В памятном каждому отставному офицеру советского военного флота в «КУ-1959» (Корабельном уставе 1959 года), есть специальный подраздел (статьи 435-445), посвящённый корабельной кают-компании. Документ гласил, что офицеры избирают кого-либо из своей среды (с должности ниже помощника командира корабля) для заведования их общим столом. Оговаривалось, что в дополнение к своим прямым функциональным обязанностям избранный «…несёт ответственность за состояние инвентаря кают-компании и руководит работой вестовых, …получает отчисленные на продовольствие суммы и ведёт приходо-расходные книги», а также организует закупку дополнительных продуктов из средств, собранных офицерами на улучшение своего питания. Каких-либо «бонусов» эта выборная должность не давала, разве что «…по истечении трех месяцев заведующий столом имеет право отказаться от своих обязанностей», а в случае недовольства офицеров мог быть немедленно смещён.
Такой вопрос, в ряду прочих насущных, решался, как помнится, весной 1974 года, в первый день после переселения нашего экипажа из казармы возле пл. Труда в г.Ленинграде на стоявший у причальной стенки судостроительного завода имени А.А.Жданова БПК «Адмирал Исаченков». Да, тогда мы, 33 офицера (половина – лейтенанты выпуска 1973 года) набранного на Тихоокеанском флоте первого экипажа этого корабля впервые очутились в стенах своей просторной, красивой и уютной кают-компании. Сорок пять лет уже минуло, но до сих пор ясно помню их лица и голоса. Командир, капитан 2 ранга Г.Я. Сивухин, среднего роста и крепко скроенный «морской волк» с нарочито грубыми повадками, как позднее выяснилось, был также весьма искусным дипломатом. Старший помощник командира («старпом») капитан 3 ранга Г.И. Дубина выглядел и вел себя в полном соответствии с фамилией. Был умен, чрезвычайно работоспособен, жесток и безжалостен к нарушителям корабельных правил и воинской дисциплины. Политработников откровенно ненавидел. Как рассказывали, дважды был «отставлен» от назначений на высшую должность по причине инициированных политотделом партийных взысканий. Взаимосвязь эту хорошо усвоил, со старшими «замами» в конфликты не вступал, но младших, при случае «гонял» крепко и с удовольствием.
Заместитель командира по политчасти капитан 3 ранга В.Л. Запесочный, украинец из бывших студентов, был человеком беззлобным, даже добрым, но нерешительным, склонным к компромиссам. Секретарь партбюро капитан 3 ранга В.В. Плискин, маленький ростом и с тихим голосом, обладал, между тем, настоящими бойцовскими качествами, был человеком уважаемым, честным и принципиальным. Обратив внимание на мелочные придирки старпома к секретарю комитета комсомола (серьёзных поводов не имелось), опытный Владимир Васильевич дал мне добрый совет. После очередного долгого и громогласного «спича» старпома на общем построении о непорядках в боцманской команде (где все комсомольцы!), я скромно постучался к нему в каюту. Демонстрируя горячее желание решительно покончить с безобразиями, предложил этим же вечером провести у боцманов расширенное комсомольское собрание. И ему, как высокоавторитетному человеку и члену КПСС предлагается выступить там с докладом. Перед этим я узнал, конечно, что старпом отпросился у командира на «сход». В общем, собрание прошло без него, правда, и «наезды» враз прекратились. Опытен и умён был Георгий Иосифович, скоро организовал мне «ответку»…
Разумеется, все выносимые для обсуждения и решения в офицерской кают-компании вопросы предварительно обговаривались командиром, замполитом и старпомом. Заведующий офицерским столом, как гласит корабельный устав, «…в своей работе руководствуется указаниями старшего помощника командира корабля». Тут он и вспомнил о строптивом «комсомольце», а замполит не смог или не захотел меня тогда отстоять. Помню, как открыв на нужной странице «КУ-159» Г.И. Дубина, глянув с недоброй ухмылкой в мою сторону, зачитал: «…Кают-компания должна служить местом тесного общения офицеров и культурным центром, способствующим воспитанию офицеров в духе идей Коммунистической партии Советского Союза, передовой советской военной науки», после чего предложил мою кандидатуру, как идейно закалённого выпускника политучилища.
