все, подобно детям в затруднительном положении, смотрели на командира и выражение его лица неизменно отражалось на их лицах». В бою для солдат батареи Тушина не было никого выше их командира, а в мирных условиях неуклюжесть штабс-капитана нередко вызывала смех у его начальников. С подобным характером, конечно же, чинов больших не добьешься. Для чина обязательно показаться надо. А вот показаться-то Тушин не умел.
Таким же мне представился и Федор Матвеевич Горталов.
30 августа 1877 годы солдаты батальона Горталова первыми ворвались во вражеский редут. Атаковали они этот редут через кукурузное поле. Вернее, не сразу атаковали, а сперва ползли по тому полю. Умело ползли, так умело, что турок их не сразу и заметил. А уж, как заметил, так тут же началось адское месиво. Из всех видов оружия бил неприятель «владимирцев», но горстка удальцов смогла подползти редуту и поджечь сухую солому. Около редута занялся пожар, вызвавший некоторое смятение турецких солдат. Этим смятением батальон Горталова и воспользовался в полной мере. Выскочив из огня и дыма, чудо-богатыри штыковой атакой обратили неприятеля в бегство. Когда радость победы слегка улеглась, Федор Матвеевич увидел, что от его батальона и половины не осталось.
— Где люди?! – горячился Горталов, требуя отчета от ротных командиров. – Такими силами нам редута не удержать! Где?!
Кто-то высказал предположение, что некоторые солдаты испугались во время атаки и спрятались в зарослях кукурузы. Оставив за себя ротного командира, Федор Матвеевич взял двух солдат и пошел вместе с ними обследовать кукурузное поле. И десяти метров не прошли они по зарослям, как наткнулись на раненного воина. Горталов приказал нести пострадавшего в редут к батальонному лекарю, а сам пошел дальше по кукурузному полю искать отставших солдат своего батальона. И надо же было так случиться, что вместо подчиненных своих Федор Матвеевич «наткнулся» на генерал-майора Скобелева, спешившего вместе со своей свитой в захваченный редут. Генерал, узрев идущего полю майора взревел во всю мощь своих легких:
— Куда, майор?! Труса празднуешь?! Люди в редуте гибнут, а он по полю шатается! Позор!
Горталин так растерялся от подобной встречи, что слова промолвить не мог, а только покраснел пуще перезревшей свеклы. Скобелев же, пришпорил белого коня и помчал, ломая кукурузные стебли, к редуту. А Федор Матвеевич тут же забыл для чего на это поле пришел и вприпрыжку поспешил за всадниками, повторяя на ходу в полголоса одно и то же:
— Да как же так-то? Я же солдат своих искал! Да разве я струсил? Да как же так-то?
К редуту тем временем подтягивались русские войска. И уже штаб 61-го пехотного Владимирского полка во главе с командиром Василием Федоровичем Аргамаковым наскоро устраивался на новом месте. Горталов, как командира заметил, так со всех ног и к нему.
— Беда! – кричит. – Беда, Василий Федорович!
— Что случилось? – мгновенно отозвался командир.
— Беда, — подбежал запыхавшийся Горталов. – Сейчас генерал Скобелев сказал, что я трус последний.
— Да, не может быть, — махнул рукой Аргамаков. – Ты, Федор Матвеевич, напутал чего-нибудь.
— Ничего не напутал! – начинал горячиться майор. – Так генерал и сказал: труса, мол, празднуешь… А я солдат по полю кукурузному искал. Думал, отстал кто… А он тут… Беда-то какая. Помоги мне, Василий Федорович. Христом Богом тебя прошу, помоги. Скажи генералу…
— Конечно, скажу, — огладил бороду полковой командир. – Завтра же и скажу.
— Ты, до завтра-то не откладывай, — продолжал настаивать на своем Горталов. – Вон он идет. Пойди сейчас и скажи. Пойди.
Скобелев как раз и проходил по позициям Владимирского полка.
