У каждого человека наверняка сохранились самые яркие впечатления детства, — именно потому, что они первые, и уже поэтому – замечательные. Для кого-то это первая поездка в гости в другой город, для других – первое красивое платье или шшшшшикарный трехколесный велосипед… Честно скажу – ничего этого я не помню. А вот что касается приобщения к искусству – помню замечательно. И к театру – в особенности…
Я рос в начале шестидесятых на юге Украины, в степном, виноградном, садовом и пшеничном краю, между Черным морем и Уманью. Николаев, Одесса и Кривое озеро, районный центр на трассе «Одесса-Киев» — точки на карте, где начиналась моя жизненная история и география. Меня привезли к бабушке Антонине Климентьевне в двухнедельном возрасте и забрали уже в школу – так что осмысление окружающего мира в певучих звуках украинского языка началось именно там.
Начало шестидесятых – время очень интересное. Кукурузная эпопея, над которой втихяря потешалась вся Россия, в тех местах не вызывала никакого ажиотажа: кукурузу и подсолнечник там сеяли с незапамятных времен, земля была благодатной. Богатые местные базары вполне закрывали продовольственную проблему – вкус тамошнего сала и рождественских колбас не забыт до сего дня, а потрясающий бигос из капусты с крольчатиной и сегодня мое фирменное блюдо. Мои родители принадлежали к довоенному поколению, и время их молодости как раз припало на середину пятидесятых – начало шестидесятых. Они уже забыли, что такое голодные годы, они уже побывали на Московском фестивале молодежи и студентов (где, собственно, и зародилось мое земное существование…), читали Хэмингуэя и Джека Лондона, были завзятыми меломанами (отец прекрасно играл на баяне, а мама знала огромное количество украинских «спиванок» — песен, исполняемых а-капелла) и очень любили театр.
Однако я узнал про театр задолго до того, как увидел вживую партер, кулисы и буфет с кремовыми трубочками.
Главных источников информации в деревне в те годы было три. Самые свежие новости можно было узнать у колодца, где специально с этой целью собирались соседки с ближайших улиц. «Говорят, будут носить длинное и широкое» — главное содержание этой коммуникативной площадки, и высоко культурная Фима Собак вполне пришлась бы там к месту. Шоу было потрясающее: с перевоплощением в образы, с импровизацией и даже с гримом… Второй – печатный. Выписывали «Сельские вести», районную газету, в каждом районе свою, и частенько «Перец» — сатирический журнал, младший родственник всесоюзного «Крокодила». Там печатались замечательные сатирики и юмористы: Павло Глазовой, Юрий Кравченко, Степан Олийнык…Шутить и смеяться тогда умели, и темы фельетонов (очень популярный жанр того времени) зачастую становились предметами всестороннего обсуждения и тщательного разбора – не только у колодцев, но и в кабинетах сурьезных партийных и комсомольских «керивныкив» — то есть руководителей…
Но самым популярным громогласно заявляющим новостеносителем была радиоточка. Сегодня, когда могут говорить двери в лифтах, навигаторы в машинах и холодильники на кухнях, нынешнему молодому поколению трудно понять, насколько притягательным был маленький динамик, висевший на стенках (мода с военных времен: я еще помню здоровенные тарелки-репродукторы, которые поставили в публичных помещениях аж в 44 году, сразу после освобождения из-под румынской оккупации). Радиоточка будила по утрам (передачи начинались в шесть часов гимном Украины), веселила в обеденный перерыв (программа «Робітникам ланів та тваринницьких ферм» — «Работникам полей и животноводческих ферм» передавала замечательные дивертисменты с участием лучших артистов), а по вечерам приобщала к высокому искусству программой «Театр у микрофона».