Командиры корабельных боевых частей (БЧ) капитаны 3 ранга А.Егоров, В.И. Якушев, Б.А. Пермяков, люди опытные и много в жизни повидавшие, которым по статусу эта почётная обязанность уже не полагалась, переглянулись. Несколько сидевших рядом с ними более молодых, но уже хорошо познавших службу «каплеев» и «старлеев», эту обязанность ранее исполнявшие, но сейчас отнюдь не желавшие иметь дополнительные хлопоты, одобрительно закивали головами. Лейтенанты вроде меня, выпускники 1973 года Вова Чернов, Вова Ульянич, Вова Кузьмин, Вова Левашов, Шура Александров, Саша Сорокин, Толя Будяковский, Женя Житарев, Валера Чурсин и другие промолчали. В общем, я был избран без обсуждения и единогласно.
В тот же день сходил на стоявший рядом в ремонте БПК «Адмирал Дрозд», оформил по имевшимся там образам книги и дела, принял имущество маленького, примыкавшего к кают-кампании офицерского камбуза и построил для знакомства отделение вестовых. Всего было их человек шесть в белых голанках, все выпускники гражданских кулинарных училищ и профильного отделения севастопольской «учебки». Командовал вестовыми отслуживший уже 2,5 года старший матрос из Владивостока по имени Гена, фамилию коего за давностью лет уже не помню. Это был потомственный «пролетарий от ресторана», смазливый, вышколенный и угодливый. С гордостью рассказывал в кругу «годков», какие грандиозные чаевые имел от китобоев и прочих загулявших рыбачков, а «военморов» с невысокими окладами в их ресторане на морвокзале не жаловали. Был этот Гена еще и «стукачом», в связи с чем через пару дней мне пришлось давать объяснения старпому — почему:
— вестовые такие медлительные и «ходят пешком»,
— в меню кислая капуста вместо свежих овощей,
— лейтенант Александров пришел на утренний чай за одну минуту до конца приборки и с нарушением формы одежды,
— в кают-кампанию во внеслужебное время без приглашения заглядывал мичман Чечуй… и т.д. и т.п.
К счастью, кроме «комсомольца» старпом должен был постоянно приглядывать ещё за 340 подчиненными. Думаю, что по этой причине Георгий Иосифович после показательного воспитательного мероприятия в мои дела потом особо не вмешивался. Свои полномочия он передоверил помощнику командира корабля капитан-лейтенанту В.Д. Гужвину. Владимир Дмитриевич был милейший человек, флегматичный, искренний и доброжелательный ко всем, страстный футбольный фанат, в общем, абсолютно не пригодный к корабельной службе. По сей причине, кажется, и перехаживал в названном чине. Давно выйдя по возрасту из комсомола, был в нашем корабельном руководстве единственным беспартийным. И представьте ж мое изумление, когда отправившись за покупками для офицерского стола с рейда в славный город Лиепаю, увидел там на большом стенде с надписью «Передовые коммунисты флота» фотографию нашего В. Гужвина! Да еще в окружении отъявленных разгильдяев из боцкоманды БПК «Владивосток», добрую половину которых он забрал с собой и на «Исаченков». Мы с ним отлично сработались. Будучи заядлым курильщиком, помощник при стоянке на рейде находил возможность отправить заведующего кают-компанией на катере пополнить запас сигарет. Как-то из-за непогоды забрать меня обратно в тот же день не получилось. Не пропал, приглянулся молоденький неженатый лейтенантик синеглазой и белокурой продавщице, что выучила его в своей комнатке за ночь нескольким латышским словам, помню их и ее до сих пор…
Где-то в августе пришел я с «КУ-1959» в руках к замполиту напомнить, что кончился мой трехмесячный срок и желательно провести перевыборы. Понимания не нашёл, было сказано – справляешься, порули ещё один срок, там посмотрим. В конце сентября начались длительные (более месяца) государственные испытания корабля перед включением его в боевой состав ВМФ СССР. На борт прибыла многочисленная заводская «сдаточная бригада», приехали военные и гражданские специалисты с оружейных и приборных заводов, представители высоких штабов – только адмиралов трое или четверо. Питание в матросской столовой было в две, а в офицерской кают-кампании – в три смены. Тут я и приметил, что командир наш подобен незабвенному Михайле Ларионычу Кутузову, который был не только славным военачальником, но и опытнейшим царедворцем. Кают-компанейские дела Георгий Яковлевич взял под строгий контроль, лично ставил задачи вестовым по обслуживанию важных персон, а командир «гарсонов», стал у него особо доверенном лицом. С высоты прожитых лет вижу, что действовал командир в общем-то верно и мудро, ведь сытое и напоенное начальство не очень придирчиво.