И Аргамаков пошел. Выслушал он сначала генеральские указания о недостатках в оборонительных линиях, бодро пообещал исправиться, а потом, тряхнул головой, закашлялся чуть-чуть, и показывя рукой на Горталова (никак не мог Василий Федорович отказать сослуживцу) и сказал:
— По моему приказу майор Горталов ушел с редута тыл осмотреть, а не по трусости. Он одним из первых в редут вражеский ворвался. Не трус он, ваше высокоблагородие, никак не трус. Это один из лучших офицеров полка. Я его за прошлые баталии к Георгию представил. Не трус он.
— Ты о чем это? – никак не мог понять полкового командира генерал Скобелев.
— Да, вот. Батальонный мой, майор Горталов. Не трус он, а хороший офицер.
Генерал внимательно посмотрел на вытянувшегося в струнку Горталова и улыбнулся.
— Так это я тебя майор в кукурузе встретил.
— Так точно! Меня! Только я не струсил…
— Ладно, — махнул рукой Скобелев. – Командир за тебя всё сказал. Я ему верю, сказал он, что ты храбрый воин, так, значит, так тому и быть. Назначаю тебя комендантом левого редута. Держи его. Изо всех сил держи. Турки этот редут просто так нам не оставят. Помяни мое слово, с минуту на минуту в атаку пойдут. Иди, майор, готовь оборону. С тебя спрошу, если редут туркам отдадим. Ты, комендант. Выстоишь?
— Не извольте сомневаться, ваше высокоблагородие. Умру, а редута супостату не отдам. Честное слово!
И после этого разговора со Скобелевым у Горталова, словно крылья выросли. Всё внутри у него кипело от радости. Каждую щель проверил, почти с каждым солдатом поговорил, пригнувшись перебегая с места на место, и даже пушку самолично помог в нужное место установить. Турки дотемна обстреливали редут картечью и что-то зычно кричали.
В атаку они пошли наутро следующего дня. Солдат турецких возле редута собралось много. Шли они на бой под своим священным знаменем и с молитвой. Настырно шли.
— Как блох на хвосте у пса бродячего, — молвил фельдфебель Новожилов, пристраивая поудобней ружье. – Вот, басурмане.
Первую атаку защитники отбили ружейным огнем. Только праздновать победу было некогда. Второй приступ начался сразу же. Кроме атаки на редуты было заметное оживление противника и по флангам. Ночью турки сосредоточили возле редута значительные силы. После того, как была отбита четвертая атака и турецкие отряды стали обходить редуты с флангов, генерал принял решение отойти. Он приказал начать отвод сил Владимирского и Суздальского полка, а к комендантам редутов Горталову и Мосцевому были отправлены офицеры связи с приказом. В это время гарнизоны редутов отбили пятый штурм. Потери среди русских солдат были огромные и держались защитники редутов из последних сил. Основные русские силы от редутов отступили, только коменданты: подполковник Мосцевой и майор Горталин малыми силами продолжали удерживать позиции. До тех пор не отходили они, пока сам генерал Скобелев лично не подъехал на близкой расстояние к редутам и приказал оставить позиции. Когда защитники редута начали отход, кольцо окружения начало «замыкаться», пробивались штыками. Бойцов правого редута вел в штыковую подполковник Мосцевой, а отрядом левого командовал штабс-капитан Абадзиев. Майор Горталов отказался покинуть боевые позиции.
— Я честное слово офицера дал, что не уйду живым с редута, — сказал он Абадзиеву, приказывая уводить к своим уцелевших бойцов. — . И как же я тогда жить буду, если не исполню его?
«Повернувшись лицом к неприятелю, без шапки, скрестив на груди руки, стал он на земляной насыпи в ожидании смерти. Не прошло и минуты, как турки подняли его на штыки и разорвали на части». Так написал о последних минутах жизни героя в своей книге « Доблести русских воинов» митрополит Серафим (Чичагов).
Так погиб майор Горталов. Через несколько дней в штаб 61-го Владимирского полка курьер привез Георгиевский крест за прежние подвиги Горталова, но вручить его уже было некому.
Алексей Филиппов