Хотите – верьте, хотите – нет, но я совершенно точно помню самый первый спектакль, который прослушал от начала до конца, дождливым весенним вечером году в шестьдесят втором… Спектакль назывался «Мартын Боруля» по пьесе Карпенка-Карого, выдающегося драматурга, писавшего на украинском языке. Сюжет – своего рода ремейк «Мещанина во дворянстве»: состоятельный арендатор изо всех сил намерен заполучить дворянский титул, выглядит при этом уморительно, терпит закономерное фиаско и далее – хэппи энд: его прекрасная дочка выходит замуж за любимого парубка… В общем, все счастливы. Спектакль театра имени Ивана Франко, главную роль играл великий Гнат ЮрА – корифей украинской сцены, которого при жизни сравнивали с Качаловым и Тархановым… в общем совпадало: был маленький, как Тарханов, и «тянул» текст, как Качалов. Николай Яковченко, Валентина Чайка, Марьян Крушельницкий… ИМЕНА! Спектакль передавали несколько раз – и всякий раз я выслушивал его от начала до конца, уже ожидая смешные сцены и забавные обороты речи… В общем, некоторое время спустя я знал спектакль наизусть.
И надо же было такому случиться, что «Мартына Борулю» взялся ставить местный драмкружок! Тогда самодеятельность была на подъеме – районная хоровая капелла в Киеве выступала… В общем, когда мама приехала на время в деревню – было решено пойти на спектакль в районный дом культуры, располагавшийся в здании старого костёла, еще дореволюционного. Акустика – будь здоров, даже в самом дальнем углу прекрасно слышно, чего говорят со сцены. А я с мамой и бабушкой сидел чуть ли не носом к сцене – занавеса не было… А дальше началось самое интересное.
В каком-то месте я не услышал знакомого текста. И еще раз. И еще! И наконец не выдержал: «Вони брешуть! Бо в радіві не так було!» В смысле – дурачат вас, почтеннейшая публика, по радио не так передавали… Естественно – на весь зал, на всю тамошнюю акустику! Успех спектакля был неимоверным, потому что публика хохотала до колик, и актёры от них не отставали. А я честно обиделся: ну я же точно помню, что Омелько (слуга, герой Марьяна Крушельницкого) брал из дому своё сало и свой хлеб, и у него тулуп украли – а про это не сказали! Ну нифигасе!
Режиссер-постановщик, учитель украинской литературы из соседнего села, подошел после спектакля, и, утирая слезы, сказал: «Не знаю, хлопче, светит ли тебе по жизни стать актером и выйти на сцену, но критикосуфлер из тебя – что надо! Приходи через пару месяцев – «В степях Украины» играть будем!» Слово я запомнил – хотя и не понял. «В степях Украины» прошло без замечаний… Однако через какое-то время этот же спектакль передавали в «Театре перед микрофоном»! Внимательно прослушав его от начала до конца, я скептически заявил своим женщинам: «Все равно брешут! Сами понавыдумывали, чего там на самом деле нет!»… Так что критический элемент во мне сохранился – даже без суфлерской функции…
В семьдесят девятом году, летом, перед убытием к месту службы на Краснознаменный Тихоокеанский флот я приехал в Кривое Озеро – к многочисленным тогда родственникам… Проходя мимо клуба, увидел афишу: завтра — двадцатипятилетний юбилей Народного театра имени Марьяна Крушельницкого. В фойе украшали стены, в зале прогоняли фрагменты из спектаклей. А на стенде у стены – фотография и вырезки из газет… «Спектакль «Мартын Боруля» получил первую премию на смотре Народных театров в 1962 году в Киеве…» И грамота, подписанная народным артистом СССР Марьяном Крушельницким, артистом Государственного украинского театра имени Ивана Франка. Тем самым Омельком, у которого кожух украли.
Сзади кто-то подошел: «Доброго здоровья… Вы к нам от шефов?» Я обернулся – передо мной стоял сильно поседевший, но такой же узнаваемый режиссер из детства. «Нет, я не от шефов. Но я считаю, что успех этого спектакля в Киеве – отчасти и моя заслуга…» Режиссер отвел взгляд и наклонил голову: «А ну еще что-нибудь скажи…те…». Я усмехнулся и громко, на всю акустику провозгласил: «Брешуть! В радио такого не говорили!»… Режиссер расхохотался: «Суфлерокритик!» Я возразил: «Критикосуфлер! Текст забывать нельзя…». Он улыбнулся, снял со стенда фотографию и отдал мне. «Держи, критик! На добрую память…»
Фото затерялось в юдоли земной… с того времени прошла целая жизнь – сорок лет. Однако до сих пор в моих ссылках ютуба – тот самый спектакль 1953 года. Те же ВЕЛИКИЕ. И тот же текст – который слушается, как песня из детства… Из радива.