В море день за днем мы, разделённые на смены, крутились как белка в колесе. Проходили в полигонах различные испытания механизмов, аппаратуры, корабельной артиллерии и торпедных аппаратов. И где-то уже в начале ноября пришло время испытаний главного оружия нашего корабля. Знали об этом только на ходовом мостике. Помню, как в тот памятный день весь он, от киля до клотика, содрогнулся (и мы тоже вздрогнули на боевых постах) от мощных ракетных залпов новейшего на тот момент противолодочного комплекса «Метель». Свой голос впервые подали две большие установки контейнерного типа по бортам, под крыльями ходового мостика. В каждой было по четыре мощных, в несколько тонн весом, крылатых ракет с подвешенными к ним торпедами. Они могли поражать подводные и надводные цели на расстоянии до полусотни километров как ядерной, так и обычной боеголовкой. Вскоре торжествующий голос капитана 2 ранга Г.Я. Сивухина объявил по корабельной трансляции об успешном выполнении боевой задачи.
Дали отбой затянувшейся тревоге, команду «бачковым на камбуз». Помчался и я контролировать сервировку адмиральского и офицерского стола, подгонять вестовых. Оголодавшее, но довольное военное и гражданское начальство быстро расправилось с холодными закусками, борщом по-украински, и взялось уже за отбивные. Все шло, казалось бы, отлично, только вот не видать что-то старшего над вестовыми. Заглянув в «гарсонку» я узрел нечто необычное. Всегда активный, артистично увивавшийся с подносом и салфетками вокруг начальства «пролетарий от ресторана» сидел в уголку согнувшись, и как бы в прострации мотал головой.
— В чем дело?
— Товарищ лейтенант… стаканы для компота… их нет…
— Как нет??????!
Главный «гарсон» обречённо молчал. Кое-как у других удалось выяснить следующее. Командир отделения приказал после завтрака перемыть все стаканы (сотню штук), и лично понёс их на трех, поставленных один на другого подносах, сушиться на верхнюю палубу. Место выбрал уютное – как раз у броневой газоотбойной плиты за контейнером «Метели». Из-за туч выглянуло осеннее солнышко, веял ветерок с моря, размечтался старший матрос о скором уже ДМБ. Твёрдо ему обещаны за труды нелёгкие после успешного окончания госиспытаний звание главного корабельного старшины и первоочередная демобилизация. Уже погоны соответствующие на новенький бушлат пришиты, есть и «беска» ручной работы с гвардейскими лентами аж до пояса. Радуйтесь, китобои и девчата владивостокские, скоро Генка заявится!
Золотые мечты эти развеял сигнал боевой тревоги (их до пяти в сутки бывало), и помчался пока ещё старший матрос на свой пост, согласно корабельного расписания. Стаканы оставил, ну что с ними может случиться в таком надежном месте? Вернулся после отбоя тревоги – нет ни их, ни подносов. Обратились под огненной струей одномоментно в молекулы и атомы…
Уяснив масштаб ЧП, помчался я в каюту помощника командира по снабжению лейтенанта В. Чурсина.
— Валера, стаканы в кладовой имеются?
Ответ был убийственным:
— Ни одного, есть только 10 железных матросских кружек. А в чем дело?
— Друг, выручай, метнись по каютам, собери стаканы, где найдешь, тащи в гарсонку!
Помчался обратно к вестовым, а их уже допрашивают командир со старпомом, обеспокоенные неподачей компота адмиралам. Через пару минут прилетел Чурсин с несколькими весьма несвежими, да ещё и гранёными стаканами. Их мгновенно промыли, нарядили в подстаканники и отнесли к адмиральскому столу. Прочим пришлось ждать, пока вымоют и доставят с матросского камбуза жестяные кружки. Сам видел, как пикантная дама бальзаковского возраста из какого-то засекреченного НИИ, выпив свой компот, с интересом покрутила жестянку в руках и поинтересовалась у сидевших напротив штабных чинов, что обозначает выцарапанная на дне пиктограмма «ДМБ-75»? Этот кошмар повторялся четырежды в последующие два дня, пока мы не ошвартовались в заводе. Первыми с борта сошли, разумеется, адмиралы, а через несколько минут после них и я. В кармане была оставленная для похода в ресторан заначка, курс – в посудный отдел «Гостиного Двора». Там я купил красивые тонкостенные стаканы по 14 коп. за штуку, оптом две большие коробки по 50 в каждой.
Пока ехал, оберегая их, в переполненном метро, утвердился в мысли примерно наказать виновника «стаканного» ЧП, который, к тому же, ещеё и позволил себе огрызаться на мои замечания. Корабль был непривычно тих и пуст: все прикомандированные, большинство офицеров и мичманов сошли на берег, команда отсыпалась. Хоть и с трудом, но мне всё же удалось уговорить оставшегося старшим на борту капитан-лейтенанта В.Д. Гужвина оформить злыдню пять суток ареста. Наутро с чувством выполняемого долга лично повёл его на гарнизонную гауптвахту (Садовая, д. З). Когда скучавший в приёмном отделении пехотный капитан с недовольным видом сверял по списку предметы в вещмешке арестанта, вдруг зазвонил стоявший у него на столе «сталинского» вида телефон. Дежурный поднял трубку, послушал, задал какой-то уточняющий вопрос, сверился с бумагами, после чего сказал мне:
— Звонил ваш командир Сивухин, арест отменяется, забирай своего бойца.
Как я теперь понимаю, после нашего ухода командир позвонил из дома Гужвину узнать обстановку, затем перезвонил в комендатуру. Может, все это в итоге было и к лучшему. Позже, за всю свою многолетнюю службу я ни разу лично не сажал матросов на гауптвахту, хотя отдавать под суд некоторых негодяев приходилось.
В тот день настроение было поганое. Несостоявшийся арестант выглядел именинником, а слонявшиеся по каютам «старлеи» Игорь Коваленко и Боря Безбородкин весьма едко надо мной подшучивали. Обидевшись на них и на весь мир, взял свои бухгалтерские книги и пошёл в кают-кампанию подсчитывать убытки. Там и сидел в полном одиночестве, пока не пришёл ещё какой-то «обеспечивающий» капитан 2 ранга. Помнится, это был флагманский артиллерист из штаба бригады строящихся и ремонтирующихся кораблей, высокий, лет под пятьдесят офицер. Мучимый, по-видимому, тяжким похмельем (выпил стаканов пять чая), он был настроен философски, и сказал мне, почти по-отечески:
— Что ты, лейтенант, сидишь здесь в выходной день! Шёл бы лучше в город, на танцы, веселись, пока молодой. Эх, было время, и мне девки проходу не давали, а теперь… (непечатно) …денег требуют.
Чёрт возьми, как же он был прав!
В.А.Лякин Третий выпуск КВВМПУ
20.01.2018
